Девятый круг — страница 2 из 30

Дональдсон1 апреля, 01:23

Жалкие двадцать шесть баксов, что дал Генри, ушли у них на бензин. Черт бы побрал эту оплату по счетчику: ни литра не умыкнешь. А у жирной суки Вайолет, хоть она и пригодилась, оказалась в заначке всего десятка, которая тоже ушла в бензобак. Поэтому теперь, если захочется жрать, еду и деньги придется где-то тырить. Хорошо, если попадется супермаркет: там риску меньше.

И чего они не додумались поесть у Вайолет? Уж у нее бы еда точно сыскалась. А так придется красть в попутном мини-маркете.

Дональдсон отправился на промысел первым, благо просторные карманы комбеза для кражи продуктов годились вполне, не то что на обезьяньем платьишке Люси.

Она в это время липовыми расспросами отвлекала дежурного индуса за прилавком: как проехать да как пройти.

В этом ночном магазинчике, безусловно, были камеры слежения, но сама эта контора от него наверняка далеко. Если продавец подловит, то можно будет отделаться своим убогим видом – дескать, мы, бедные, несчастные, больше так не будем.

Дональдсон успел умыкнуть пару пачек крекеров, упаковку с копчеными колбасками, несколько «сникерсов» и как раз тянулся за тем, что было по зубам лично ему – баночкой яблочного пюре, – когда за спиной раздалось грозное:

– Эй! Чем это ты тут занимаешься?

Он застыл в унизительном оцепенении, как в свои подростковые годы, когда получал взбучку от отца.

Продавец отпихнул в сторону Люси и с грозной решимостью подходил к нему.

– А ну мигом очистил карманы! Кому говорю!

Когда Дональдсон не отреагировал, этот гад своими руками стал вытаскивать у него все приворованное. Дональдсон таращился через плечо на Люси, которая сейчас лезла за спрятанной сзади в белье «береттой». Перед заходом он отдал ствол ей, чтобы больше места освободилось под съестное. Дональдсон покачал ей головой: не надо. Стрельба неминуемо значила оперативный вызов. Вместо этого Дональдсон опустил глаза и начал извиняться:

– Прости. Маковой росины во рту… Не ел вот уже…

– Ну так устройся на работу и заимей денег, утырок. Еще раз тебя тут увижу, копов позову.

Вытащив из кармана последний припрятанный «сникерс», он схватил Дональдсона за лямку комбеза и бесцеремонно выволок из магазина. Дональдсона во всех местах пронизывала боль, но сопротивляться он не посмел.

Снаружи он кое-как поравнялся с Люси, и уже вдвоем они заковыляли к своей четырехколесной срани, припаркованной через улицу.

– Ты должна была его отвлечь, – жалостливо напомнил он ей.

– Ты же видел, Ди, как он попер на тебя. Что я могла сделать?

– В следующий раз надо будет придумать план понадежней.

– А незачем. Пока он тебя окучивал, я сама кое-чем разжилась.

– Неужто едой? – воспрял Дональдсон, пуская слюнки от одной лишь мысли.

– Да нет. Кое-чем получше.

– Налом?

– Касса была заперта, так я вот что взяла.

Люси полезла под платье и выудила наружу гирлянду лотерейных билетов. Тех, где номерок соскребается монетой.

– Да чтоб тебя. Кто ж нынче в такую хрень выигрывает. Почему ты не ухватила что-нибудь, что в самом деле можно попользовать?

И тут Люси сделала нечто, чего Дональдсон не замечал за ней ни разу, во все годы их партнерства.

Она расплакалась.

Дональдсон не знал, как на это реагировать. За их совместные годы бывали случаи, когда он искренне пытался эту девку убить. И она от души отвечала ему тем же. Но в больнице, пока шла реабилитация, обдумывание, претворение плана их совместной мести, до него дошло, что их связь с Люси стала поистине нерушимой и несказанно интимной. Глядя на нее в таком сокрушенном состоянии, он устыдился своих слов.

Кое-как они забрались в свой «Монте-Карло», и Дональдсон протянул ей ключи от машины.

– Слушай, а давай и в самом деле соскребем на одном из них шкурку. Глядишь, и выиграем.

После десяти минут сосредоточенного пыхтенья были обработаны все семнадцать билетов. Призом оказался всего один дополнительный билет, который можно взять бесплатно.

– Я тебя ненавижу, – процедил сквозь зубы Дональдсон.

Холодало, смеркалось, а без денег на мотель ночевать им приходилось в машине. Положение усугублялось еще и тем, что Люси потеряла ативан – медикамент, помогающий отойти ко сну. Без него забыться будет почти невозможно.

В карму Дональдсон не верил, но думая сейчас о множестве безжалостно им умерщвленных, он прикидывал: а и впрямь, не по заслугам ли ему это согбенное сидение в тряской, неутолимой, ужасной, сопряженной с голодом и холодом боли? Похоже, это действительно так.

Джек1 апреля, 07:30

Схваток у меня в ту ночь не было, поскольку не было и сна.

Слишком много всего на уме.

Мы с бессонницей давно уже сделались двумя закадычными врагами.

Фин на меня хотя еще и злился, но настоял, что должен остаться в моей комнате, а заснул лишь за час до рассвета. Восход солнца застал его посапывающим на нерасправленном кресле-кровати. Непонятно, кто громче сопел: он или Даффи у его ног.

Чтение Эндрю З. Томаса продолжилось и утром.

«Поджигатель» представлял собой образчик буйно замешенной на насилии халтуры. Что удивительно, я читала с неотступным интересом, хотя здесь отсутствовал какой-нибудь цепляющий герой. А прочитав, так и не поняла, какой урок из этого чтива должна извлечь. Закончив «Поджигателя», я окунулась в «Божественную комедию», из которой почерпнула единственно то, что Данте был двинутым на всю голову. Измышлять пытки для грешников, а затем писать о них эпическую поэму – вершина, на мой взгляд, дурного вкуса. И то, что многие религии и люди сочли воззрения Данте об аде чуть ли не хрестоматийной истиной, вызывало оторопь.

После чтения запоем я сводила Даффи на двор. Когда он наконец опростался, я уставилась на его кучу в размышлении, какие предпринять действия. Придя к выводу, что никаким приятным способом проблему не решить, я надела резиновые перчатки и стала играть в куличики. Занятие на ощупь такое же гадкое как и на звук, а уж с запахом таким, что я сорвала с себя спортивный лиф и обвязалась им вокруг носа и рта. Дотошный анализ показал, что никакого кольца там нет. Все обернулось лишь отвратительной и зряшной тратой времени.

Единственный плюс: смена памперсов вряд ли будет хуже.

По возвращении в дом я застала Фина уже проснувшимся.

– Давай смерим тебе давление, – не совсем еще бодрствующим голосом сказал он.

– Потом.

– Сейчас.

Для драки я была слишком измотанной, а потому безропотно села и дала себя прокачать.

– Сто шестьдесят пять на сто десять. Хуже, чем было.

– Я чувствую себя прекрасно.

– Тебя нужно в больницу, Джек. Это серьезно…

– Пощупай.

– Что?

Я ухватила его ладонь и приложила к своему животу.

– Вот. Почувствуй. Она слышит твой голос и говорит «доброе утро».

Фин удерживал ладонь там, а ножка нашего ребенка постукивала по ней изнутри. В этот краткий, кристальный миг я вдруг представила себя за ним замужем, и фантазия домика с белым заборчиком шибанула меня с полной силой. Никаких больше гонок за убийцами и ношения оружия. Лишь мы втроем, тупо и счастливо одомашненные.

Фин убрал руку.

– Я вызываю врача и прошу что-нибудь сделать с твоим давлением.

– А ты можешь для начала присесть рядом со мной?

Он ушел, а я осталась с чувством вины прямо посередине моей груди, в который раз изводя себя вопросом, почему я просто не сказала, что принимаю его предложение.

Прошлепав обратно в кабинет, я плюхнулась в кресло и уставилась в компьютер. Хотела вбить кое-какие данные в планшет, но решила справиться аналоговым способом и пододвинула к себе листок и ручку.

На бумаге я принялась составлять перечень данных по первому убийству. То немногое, что имелось.

Имя жертвы: Джессика Шедд

Место нахождения тела: железнодорожный мост у Кинзи-стрит, висело над водой

Время смерти: 31 марта, прибл. 1:30–2:30 утра

Причина смерти: потеря крови, с обширными предсмертными увечьями.

