– У меня? Вообще я петь люблю. Пою в церковном хоре.
– Вот это да. А знаете, я был бы очень польщен, если б вы спели для меня какой-нибудь гимн.
– Ой. Вы серьезно? Прямо сейчас?
– А когда ж еще. И абсолютно серьезно. Какой, например, у вас самый любимый?
– Да их столько… много. Но вообще я люблю «Боевой гимн Республики». – «Славься, славься, аллилуйя, истина грядет»…
– Точно.
– Он мне точно больше других нравится.
– Правда? И я его тоже люблю.
– Ну вот и спойте.
Кристин запела мощным красивым контральто, ничуть не хуже, чем у матерых исполнителей. Поначалу Херб слушал, ища в ее голосе забвения от своих мыслей, но постепенно они все равно взяли свое. Как там Джек? Где она? Что с ней может вытворять Лютер?
Закончив гимн, Кристин без паузы перешла на «Рок на века»[58].
Херб спиной припал к бетонной стене, такой холодной, что немели руки. Видимо, у Джек условия сейчас не лучше, а то и хуже. То же самое с Фином и Макглэйдом.
Что и говорить, похищение на кладбище Лютер спланировал мастерски. И видимо, не только его, но и много что еще. Себя Херб проклинал за легковерие. Если Кристин права и они сейчас в Мичигане, то чикагской полиции их не найти. И надежды на спасение нет.
Значит, женщина права. Скорей всего, их ждет смерть.
Дональдсон
Склад был промозглым, темным и бесконечным.
Судя по тому, как Люси хваталась за его руку и натыкалась на все подряд, она здесь не видела ни хрена.
Временами у него мелькал соблазн малеха над ней приколоться: высвободить рывком руку, отскочить и спрятаться за одной из этих машинных глыбин. А оттуда понаблюдать и похихикать, как она бродит и сослепу шарахается обо всякие железяки.
А что, было бы уморительно, даже при эдаких обстоятельствах. Думая об этом, он невзначай хохотнул.
– Ты чего, Ди?
– Да так.
– Нет, ты сейчас смеялся.
– Просто подумалось кое-что.
– Да? Ладно, можешь не рассказывать.
В ее голосе чувствовалась обида, и теперь вдруг задумка смешной уже не казалась.
На конце склада их ждала большая двустворчатая дверь.
Толкая створку, Дональдсон включил свой лягушачий фонарик, тусклый лучик которого метнулся через лестничный пролет на ступени, уходящие куда-то вниз, в угольно-черную темень.
– Прижмись-ка лучше ко мне, – попросил Дональдсон.
Люси обхватила его за пояс.
Почему-то сейчас это ощущение было лучше, чем норко.
Джек
Одна нога из-под меня выскользнула, и я по крутому цементному укосу неудержимо поехала вниз, в леденящую воду, где по колено ушла в вязкую грязь.
Ахнув от холода и внезапности, я начала спешно выбираться наверх, инстинктивно стремясь в темноте выбраться на сухое место. Но бетон был скользким, а уцепиться ни за что не удавалось.
Так и барахталась впустую, по икры в воде, от которой исходил стоялый гнилостный запах болотного газа. Вонь органического разложения и человеческих нечистот как будто состязались, кто из них сильней. Я поперхнулась, сглатывая рвотный позыв.
Или я уже теряла рассудок, или же за последний пяток минут в воздухе произошло какое-то изменение: где-то там на расстоянии, не определимом из-за полного отсутствия ориентиров, подрагивал неяркий, призрачный свет.
После небольшого колебания я тронулась в его сторону, бредя через стылую смрадную воду, которая уже доходила до пояса. Каждый шаг из-за чавкающей внизу грязи давался с немалым трудом.
Плескотня от моих движений под невидимыми сводами отдавалась пустым и гулким эхом. Мне показалось, что где-то во мраке, вдали от света, приглушенно раздаются человеческие стоны.
При всей своей вони, вода успокаивала боль от волдыря на моей правой руке, поэтому при ходьбе я держала эту ладонь опущенной книзу. Постепенно уровень воды шел на убыль – вначале ниже бедер, затем до колен, и вот я уже влезала на еще один бетонный скос ногами, испачканными грязью, а может, и кое-чем похуже.
В кольцо на стене здесь был вставлен факел, в трепетном свете которого я прочла надпись на очередной медной табличке:
КРУГ 5: ГНЕВ
Так плыли мы вдоль мертвого потока;
Вдруг весь в грязи дух выплыл из ручья,
Вскричав: «Кто ты, идущий прежде срока?»
А я: «Иду, но не останусь я»…
– Кто здесь? – послышался с непонятного расстояния оклик.
Голос был напряженный и явно в страдании.
Вместо ответа я вынула из кольца факел и вместе с ним побрела обратно в это болото, пока стылая вода не дошла до пояса.
В свете факела поверхность воды отливала маслянистой чернотой, как нефть.
– Кто здесь? – снова позвал голос.
– Меня зовут Джек, – откликнулась я. – Я иду к тебе на помощь.
За очажком факельного огня по-прежнему не было видно ни зги, так что я в своем направлении ориентировалась на звук.
Примерно через шесть метров, подрагивая, как в ознобе, свет факела высветил среди воды небольшой островок. Я остановилась и вгляделась. Общей площадью он был не больше пятнадцати метров и состоял из бетонных блоков, выступающих из воды буквально на ладонь.