Обнаружена: в 6:40 утра, случайным бегуном.

В пластиковом пакете найдена прикрепленная к ребрам книга.

Надпись на пакете: «Джек Д – Это был реальный улет – Л. К.»

Книга: «Поджигатель» Эндрю З. Томаса.

1 страница загнута (стр. 102).

На странице обведена кружком буква «п».

Фраза из Данте: «За искрой пламя ширится вослед».

Меня что-то словно кольнуло. Я ухватила свою читалку и отыскала в нем страницу, соответствующую загнутой. Затем отмотала назад, пока не вышла на начало главы. Выписала на листок:

Глава 31: соответствие отрывка… неизвестно

Ладно, теперь следующее убийство.

Имя жертвы: Реджинальд Маркетт

Место нахождения тела: «Аквариум Шедд»

Время смерти: 31 марта, прибл. 13:00–14:00

Я зашла в базу данных чикагской полиции и в онлайне сверилась с полицейским протоколом: установил ли коронер причину смерти. Да, установил.

Причина смерти: отравление хлоридом калия, посмертное увечье.

По показаниям свидетелей, прибл. в 14:00 тело было подброшено в большой картонной коробке ко входу в аквариум.

В желудке жертвы в упаковке обнаружена книга. Отпечатки на упаковке принадлежат Лютеру Кайту. Отпечатки на книге принадлежат Эндрю З. Томасу.

Надпись на упаковке: «Дж. Д. – Эту книгу он проглотил в один присест. – Л. К.».

Книга: «Убийца и его оружие» Эндрю З. Томаса.

1 страница загнута (стр. 151), в 1-й части обведена кружком буква «п».

Еще одна фраза из Данте: «Запомни ночь сию, всему начало».

Сначала я изучила схожие моменты.

Очевидные совпадения: жертва по фамилии Шедд и созвучное место преступления («Аквариум Шедд»). Там и там книги Эндрю Томаса. Две цитаты из Данте. Две надписи на упаковках, адресованные мне. Отпечатки и Кайта, и Томаса.

Теперь о различиях…

Молодая незамужняя женщина и женатый мужчина в летах. Она страховой оценщик, он профессор.

Она замучена до смерти; он умер сравнительно быстро и безболезненно.

Я сопоставила их даты рождения и адреса: ничего общего и уж тем более связующего.

На листке я чиркнула: «Два разных убийцы?», а затем набрала Фила Бласки из окружного морга.

– Фил, привет. Джек Дэниэлс.

– Привет, Джек. Как тебе отставочка?

– Издеваешься?

– Да господь с тобой. Звонишь по тем убийствам Кайта?

– Да. Похоже, что разные стили. Одна замучена, другой отравлен.

– Ты думаешь, два разных убийцы? – спросил он.

– Да, мелькнуло.

– Могу сообщить тебе о способах потрошения: они сопоставимы. Причем используется одно и то же оружие – изогнутый зубчатый нож. В обоих случаях убийца правша. Точка первичного надреза неизменно одна и та же: чуть выше пупка. Налицо некоторые познания в анатомии: внутренние органы беспричинно не повреждены.

– Доктор? Мясник?

– Возможно. Или просто опытный потрошитель, набивший руку на своих жертвах.

Запись «Два разных убийцы?» я вычеркнула.

– Спасибо, Фил.

Я повесила трубку.

Сидела, смотрела сквозь дымку мыслей на свой листок, а рука машинально выводила:

«Джессика. Сара. Аманда».

Зачеркнула и написала рассеянным столбиком:

«Мария».

«Лиза. Карла».

«Карла Дэниэлс».

«Карла Дэниэлс-Траут».

Здрасте: Траут. Тоже мне фамилия. Да и Дэниэлс тоже. Дэниэлс я по бывшему мужу, и фамилию эту оставляла, можно сказать, для служебного пользования. Девичья у меня Стренг… хотя тоже недалеко ушла.

Что лучше, использовать фамилию мою или его? Может, вообще взять что-нибудь радикально новое?

«Карла Эйнштейн. Карла Аристотель. Карла Хемингуэй».

А почему вообще Карла? Тоже мне имечко.

Заслышав приближение Фина, листок я спешно перевернула.

– Доктор сказала, что тебя срочно нужно в неотложку.

– Еще бы она не сказала. Иначе ей срок светит.

– Обувайся.

Я ухватила его за ремешок и потянула к себе.

– Я знаю одну вещь, которая реально может снизить мне давление.

– Встречаемся в машине.

Он оторвался и ушел, а я осталась как брошенная. Просто кинул. Хотя вчера такое ощущение, по всей видимости, вызвала я у него.

Вытащив себя из-за стола, я пошла искать свою обувь.

День, похоже, выстраивался реально дерьмовый.

Лютер17 марта, пятнадцать дней назадСпустя три дня после происшествия с автобусом

– Имя?

– Кристин. Кристин Огава.

– Сколько вы весите, Кристин?

– Что?

– Вы не слышали моего вопроса?

– Да, но я не понимаю…

– Ваше понимание к нашему разговору отношения не имеет. Отвечайте, черт возьми, на вопрос.

Ее взгляд опускается. Она тупо смотрит куда-то в стол.

Он буквально кожей чувствует исходящие от нее стыд и ненависть к себе.

– Сто шестьдесят восемь килограммов.

– Это точно? Или вы несколько кило от меня утаиваете?

– Я какое-то время не взвешивалась. Может, слегка и прибавила.

– У вас полнота с рождения?

– У меня? – из уголка глаза она смахивает слезинку. – С десяти лет.

– И что же тому причиной?

– Не знаю.

– Это не обусловлено состоянием, скажем, щитовидной железы или еще чего-то неподвластного вам?

Она слезливо трясет головой.

Он отодвигает стул и встает.

– Благодарю вас, Кристин.

– Зачем я здесь? – беспомощно задает она вопрос, когда он идет к двери. – Скажите, очень вас прошу, – произносит она уже сквозь слезы. – Я так волнуюсь.

– Все в порядке, Кристин. Вы вполне себе здоровы. Так что волноваться вам незачем, – добавляет он с улыбкой. – Вам нужно ужасаться.

Питер Роу1 апреля, 13:30

После ланча это была первая назначенная встреча – человек из Шампани, категория «потенциальный клиент». Первый телефонный разговор прошел настолько удачно, что договорились об очной встрече. Предмет обсуждения – стеклорез нового поколения, ориентированный на производство изделий широчайшего профиля, дизайн-технология, которая, по словам мистера Сайдерса, откроет своим внедрением невероятные перспективы для рынка – фигурально выражаясь, золотой дождь. Хотя честно признаться, все эти изобретатели-новаторы народ специфический. Семьдесят пять процентов из них откровенные сумасброды, ну а девяносто в плену иллюзии, что изобретения принесут им как минимум миллионы. Хорошо, что одной из сильных черт Питера (во всяком случае, так он считал) было внутреннее чутье на своих новых клиентов. Понимание, с кем из них подписываться, а кого отсеивать. Это врожденное чувство и определяло, заложен ли в их инновациях потенциал достаточный, чтобы ради него он, Питер, терпел душевную неуравновешенность клиентов, неврозы или как там это все называется.

На столе зазвонил аппарат внутренней связи.

– Да, Келли? – спросил Питер в микрофон.

– Мистер Роу, здесь мистер Сайдерс. Встреча согласована на час тридцать.

– Благодарю. Сейчас выйду.

Подготовив диктофон к записи, он выставил таймер на 15:25 – время, когда нужно будет отослать в патентное ведомство экспертное заключение, подготовленное перед ланчем.

Встав из-за стола, Питер скользнул руками в шелковую прохладу «версаче». В этот костюм он облачался для судебных процедур, а также встреч с целью завязать деловые отношения: встречают, как известно, по одежке, ну а когда час твоего времени стоит $625, она безусловно должна впечатлять.

Мистера Сайдерса он встретил в приемной. Им оказался высокий длинноволосый брюнет с упрятанным под бейсболку хвостом; в темных очках, черных сапогах, черных джинсах и черной же толстовке с логотипом «Slayer»[30] (если быть точным, то их тура Hell Awaits[31]). Прямо скажем, не самый подходящий антураж для первой встречи со своим патентным поверенным, но ничего крайне необычного в этом нет. Опыт и практика свидетельствовали, что изобретатели вообще народец с причудами; в большинстве своем они нередко рядятся под безумных ученых, прыскающих в мир своей креативностью не хуже перечного газа из баллончика.

– Роб Сайдерс? – чуть вопросительно произнес Питер и улыбнулся улыбкой, отточенной за годы до совершенства, – уверенной, располагающей, респектабельной и дружеской, но вместе с тем без излишней фамильярности, с соблюдением, так сказать, дистанции. Как раз те чувства, которые исподволь должен внушать потенциальному клиенту его адвокат, с первого же дня создавая каркас их партнерских отношений.

Питер Роу протянул руку, и Сайдерс, встав, ее пожал. Пожатие несколько жеманное, холодное и с кожей будто что-то не то.

Питер глянул вниз.

Что за черт?

Сайдерс был в латексных перчатках.

– Мистер Роу, рад вас наконец-то лицезреть.

– А при чем здесь перчатки, мистер Сайдерс?

Вопрос был задан максимально тактично и с наименьшей подозрительностью, но попробуйте тут возразить насчет чудачеств.

– Не хочу вас тревожить.

– Да ничего.

– У меня псориаз. Он ни в коем случае не заразный и при контакте не передается, но все равно малоприятно.

– Понятно. Келли предлагала вам кофе, воду?

– Да, но я и так в порядке. Недавно отобедал.

– Тогда отлично. Идемте.

С собой Сайдерс прихватил черный вещмешок (вероятно с опытным образцом своего хваленого устройства), и вместе с Питером они прошли по коридору мимо большого офиса, где в своих кабинках корпели юрисконсульт и два сотрудника. Дальше на углу находилось обиталище Питера Роу.

У двери хозяин посторонился, учтиво пропуская гостя в кабинет первым.

– Какой у вас приятный интерьер, – заметил Сайдерс.

– Спасибо.

Действительно: горизонтальные эркеры[32] выходили на урбанистический пейзаж. Арендная плата за офис была заоблачной, но доходы, огребаемые благодаря умелой тактике взаимодействия с партнерами, гибкой и жесткой одновременно, позволяли существовать сравнительно безбедно – линия, которой Питер Роу намеревался придерживаться и впредь.

Вместо произведений искусства пространство стен украшали юридические сертификаты Иллинойса и Миннесоты, лицензия Роу осуществлять деятельность под эгидой Бюро по патентам и торговым маркам США, свидетельства, подтверждающие его юридическую степень в университете Дьюка и звание магистра машиностроения от университета Айовы, призовое место в категории «Лучший юрист Америки». Здесь же располагались титульные страницы всех патентов, которые он довел до выдачи – ровные, как ряды надгробий на Арлингтонском кладбище.

Как и большинство клиентов, впервые переступающих порог этого кабинета, Сайдерс приостановился и некоторое время разглядывал все эти разнообразные мандаты.

– Впечатляет, – признался он с кивком.

Питер Роу ответил снисходительным взмахом:

– Прошу вас, Роб, присаживайтесь.

Сам он расстегнул пиджак и хозяйски уселся в кожаное кресло за полированной гладью стола. Своей клиентуре он об этом не обмолвливался, но подобные встречи для него были не более чем наведением мостов. Он уже предпринял некоторые поиски и дал задание одному из своих работников подготовить записку о двух десятках наиболее свежих патентов в области резки стекла, чтобы иметь представление о текущем положении дел в отрасли. Картина получалась, надо сказать, оптимистичная. На рынке имелись определенные ниши, которые под умелым руководством такого титана, как он, Сайдерс в самом деле мог застолбить и привести к успеху их потенциальный тандем.

– Вы не могли бы закрыть дверь? – попросил Сайдерс.

Вообще у себя в фирме Питер Роу практиковал политику открытых дверей – не столько из поощрения этой самой открытости, сколько из обыкновения как бы невзначай заглядывать к своим подчиненным, причем в любое время. Делал он это с целью удостовериться, что они занимаются выполнением порученного, а не шастают по Интернету или треплются по телефону со знакомыми. В сущности, это не имело значения (весь веб-серфинг он и так мониторил за счет тайной встроенной программы, шлющей на его имейл ежедневный отчет о каждой нажатой клавише); просто ему нравилось напоминать подчиненным, что он неусыпно за ними присматривает.

– Мистер Сайдерс, могу вас заверить: все, что мы обсуждаем, есть предмет строгой конфиденциальности между поверенным и его клиентом. Более того, кое-кто из моих помощников, если наше сотрудничество состоится, будет еще и содействовать в оформлении вашего портфолио.

– Я это понимаю, но пока мое предпочтение таково. Во всяком случае, на время нашей первой встречи у вас в кабинете.

– Хорошо. Но на одном условии.

– Назовите его.

– Снимите ваши очки.

Сайдерс с улыбкой повиновался.

«Звонок первый», – мысленно произнес Питер Роу, подходя к двери и закрывая ее. Все изобретатели в той или иной степени параноики. Причина ясна – страх, что их интеллектуальную собственность похитят. Но не доверять своему поверенному – это, извините, из разряда умственных отклонений.

– Я тут взял на себя вольность осуществить некоторые предварительные поиски, – сообщил Роу, снова опускаясь в кресло. – И скажу вам, что перспективы весьма многообещающие. Вы мне кое-что поведали о своей разработке, и я вас сразу хочу прдупредить: мой подход к работе – это доверие и взаимодействие с клиентом с самой отправной точки. Если выстраивать работу с самого, так сказать, нулевого уровня, учитывая все существующие технологии и патентные заявки, то, как показывает практика, шанс получить быстрое решение о выдаче патента увеличивается на порядок.

– Я тут принес с собой опытный экземпляр. Не желаете взглянуть?

– Жду с нетерпением.

Сайдерс нагнулся над своим вещмешком и расстегнул на нем «молнию». Наружу он вынул пожарный топор.

– Это что, шутка? – растерялся Роу, когда Сайдерс выложил его на покрывающее стол стекло.

– Вовсе нет.

– Ваша технология стеклорезания – этот самый топор?

– Он очень эффективен. Возможно, многое объяснится, если я устрою вам демонстрацию.

– Будьте столь добры.

Сайдерс встал и поднял свое, так сказать, орудие.

С ним он обогнул стол и остановился возле стекла, что находилось у Питера Роу за спиной.

«Звонок второй».

– Извините, мистер Сайдерс, – повернулся вместе с креслом Роу, – но что вы такое творите?

– Демонстрирую.

– На моем, черт возьми, окне?

– Ну а как? Где здесь еще какое-нибудь стекло?

«Звонок третий».

Роу поднялся, уже разгневанно. Надо же, столько времени потерять зря. Битый час договариваться об этой встрече, сдвигать другие, озадачивать сотрудника поисками, анализировать его записку. Ему, признанному авторитету правоведения, вот уже четыре года подряд входящему в число лучших патентоведов Чикаго! Пора с этим заканчивать; время дорого.

– Мистер Сайдерс, я не думаю, что могу вам чем-либо помочь.

– Это почему?

– Прошу вас уйти, причем незамедлительно.

– Но ведь я должен показать, как оно работает. Как только вы увидите…

– Последний раз прошу: уходите.

– Но вы просто обязаны это видеть. У вас крышу снесет.

Руку с топором Сайдерс завел себе через плечо, и до Роу дошло, что этот тип конкретно со сдвигом. Умственная нестабильность. Гении все как на подбор славятся своей неуравновешенностью, но перед ним сейчас стоял не гений. А явный психопат.

Питер Роу взял трубку, набрал по внутреннему секретаршу и стал дожидаться ответа.

– Келли, – нервно сказал он, – вызовите ко мне в кабинет охрану, прямо сей…

Он отвел трубку от уха и оторопело уставился на обрывок провода, свисающий из нее. Потрясенность сменилась ужасом.

Бог ты мой.

По всей видимости, Сайдерс в тот момент, когда он пошел закрывать кабинетную дверь, перерезал провод.

Надо отсюда убираться. Не мешкая.

Он повернулся и начал проворно огибать стол, но дорогу ему, скалясь улыбкой, преградил Сайдерс.

Быстро мелькнул локоть, и Питер Роу неведомо как, с гудящей головой, очутился на полу. Кажется, сидя.

– Расслабьтесь, – сказал Сайдерс, – и все пройдет быстро и без особой боли.

– Вы… да как вы… вы…

Питер делал попытку встать, когда заметил стальной носок ковбойского сапога, чуть наискось несущийся к челюсти.