На нем без движения, крест-накрест лежали двое.
– Эй, – осторожно позвала я. – Вы меня слышите?
– Они мертвые, – послышался голос из темноты.
– Ты уверен?
– Да.
– А от чего?
– Он заставил их биться.
В свете факела влажно блеснула сталь клинка, все еще зажатого в руке одного из мертвецов.
Я поднесла огонь ближе, и он изменчивым светом осветил их лица.
Молодые. А руки в татуировках уличных банд.
Оба в ошейниках, посредством которых Лютер несомненно этих парней друг на друга натравливал.
Я пошла вперед, и примерно через минуту в отсветах факела впереди начали угадываться цепи, а затем человек, распятый ими на бетонной стене.
– Я тебя вижу! – воскликнула я. – Почти уже добралась.
От усилий продираться по грязи ноги сводило судорогой, но я упорно шла, одолевая этот последний десяток метров, после чего выбралась по откосу на сухое место.
Передо мной стоял высокий, худой, по пояс голый мужчина, скованный кандалами, как в каком-нибудь рассказе Эдгара По. Был он полностью в грязи, светились только белки глаз. Ноги сведены вместе, руки раскинуты.
Я опустилась на пол и какое-то время переводила дух. Пальцы рук и ног мне сводило холодом.
Неизвестно, сколько я еще смогу все это терпеть.
– Ты ранен? – спросила я.
– Да вот, плечо… кажется, вывихнуто. Не помню, сколько я уже здесь. У тебя есть вода?
Я качнула головой, внезапно поняв, насколько мне самой тоже хочется пить.
– Как тебя зовут?
– Стив.
Я оглядела его. Примечательно, что ни одна из пропащих душ, с которыми мне пришлось пересечься в этих кругах ада, так и не уцелела. Лютер не хотел, чтобы я их спасала. Ему хотелось, чтобы я наблюдала за их страданиями и гибелью. Однако на Стиве ошейника не было – знак пусть и небольшой, но обнадеживающий.
– Я попробую тебе помочь, Стив, но сначала мне надо найти отсюда выход. Здесь где-то должна быть дверь с клавиатурой.
Его глаза замерцали слезами.
– Если ты думаешь отсюда уйти, то сначала тебе надо меня прикончить.
– О чем ты говоришь!
– Тебе надо меня убить.
– Стив, я не буду этого делать.
– Там за мной, на гвозде, висит пила.
– Стив…
– Ты не поняла. Если ты этого не сделаешь, он меня запытает до смерти. На его машине я уже был. Больше не хочу.
– Послушай…
– Перережь мне глотку, и тогда… – он угрюмо мотнул головой, – тогда ты сможешь открыть дверь, что у меня за спиной.
Только теперь я слабо разобрала очертания ржавой двери, к которой Стив, собственно, и был прикован. Как раз возле его бока торчала ее ручка.
Лютер хотел, чтобы я не просто убила Стива. Руки его были прихвачены к дверным косякам, а лодыжки вместе прикованы к низу самой двери. Не обрубив ему предварительно руки и ноги, открыть ее я не могла.
– Ни за что, – произнесла я, отступая на шаг.
– Прошу тебя, Джек. Я…
– Нет!
– … этого заслуживаю.
– Все равно нет. Такого не заслуживает никто.
Теперь Стив безутешно плакал.
– Я убил человека, – жалко бубнил он сквозь слезы. – Три года назад. Все эти годы я носил это в себе и вот теперь хочу, чтобы ты знала: я этого сам желаю! Тысячу раз я думал покончить с собой, да все храбрости недоставало.
– И все равно я этого не сделаю, Стив. Не могу.
– Ты понимаешь, что со мной тогда сделает Лютер?
Людей я в своей жизни убивала. Но даже с такой больной сукой, как Алекс Корк, это было нелегко. Не в смысле нажать на курок. И не в смысле уживаться потом с мыслью, что ты лишила кого-то жизни. Просто в голове не укладывалось, как у меня рука может подняться на прикованного к стене невооруженного человека, не важно, что он там содеял в прошлом и как отчаянно молит тебя его прикончить.
– Прошу тебя, Джек!
– Помолчи хоть минуту. Дай подумать.
Я подошла ближе, оглядывая дверь. Шарниров нет, значит, она открывается вовнутрь. Я для пробы налегла на ручку. Дверное полотно сместилось на дюйм, натянув цепь у Стива вокруг лодыжек.
– Ты можешь отпрыгнуть назад?
– Какое там прыгать: я вообще своих ступней не чувствую. Они у меня отнялись от холода.
– Лютер, ты слышишь? Я этого делать не собираюсь, – сказала я вслух.
Мой наушник молчал. Я огляделась в поисках камеры и заметила ее на стене, в трех метрах от пола.
– Ты меня слышишь, тварь? – спросила я, помахав рукой в ее глазок. – Я не собираюсь…
И тут дверь за Стивом с силой дернулась внутрь, захватив его ноги. Он издал вопль: вес перекинулся на руки. Дверь приоткрылась всего на несколько сантиметров, но в эту щель пролезла чья-то рука, зацепив висящую пилу. А в открывшуюся щель проглянули два глаза-буравчика.