Джек1 апреля, 13:40

Оглядывая приемную «Скорой помощи» второй раз за два дня, я невольно подумала, сколько же людей здесь действительно могло отдать концы в ожидании врачебного осмотра. Допустим, мое давление было в самом деле настолько серьезным, что надо было поторопиться с этим приездом в больницу, но все же не настолько критическим, судя по тому, что я уже битый час сидела тут в ожидании приема. Добавим сюда сорок минут езды из Беннесвилла в Чикаго («Святое распятие» была ближайшей из клиник, где действовала моя страховка). Если б мое состояние было действительно опасным для жизни, я бы уже окочурилась.

– Если б мое состояние было действительно опасным для жизни, я бы уже окочурилась, – сказала я Фину.

– Пойду еще раз заявлюсь на сестринский пост, – ответил он и ушел.

Я тягостно вздохнула. Сомнения нет, меня опять начнут изводить этим разговором насчет стимуляции родов, на что я пойти решительно не могу: не хватало мне еще произвести на свет ребенка в День апрельского дурака.

У меня зазвонил айфон.

На экране значилось «номер не определен», но я все равно нажала кнопку вызова.

– Жаклин Дэниэлс? С прискорбием извещаем вас о кончине Херба Бенедикта. Он съел столько двойных чизбургеров, что лопнул, а взрыв оказался столь мощным, что унес жизни еще шестнадцати человек.

Макглэйд, когда звонил мне, нередко зашифровывал свой номер, зная, что я могу не взять трубку.

– Это ты, Гарри? Ты разве еще не здесь?

– Встаю на парковку. Напомни еще раз, что мне причитается за то, что я неотлучно прикрываю твою спину? Деньги? Слава? А может, ты спроворишь мне двух своих близких подруг близняшек-стриптизерш?

– Хватит с тебя и удовольствия от того, что я проживу лишний день.

– По мне, близняшки-стриптизерши все же лучше.

– Слушай, мне пора. Воды начали отходить.

– Да ты что?! Серьезно?!

– С Первым апреля. Тоже, знаешь ли, люблю пошутить.

Я прервала связь.

Фин все не шел. Я думала кинуть ему какую-нибудь гадкую эсэмэску, но в этот момент айфон зазвонил снова. Опять «номер не определен», но на этот раз еще и с запросом разговора по Face Time – приложению, позволяющему осуществлять видеосвязь. На нем настоял Фин – вдруг обстановка потребует, – и я теперь таскала с собой переносную точку доступа, которая в месяц обходилось мне чуть больше годовых расходов на электричество.

Я нажала кнопку допуска, при этом раздражаясь, что сейчас увижу на экране физиономию Макглэйда (как будто я его мало вижу).

Но на меня уставился не Макглэйд. А бледное лицо с черными патлами.

Лицо того, с кем я давно не виделась. И если честно, то надеялась не увидеть его больше никогда.

Отвращение было таким сильным и пронизывающим, что часть меня – причем часть подавляюшая – полыхнула острейшим желанием жахнуть трубку об пол, чтобы вдребезги. Но копы так не делают.

Лютер осклабился в камеру.

– Ого. Ты смотришься на редкость брюхатой, Джек.

– А ты таким же отвратным. Что, истосковался по свиданьицу? Открою маленький секрет: у меня тут есть друзья, у которых просто руки чешутся скорей тебя обнять.

– Всему свое время, Джек. А у меня для тебя игра. Если выиграешь – спасешь человеческую жизнь. Хочешь, сыграем?

– Мне с тобой играть не пристало, Лютер.

Он нажал на камере вторую кнопку, и картинка на моем айфоне перепрыгнула с Лютера на еще какого-то человека – в импозантном костюме, но без сознания. Рот у него был заклеен скотчем, а запястья и лодыжки стянуты капроновым шнуром.

В такую тошнотную игру мне прежде, помнится, доводилось играть с одной серийной убийцей, которая присылала мне снимки людей, намеченных к убийству. Но то были фотки. А это видео онлайн.

– Ты меня там слышишь, Джек?

Я не ответила. В животе мучительно взбухала тошнота, и хотелось опрометью унестись, укрыться туда, где эта сволочь не сможет меня отыскать.

– Джек, отвечай. Иначе я этому человеку вырежу глаза. Сначала один, затем другой.

– Да, Лютер, я тебя слышу.

Я хотела добавить «отпусти его», но это было заведомо бесполезно. Лютер что-то замыслил, а мне оставалось единственно ждать и смотреть, что произойдет дальше.

– У кого ты это перенял?

– О-о. У нашей общей знакомой. Ты ведь помнишь Алекс Корк? Красавица была, каких не видел свет.

– Чудовище, – сказала я, – такое же, как и ты.

– Птицы одного полета. А правила игры, Джек, такие. Все очень просто. Я задаю тебе вопрос. Если у тебя нет для меня ответа, то я этого человека убиваю. Готова? Ни на что не отвлекаешься?

– Сейчас, Лютер, я в эту игру сыграть не смогу. Я в приемной неотложки.

Теперь кнопку камеры нажала уже я, демонстрируя ему больничный интерьер. Ну где же этот чертов Фин? Намекни я ему о происходящем, он бы как-нибудь связался с Хербом, и мы б, глядишь, установили местонахождение нелюдя.

– «Святое распятие»? Что, у тебя опять преэклампсия?

Если знание столь интимных подробностей было нацелено на мое психологическое обезоруживание, то своей цели Лютер достиг. Чтобы как-то стабилизироваться, я тихонько втянула зубами воздух.

– Слушай, давай как-нибудь в другой раз? А этого парня отпусти. Что ты, другой жертвы себе не подыщешь?

– Так не пойдет. Надо, чтобы человек сейчас был именно этот. Но у него есть шанс. Один. Этот шанс ты. Если ты обрубишь связь, его ждет смерть. Если откажешься играть, он тоже умрет. Неправильно ответишь – опять же смерть. Ты готова? Скажи, что готова, Джек.

Фина по-прежнему не было.

– Готова, – поджав челюсть, сказала я.

– Где я?

– Это и есть вопрос?

– Да.

– Что-то я не пойму.

– Я давал тебе подсказки, Джек. Если ты в них вдумывалась, то тебе должно быть ясно, где я сейчас нахожусь. Я тебе это прописал буквально по буквам.

Я закрыла глаза; мысли вихрились, мутно кружа голову. Руки и ноги холодно покалывало. Давление, видимо, зашкаливало так, что не выдержит ни один тонометр. Но я сфокусировалась. Сосредоточилась жестко.

На двух последних убийствах.

На информации, которую выписала сегодня утром. На сходствах и различиях.

– Где я, Джек?

Где же он?

– У тебя десять секунд.

Первое убийство произошло на железнодорожном мосту Кинзи-стрит. Второе у аквариума. Что между ними общего?

– Ой, кто это у нас очнулся? Вы гляньте.

Камера снова перешла с Лютера на мужчину в костюме. Он лежал на полу, луковицами вылупив глаза.

– Мистер Роу, позвольте вам представить бывшего лейтенанта чикагской полиции Джек Дэниэлс. Джек, это мистер Питер Роу. Питер, если Джек Дэниэлс не даст правильного ответа на этот вопрос, вы умрете. Как вам такое? От нее требуется единственно сказать, где мы с вами находимся.

Человек, извиваясь на полу, глухо завопил сквозь скотч.

– Шесть секунд, Джек.

Первые два убийства произошли снаружи. А это где-то внутри.

– Четыре секунды.

Джессика Шедд убита на мосту Кинзи-стрит… Реджинальд Маркетт у «Аквариума Шедд»… Маркетт.

Он убивает людей в местах, связанных с фамилией предыдущей жертвы?

– Две секунды… Одна секунда… И…

– Маркетт! – провопила я в айфон.

– …время истекло.

Человек на полу неистово кивал.

– Что ты сказала, Джек? – переспросил Лютер.

Из мест Чикаго, связанных с фамилией Маркетт, мне припомнилось лишь одно:

– Маркетт-Парк.

– Ах, какая опрометчивая ошибка, Джек, – гнилостно улыбнулся Лютер. – Это место, по-твоему, выглядит как парк?

Камера панорамно прошлась по интерьеру какого-то офиса. На стенах дипломы, сертификаты.

– Ты видишь здесь где-нибудь голубей, белочек? Слушай, а ты точно была лейтенантом? Мне кажется, вашим сотрудникам должен вначале устраиваться тест на смекалку. Разве нет?

Блин. Ну конечно.

– Маркетт-Билдинг, – догадалась я. – Ты в здании Маркетт-Билдинг. В центре, на Дирборне.

Лютер кивнул, глядя куда-то на сторону.

– Да, но это был не первый твой ответ. Надо обратиться к судьям, выслушать их вердикт. Господин юрист, мы принимаем этот ответ?

Камера переключается на мистера Роу, который кивает так отчаянно, что того гляди надломит себе шею.

– Судьи, похоже, не возражают. А значит, нам теперь предстоит бонусный вопрос.

Я приподнялась и оглядела весь приемный покой. Где Фина, черт его дери, носит?

– Ты сказал, что отпустишь его, если я угадаю.

– Я такого не говорил. Я сказал, что убью его, если ты ошибешься. Те же правила распространяются и на бонусный вопрос.

– Он у тебя последний? Или ты будешь пытать меня, пока я не ошибусь?

– Давай так: всего вопросов будет три. Если ты на все ответишь правильно, мистер Роу доживет до падения занавеса. Вот номер второй: назови точное время, когда распрощался с жизнью Реджинальд Маркетт?

Я миновала окошко регистрации и в конце коридора углядела Фина, сгорбившегося над питьевым фонтанчиком.

– А сколько времени у меня на раздумье? – спросила я, растягивая время.

– Не больше минуты.

Я бежала по коридору уже чуть ли не трусцой и махала, чтобы привлечь внимание Фина, решившего, похоже, выдуть весь водопровод.

– Алло, Джек? Ты, кажется, отвлекаешься. Ты там что, разгуливаешь?

– Да так, ноги немного разминаю, – ответила я, превозмогая одышку.

– Переключи камеру. Покажи, на что ты смотришь.

Я уже стояла рядом с Фином, и картинку специально переключила на приемный покой. Улучив таким образом момент, Фину на ухо я прошептала:

– Лютер сейчас в здании Маркетт-Билдинг убивает парня по фамилии Роу.

Фин кивнул и выхватил свой мобильник.

– Ладно, Джек, переключайся обратно на свою припухлую мордашку и давай ответ на мой вопрос.

– Погоди, я думаю.

– Думать не обязательно, достаточно просто знать. Время смерти.

Время смерти Маркетта.

Сброшен у аквариума около двух часов дня. Ну же, давай. Соображай.

Я представила тот мой листок с записями.

– Джек, десять секунд.

Убийство Джессики Шедд указало на расправу с Маркеттом. Ее фамилия стала следующим местом: «Аквариум Шедд». Так что же за подсказка намекнула на время смерти?

– Семь секунд.

Сама книга? Нет, слишком объемно.

Загнутая страница; вот это уже горячее.

Загнутая страница, найденная в животе у Шедд, была из тридцать первой главы «Поджигателя».

– Пять секунд.

Номер страницы. Какой он там?

102.

Коронер сказал, что Маркетт был убит непосредственно перед тем, как ближе к двум его скинули у аквариума. То есть примерно через час после расправы.

– Четыре… Три… Два…

– Ты убил Маркетта вчера, в час ноль два пополудни.

Лютер кивнул; мне показалось, даже с некоторым разочарованием.

– Хм. Может, ты и не такая тугодумка, как я считал. Ладно, последний вопрос. Как заканчивается роман «Убийца и его оружие»?

– Я его еще не дочитала. Прочла только «Поджигателя».

– В самом деле? И как, понравилось?

– Представь себе, да. Автор реально сумел влезть в голову к психопату. Кстати, он еще жив? Я имею в виду, Эндрю З. Томас.

– Энди будет жить вечно в своих произведениях. А теперь отвечай на вопрос.

– В конце «Поджигателя» герой сжигает себя заживо.

– Вопрос был не этот. А об «Убийце и его оружии».

Черт. Ну почему я не прочла его первым? Я закрыла глаза, припоминая заднюю обложку книги. О заурядном парне, пестующем в себе убийственные инстинкты. Томас писал о нигилизме. И увлекался Данте.

– Пять секунд, Джек.

– Он…

– Да?

Была не была.

– Он низвергается в ад, – пальнула я наобум.

В глазах Лютера что-то продрожало, а затем он кивнул.

– Что ж, неплохо. Ты вычислила, даже не читая книги?

– Просто прикинула.

– Удачно прикинула. Правильно. Так что теперь мистер Роу доживет до падения занавеса.

Лютер перевел камеру на мистера Роу, и я с муторной ясностью поняла, что именно произойдет дальше.

Питер Роу1 апреля, 13:45

Человек, назвавшийся Сайдерсом, положил свой айфон на стол и уставился сверху на Роу смоляными, непроницаемыми глазами. Из кармана джинсов он вынул нож и выкинул лезвие.

Серебристое. С отблесками. Невероятно острое.

Похожее больше на коготь хищной птицы, чем на нож.

– Пожалуйста, не делайте этого, – залепетал Роу, но сквозь слой скотча на губах послышалось лишь невнятное мычание.

– О боже, не надо, – выдавил из себя Роу в те секунды, как Сайдерс с ножом склонялся к его ноге.

Сознание начинало мягко плыть.

В себя его привела резкая оплеуха.

– Питер, это же последние мгновения твоей жизни. Ты что, хочешь их проспать?

Под невнятное хныканье Роу Сайдерс сделал надрез на его семисотдолларовой брючине и вспорол драгоценную шерсть от ширинки до колена. После этого он вытащил из вещмешка широкий моток скотча и взялся за работу: приматывание к внутренней стороне ноги чего-то в пузырчатой упаковке; слой за слоем, слой за слоем.

Наконец, моток он отложил и, взяв ногу Питера, как следует ее встряхнул.

– Так, наверное, пойдет, – бормотнул он сам себе.

Он обогнул стол; Питер слышал его шаги в сторону двери, вслед за чем щелкнул, запираясь, язычок замка.

Сайдерс возвратился и поднял с пола пожарный топор.

– Вот она, резка стекла во всей своей наглядности, – произнес он.

И замахнулся.

Джек1 апреля, 13:45

Я вырвала у Фина мобильник и принялась вопить Хербу, чтобы он поспешил.

– Копы уже в пути, – сообщил он. – Офис Роу на двенадцатом этаже. Охрана туда уже поднимается.

– Увидимся на месте.

– Джек… – одновременно сказали Херб и Фин, но я уже летела к раздвижным дверям выхода, высматривая Макглэйда.

Его «Тесла» парковалась на местах для инвалидов.

Сам он в это время играл в свою «Башню Безумия».

– Ку-ку, Джеки. Я уже почти на уровне Костей.

Распахнув пассажирскую дверцу, я шлепнулась на сиденье.

– Как быстро разгоняется этот чемодан?

– От нуля до сотки три и семь десятых секунды.

– А ну покажи.

Питер Роу1 апреля, 13:48

Стальной оголовок топора пробил офисное окно, пустив паутину извилистых трещин; однако оно не лопнуло. Сайдерс саданул по стеклу и раз, и другой, и третий. Мелкие квадратики с пластмассовым покрытием сыпались на лицо Питера дождем, а в кабинет потянуло влажновато-прохладным апрельским воздухом.

Питер вопил в свой кляп, уповая, что Келли с офисными помощниками его услышат, но во-первых, крики были не так чтобы громки, а во-вторых, персонал вряд ли на них отреагирует.

Вспомнился инструктаж, который он сам давал каждому вновь принятому (учитывая общую текучку, это происходило регулярно). При всей своей политике открытых дверей он оглашал своим работникам один и тот же принципиальный наказ: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не входить в мой кабинет, когда дверь в него закрыта. Даже не стучитесь, потому что я там или сплю, или сижу голышом».

И вот теперь эта самая политика ударила его бумерангом по заднице.

Связанный, с кляпом, следя за прорубающим оконную брешь маньяком, Питер сознавал, что по жизни был козлом. Жадным, эгоистичным, взыскательным. До настоящего момента он вполне с этим уживался, в основном из-за денег. Бальзам пресловутого богатства умащивал многие жизненные недуги, включая и больную совесть. Но скоро он будет мертв, а мертвым деньги ни к чему, и оставалось лишь осознание, каким же он был козлом. «Жопа с ручкой», как говаривал его сын; и вот это самое жопничество ему такую участь и обеспечило. Примите и не ропщите.

Сайдерс отбросил топор на кожаный диван Питера и отер лоб, глянцевый от пота.

Пробитая брешь была рваной, неровной, меньше метра в самой своей широкой точке. И глядя в нее, Питер наконец понял, что именно его ждет. До этого он почему-то думал, что этот псих исколет его тем ножом, но оказалось, что нет. Вовсе нет.

Сайдерс схватил его за ноги и по ковровому покрытию поволок к этой дыре. Питер яростно извивался и силился вырваться всем чем мог, но в итоге капроновые завязки впились так, что из кожи засочилась кровь.

Ноги выпрастывались из дыры наружу, болтаясь над Дирборн-стрит, и вот уже торчали по колени; еще немного, и тяготение само повлечет его к земле.

Сайдерс налегал, но в какой-то момент сам притормозил протискивание тела через брешь.

– Я вам завидую, – сказал он. – «Когда я умру?» – этот вопрос донимает каждого. Никто не знает того дня, не говоря уж о часе. А вы да.

Сайдерс глянул на свои часы.

– Через семнадцать секунд вы грянетесь из этого окна. Я обещал Джек, что вы доживете до своего падения, потому вначале и не перерезал вам глотку. Теперь я умолкаю, оставляя вам это время на молитву, медитацию или что вам там еще заблагорассудится.

До Питера дошло, что это, видимо, тот самый безумец, которой подвесил на мосту Кинзи-стрит женщину и скинул возле аквариума труп профессора в ящике из-под рыбьего корма.

Сколько же ему еще остается на этом свете?

– Сорок пять секунд, – словно подслушав его мысль, объявил Сайдерс.

Говорить Питер не мог, а значит, не мог и умолять; впрочем, маловероятно, что мольбы и нытье чем-нибудь помогут. Роу не был набожным, но все равно несколько удивился, что даже вот сейчас, на краю рокового обрыва, не испытывал ни внезапного страха перед богом, ни веры в него. Лишь зияющую пустоту где-то в сердцевине души; возможно, так ощущалось сожаление.

– Тридцать секунд.

Сожаление о столь многом.

В принципе он был прав, внушая своей жене, сыну и друзьям: вина, беспокойство, ревность и сожаление бесполезны по своей сути, так как ими ничего не достичь.

А потому сейчас Питер Роу пытался очистить свой ум.

Обратно к действительности его вернул резкий стук.

Изогнув шею, он увидел, что дверь в кабинет слетела с шарниров.

Это еще что – неужто персонал? Его чудесный, непослушный персонал, рвущийся его спасти?

Нет, кое-что гораздо лучше! Охрана из вестибюля!

Внутрь с пистолетами в руках ворвались двое, чьих имен он никогда даже не удосуживался узнать.

Явились, чтобы спасти ему жизнь.

Джек1 апреля, 13:50

– Черт… Охренеть…

– А то. Сто тридцать. Или еще подкинуть?

Город, рябя, бешено проносился мимо. Разгон макглэйдовской «Теслы» живо напоминал мои молодые годы, когда американские горки были мне еще в удовольствие. Сила гравитации буквально пришпиливала меня к сиденью, а один раз мы так лихо подлетели к заду маршрутного автобуса, что мелькнула мысль: ну всё, сейчас точно воткнемся.

Однако Макглэйд успел славировать, и авто проявило свою маневренность ничуть не хуже, чем скорость. Мы почти впритирку разошлись с автобусом, вьюном вильнули между такси и внедорожником, проскочили в мимолетный зазор среди потока и нырнули по свертке в сторону Уобаш, разгоняясь на юг.

– Помнишь «Французского связного»?[33] – с ухмылкой подмигнул Макглэйд. Постепенно наклевывалась мысль, что родовспоможение мне, возможно, и не понадобится: этих самых маневров окажется вполне достаточно.

Улучив момент, я глянула на свой айфон.

Там, в больнице, я потеряла связь, а теперь меня нагнала эсэмэска от Фина, что он в пути.

Я зашла в список контактов и набрала Херба. В этот момент Херб под вой своего клаксона пролетел мимо группы пожилых, которая сложилась как домино на обочину.

– Боже! Макглэйд!

– Ничего, у них наверняка есть памперсы.

– У них-то да, а у меня-то нет! Я так и обделаться могу!

– Только не в моем новом авто! – тревожно покосился он. – Из замши запах фактически не устраняется. Во всяком случае, мне так говорили.

Еще один взмыв ускорения – почти сюрреалистический, так как рев мотора ему не сопутствовал. «Тесла» вся как есть была на электрике, тихая как церковная мышь.

– До Маркетт-Билдинг два с половиной километра, – сообщил Макглэйд, в обгон такси промахивая на красный свет. – Нам это как два пальца обоссать.

– Смотри струей не промахнись.

Я едва успела это произнести, как впереди нежданно-негаданно вынырнул строительный объект: огороженный лентой кусок Уобаш, где рабочие в жилетах рылись в канализационной яме.

Остановиться вовремя было решительно невозможно.

Питер Роу1 апреля, 13:50

Этим парням он купит по машине. Да что там по машине, по…

Из заднего кармана своих черных джинсов Сайдерс выхватил ствол и выстрелами в грудь повалил вбежавших, всадив каждому по нескольку пуль.

Недвижные тела рухнули на пол.

Все произошло во мгновение ока.

– Двадцать секунд, Питер.

Через разбитое стекло ощущался озорной весенний ветерок – и полная безнадежность.

Полная бесповоротность.

Перевернутый взгляд созерцал страницу патента на систему аварийного освещения, который он проводил через национальное патентное бюро.

«Я внес хотя бы небольшое изменение в этот мир…»

Сердце заходилось в яростном бое.

– Пятнадцать секунд.

Перебарывая страх, Роу глубоко, до отказа вдохнул живительного кислорода.

– Десять.

Он вел трезвую расчетливую жизнь, основанную на приумножении богатства. Но он любил ее и проживал единственно известным ему способом, и не думал падать из окна…

– Пять… Четыре…

с какими-либо…

– Три… Две…

Сожалениями…

– Одна.

кроме одного. Он так и не узнал имен тех двоих, что погибли, пытаясь его спасти. Он, как мог, повернул голову к остывающим телам и ухватил взглядом фамилии на бейджах:

«Уилсон. Робертс. Спасибо за попытку, парни».

– Питер Роу, на часах тринадцать пятьдесят одна. Попутного ветра.

Спину больно резанул обломок стекла, и Питер отделился от края.

В глаза ударила немыслимая яркость солнечного света. Пустой, легкий, он летел к приветливо распахнутой ему навстречу Дирборн-стрит, и двенадцать этажей просверкивали мимо в порыве звонкого, насыщенного звуками и отражениями ветра, а внизу, по тротуару, деловито сновали люди, совершенно не думая о том, что́ летит на них сверху – в особенности уличный проповедник с толстой черной Библией, громко и невнятно пророчащий что-то насчет судного дня, ждущего каждого из спешащих мимо пешеходов.

Джек1 апреля, 13:51

– Эх-х, – только и ахнул Макглэйд, когда мы с ним пулей неслись на дорожный объект.

Рабочие вскрыли асфальт и сейчас ковырялись на участке, что когда-то был улицей, а теперь представлял собой сплошной канавистый ухаб шириной метров пять.

Макглэйд хватил кулаком по клаксону и… дал по газам (или как это сказать про машину на электричестве).

– Гарри! Твою…

«Тесла» подлетела к краю земляной расщелины, но вместо того чтобы на всем ходу смертельным болидом в нее опрокинуться, вдруг, как на пандусе, толкнулась вверх и…

– …мааааать!!!

мягко приземлилась по ту сторону, настолько гладко, словно ее колеса и не отрывались от земли.

– Круто! – победно рявкнул Макглэйд. – Им, дурням, надо бы клип такой рекламный сделать, а они…

– Джек! Джек, ты где?

Голос Херба. Взволнованный.

Я поглядела на свой айфон и только сейчас сообразила, что это Херб на мой звонок взял трубку.

– Мы на подходе, – сказала я, в то время как Макглэйд, прорвавшись между двух фур, взъехал двумя колесами на бордюр, чудом сумев разминуться с пожарным гидрантом, который иначе разорвал бы и машину, и нас обоих.

– На двенадцатом этаже слышны выстрелы, – доложил Херб. – Копы почти уже на месте. Жди прикрытия, Джек. То есть не смей входить сама. Здание будет оцеплено. Ему не уйти. Так что не вздумай ничего выкинуть.

Макглэйд дал по тормозам и, круто взяв на Адамс, ринулся в западном направлении.

Здесь была пробка, но Макглэйд упрямо вырулил на тротуар и, отчаянно сигналя, добил оставшееся расстояние до Дирборна, где со скрежетом затормозил перед Маркетт-Билдинг.

– Хьюстон, орел приземлился.

На месте уже мигал огнями черно-белый полицейский «Додж», а посредине Дирборна в попытке перенаправить транспортный поток семафорил руками полицейский.

Я распахнула дверцу и с максимальной для себя прытью вылезла с сиденья, заранее нащупывая в сумочке «кольт детектив». Неизвестно, успел ли Херб оповестить, что здесь буду я. Место было, как говорится, «горячим», и не хотелось, чтобы какой-нибудь ушибленный коп счел меня за вооруженную грабительницу. Верный способ напороться в том числе и на пулю.

За нашими спинами, сходясь где-то на Адамсе, нарастая, истошно выли уже две полицейских сирены.

– Макглэйд, – сказала я, – следи вон за тем входом и не выпускай из здания поджарых брюнетов.

– Не выпущу вообще никого. И тебя не впущу. Попробуй только сунуться – налажу пендаля.

Он заспешил к главному входу, а я к полицейским лайбам.

К офицеру на проезжей части присоединился еще один, и они сообща стали отводить транспортный поток от Дирборна. Еще один коп – молоденький, по виду вчерашний выпускник – в это время вылезал из ближней машины.

При виде меня он начальственно сказал:

– Мэм, попрошу вас перейти вон на ту сторону. Здесь зона риска.

Он указал на здание через дорогу от Маркетт-Билдинг.

– Я Джек Дэниэлс из двадцать шестого. – Упреждающе выставила я ладонь. – Слышал про такую?

Он скептически сощурился. Особое сомнение, видно, у него вызывал мой живот.

– В смысле, лейтенант Дэниэлс?

– Вызов поступил к вам со сто восемьдесят седьмого, верно? – задала я вопрос.

– Да.

– Так вот сообщаю: подозреваемый – белый мужчина с длинными темными волосами. Вооружен. Он еще в здании, кого-то убивает.

– Мне нужно это доложить.

Он потянулся к своему плечевому микрофону.

– Постой, – перебила я. – Слушай меня: здание нужно окружить и войти в него группой. Прямо сейчас, офицер. Никого не впускать и не выпускать, иначе венец твоей будущей карьеры – гонять на скутере и выписывать талоны за неправильную парковку.

Видимо, мой тон возымел действие, так как в микрофон он сказал следующее:

– Тринадцать пятьдесят шесть, на задний вход. Никого не впускать и не выпускать. Подозреваемый – белый мужчина с длинными черными волосами. Действовать осторожно: он вооружен.

И тут прибыло подкрепление.

Вслед за двумя полицейскими машинами к бордюру подлетел «Шевроле Каприз», из-за руля которого пожилым гепардом выскочил Херб.

Вместе мы пошагали к зданию.

Ощущение такое, будто на сближение ринулись сразу несколько городских районов: пространство меж стенами небоскребов заполнилось воем сирен, лихорадочно и гулко множащихся за счет эха, которым вторил еще и сердитый гудеж пожарной машины в нескольких кварталах отсюда.

– Надо разграничить потоки, Херб.

– Все уже делается, У меня кордоны на въездах в Адамс, Марбл и Кларк-стрит.

– Горлышком воронки надо сделать выход с Дирборн-стрит, – сказала я на подходе к тротуару. – Без моего личного осмотра из здания никого не выпускать. Где группа захвата?

– В дороге, но надо… Вот черт, – сбился с мысли Херб, глянув через плечо.

Выше по тротуару, возле декоративного пятачка (клумба в каменном кольце), цепенела молчаливая от ужаса стайка прохожих, человек десять-двенадцать.

Уже с этого места глаза различали лужу крови.

У Херба на шее висел бейдж, и он его, подходя, спешно выставил напоказ:

– А ну все в сторону! И не уходить до выяснения!

Мы остановились в трех шагах от зловещей сцены.

– О-па, – произнесла я. – Он еще и пешехода зашиб.

Тел было два. Первое – человек в костюме, Роу, лежал лицом вниз, распростертый на ложе из смятых, едва успевших проклюнуться луковичек тюльпанов. По виду картина напоминала гигантскую тарелку лазаньи в смутном человеческом обличье. Бедняга, которого он сбил, торчал из-под него паучьи изогнутыми конечностями; голову ему расшибло о камень. Рядом лежал кирпич Библии, страницы которой с ленцой ерошил ветерок.

Поток пешеходов был эффективно пресечен; единственными зрителями оставались лишь те, кто здесь находился непосредственно в момент происшествия.

– Я пошла внутрь, искать, – сказала я.

– Джек, там в здании уже две дюжины копов. Они его найдут.

– Ты думаешь, у кого-то из них есть опыт близкого общения с убийцей? – спросила я. – Я им могу пригодиться.

– Это опасный маньяк, который, между прочим, намерен тебя убить.

– Торчать тут без дела я не могу.

Херб тронул меня за руку.

– Послушай, Джек. Я тебе обещаю. Никто из этого здания без твоего согласия не выйдет.

– Херб…

– Я провожу тебя ко входу.

– Херб…

– Чей это объект, черт возьми?

В безмолвной ярости я прикусила губу. Хотя ничего не скажешь: он прав.

– Твой, – признала я нехотя.

– У тебя есть ко мне уважение?

– А то ты не знаешь.

– Тогда прошу: делай то, что я говорю.

Лютер1 апреля, 13:54

Он прогулочным шагом идет по коридору офиса Питера Роу, ныне покойного. Само собой, после недавней стрельбы он уподобился опустевшему городу.

Рот коверкает безудержная улыбка.

Видеосеанс с Джек удался даже лучше, чем он себе представлял.

Пройдя через приемную, он открывает массивную деревянную дверь и выходит в вестибюль.

Пока здесь пусто, хотя где-то за углом уже слышится перекличка голосов и близятся торопливые шаги.

Полиция.

Прибыла на место неожиданно быстро, и копы наверняка уже оцепили здание.

От воя сирен некуда деться даже здесь.

Там, снаружи, должно быть, доподлинный армагеддон. Это вызывает беспокойство.

Хотя чем сложнее вызов, тем упоительней ощущение победы.

Херб1 апреля, 14:04

Створки лифта раздвинулись, и детектив Херб Бенедикт ступил на двенадцатый этаж Маркетт-Билдинг. Тихий, как сама смерть.

Со стрельбой все, вероятно, разбежались.

Полицейский спецназ дал по этажу отбой и теперь прочесывал нижние этажи.

Херб повернулся к троим сопровождавшим его оперативникам и двоих послал в противоположную сторону коридора.

– Проверьте каждый офис. Если кого-то найдете, требуйте предъявить удостоверение личности. Любого, кто вызовет мало-мальские подозрения, спустить вниз и допросить. Этот парень – убийца, настоящий киллер. Не исключено, что он взял кого-нибудь в заложники. Действуйте жестко. Сэйки, пойдешь со мной.

Сержант Сэйки, кудрявый новичок с мохнатой сплошной бровью, двинулся вслед за Хербом по коридору в сторону офиса Роу.

Само здание было доподлинно произведением искусства – один из первых небоскребов со стальным каркасом, декоративной кладкой стен и атриумом в два первых этажа вестибюля.

Приемная Питера Роу впечатляла своим помпезным шиком – тут и там скульптуры, мозаика, бронза.

Пригарь выстрелов ощущалась здесь наиболее сильно, но читались и другие, полускрытые запахи – элитных дезодорантов, спитого кофе, и конечно же, крови. Некоторое время Херб стоял на пороге кабинета, вбирая его ужасающую ауру.

У его ног в лужах загустевшей крови лежали двое охранников здания. У каждого в груди по нескольку дырок от пуль.

За столом Питера Роу просторное окно с зияющей брешью. Ковер, как перцем, усыпан мелкими осколками армированного стекла; здесь же валялось и орудие, которым убийца, судя по всему, крушил стекло, – пожарный топорик.

Как вообще Кайт попал на встречу с Роу? Наверняка у секретарши в компьютере вбит график встреч. Херб повернулся и направился в приемную, когда в петлице у него ожил микрофон.

– Детектив Бенедикт, это лейтенант Николсон, прием, – послышалось сквозь потрескивание статики.

– Да. Что там у вас? Прием.

– Я здесь на этаже, в офисе двенадцать двенадцать. Один деятель никак не хочет выходить, прием.

– Держите его там, я иду. Отбой.

Херб ускорил шаг и взмахом велел Сэйки идти следом.

Оба вышли в коридор, где все офисные двери были распахнуты настежь (некоторые со следами взлома).

Наискосок от еще одной группы лифтов, возле открытой кабинетной двери стоял Николсон. Оружия он пока не вынимал, хотя кобуру расстегнул и стоял положив ладонь на композитную рукоятку «глока».

Херб пристроился рядом и осмотрительно заглянул в пространство небольшого кабинета. Там сидел коротко стриженный шатен, в белой рубашке с синим галстуком. После зачистки этажа спецназом было не вполне понятно, что этот тип здесь делает.

– Сэр, я детектив Херб Бенедикт. Поместите ваши руки так, чтобы я их видел.

Человек с понурым вздохом поднял руки над монитором.

– Это вообще надолго? – уныло спросил он. – А то я такую процедуру уже проходил с теми, другими копами.

– А те копы разве не приказали вам отсюда выйти?

– Я, знаете ли, хорошо осведомлен о своих правах. И заставить меня отсюда уйти у вас не получится.

Херб мысленно сделал заметку отчитать спецназовцев за то, что не выставили отсюда этого олуха.

– Сэр, вы вообще в курсе, что произошло в этом здании, буквально в двух офисах от вас?

– Да. Кого-то застрелили. Я видел, как тот парень уносит ноги. Пронесся как раз мимо меня.

Херб озадаченно покачал головой. Воистину людскому безрассудству нет предела.

– А вас не беспокоит то, что вас могли застрелить?

– Сказать вам, что меня реально беспокоит? – Человек кивком указал на горку картонных папок возле своего компьютера. – Вам известно, что произойдет через четырнадцать дней?

Херб ухватил взглядом табличку на двери: «Дэвид Дин, доктор юриспруденции. Магистр права в области налогообложения». Ах вон оно что. Налоговый адвокат.

– Через две недели закончится срок подачи деклараций, – пояснил Дин. – Так что я сейчас завален работой если не по уши, то во всяком случае, по горло. Клиенты для меня превыше всего.

Херб бегло оглядел аскетичное убранство кабинета – неполитые папоротники в горшках, расхожие картинки на стенах. А еще опилки на полу (возможно, следы недавней перестановки). Единственные персональные предметы находились на столе хозяина кабинета – кофейная кружка со смайликом, хрустальное пресс-папье, а также рамка с фото, где Дин пожимает руку Биллу Клинтону.

– Сэр, – категорично обратился Херб, – я вынужден просить вас покинуть это здание. Мое требование неукоснительно и распространяется на всех, кто здесь находится.

– Да бросьте вы. Я…

– Завтра вы сможете сюда вернуться. А пока в мои полномочия входит за неподчинение вас даже арестовать.

Дин с длинным и унылым вздохом потер виски, после чего все же выключил компьютер.

– Не вижу логики, – сказал он. – Ведь на данный момент это самое безопасное место для пребывания, разве нет? Тот, кого вы ищете, уже сделал отсюда ноги.

Он прихватил свой висящий на стуле пиджак, и Херб проводил его к лифту и бдительно отследил, чтобы кабина спустилась до самого низа.

После этого они с Сэйки возвратились в кабинет Роу.

Лютер1 апреля, 14:07

Джек Дэниэлс окружена копами и сканирует взглядом толпу в шикарном вестибюле Маркетт-Билдинг.

Все это донельзя волнительно, и Лютер пытается сдержать на своем лице улыбку.

Вот она смотрит прямиком на него; на нестерпимо сладостное мгновение их взгляды встречаются, после чего она переводит взгляд на следующего.

Лютер терпеливо ждет своей очереди на выход.

Херб1 апреля, 14:07

Уже не впервые после ухода Джеки в отставку Херб жалел, что она сейчас не с ним. У нее почти сверхъестественный нюх на обнаружение улик и намеков на местах преступлений; на выявление, казалось бы, несопоставимых нюансов и деталей. Причина ухода Джек была ему понятна, и он ее в этом решении поддерживал, но сейчас надеялся, что здание скоро расчистится настолько, что она сможет сюда подняться и поделиться своими наблюдениями.

При оглядывании офиса Роу Херб никаких намеков не увидел. А видел просто кабинет. Столы, стулья, растения, все эти бесчисленные картотечные шкафы… Картотечные шкафы.

Во всех офисах есть картотечные шкафы.

А выдворенного налоговика с Клинтоном на фото… где были его картотечные шкафы?

Их там чего-то не было.

Странно. Настолько странно, что Херб, признаться, почувствовал себя неуютно.

Чувствуя легкий всплеск адреналина, он вместе с Сэйки возвратился в офис 1212 и еще раз его осмотрел.

Кабинет скромный, небольшой. Приемной нет. Один лишь стол с компьютером.

И никаких картотечных шкафов.

Херб схватил рацию.

– Это детектив Бенедикт. Свяжите меня со старшим группы спецназа.

– Здесь лейтенант Мэтьюз, прием, – послышалось после паузы. – Что там у вас, детектив? Прием.

– При прочесывании двенадцатого этажа почему вы не спровадили вниз того налоговика? Прием.

– Какого налоговика?

Лютер1 апреля, 14:08

Развязывая и стягивая с шеи галстук, Лютер смотрит на выход. Атмосфера наэлектризована. В воздухе ощутимо витает страх. Смятение вперемешку со взволнованностью. Всюду приглушенная, но жаркая болтовня, вопросы, сетования. Местами уже и пошучивают: кое-кто из офисного планктона, очевидно, возбужден тем, что в их тусклых, пресных жизнях что-то происходит.

Будет о чем рассказать за ужином семье. А то и, глядишь, попадут в вечерние новости.

В очереди на выход перед Лютером остается всего четыре человека. Там впереди, прежде чем выпустить из здания, копы прозванивают народ металлодетекторами.

Он смотрит на свои наручные часы, изображая нетерпение. Еще минута, от силы две, и он отсюда выберется.

Херб1 апреля, 14:08

– Сейчас. – Херб поглядел на дверную табличку и сказал в рацию: – Дэвид Дин, налоговый адвокат. Офис двенадцать двенадцать, прием.

– Детектив, на этаже никого не было. Мы проверили каждую дверь. Некоторые даже вышибать пришлось. Об убойном говорить не берусь, но у меня команда работает без ошибок. Когда мы за что-то беремся, мы делаем как надо. Прием.

Всплеск адреналина шибанул разрывной пулей.

Херб зашел за стол Дина и включил монитор, все еще ожидая увидеть там какую-нибудь электронную таблицу или документ в «экселе» – свидетельство обычной работы налоговиков.

Оказалось, что Дин играл в Angry Birds.

Херб взял фото с Клинтоном, и вокруг головы президента увидел мутные разводы – пошлая подделка на «фотошопе».

– Внимание всем! – рявкнул Херб в микрофон. – Подозреваемый в вестибюле. Белый мужчина, по виду от сорока до пятидесяти, короткие каштановые волосы, одет в белую рубашку и синий галстук. Представляется налоговым адвокатом Дэвидом Дином. Повторяю: подозреваемый с короткими каштановыми волосами, выдает себя за Дэвида Дина.

Лютер1 апреля, 14:09

Джек стоит не более чем в трех метрах.

На Лютера она уже и не оглядывается; распрощалась.

Он изнывает от соблазна кашлянуть, издать какой-нибудь звук, шорох – посмотреть, не обратит ли она внимание, – но уже подходит его очередь на выход.

Тогда он вынимает свой айфон, нажимает «повторный набор» и сует трубку в нагрудный карман.

Джек хватается за свой сотовый, отвлекаясь этим движением, в то время как коп на выходе начинает проверять Лютера на предмет оружия.

Джек1 апреля, 14:09

Я приняла запрос на видеосвязь, однако экран оставался отключен.

Поднеся трубку к уху, я расслышала безликий, приглушенный шум множества голосов.

– Алло, – сказала я.

– Алло, – отозвалось в ней через секунду.

Но это был не ответ; это был мой собственный голос, отозвавшийся в айфоне эхом.

Это означало, что айфон собеседника ловит мой голос. То есть Лютер сейчас где-то здесь, в вестибюле.

Рядом со мной.

– Он здесь! – выкрикнула я, допуская большую оплошность.

Паника не разразилась, но искра тревоги вызвала волну сумятицы.

Копом я не была, а потому рации при себе не имела.

Петличный микрофон одного из близстоящих копов я схватила в ту самую секунду, когда Херб кричал в свою рацию, что Лютер находится в вестибюле.

Оглядывая толпу, я притиснула трубку к щеке в надежде расслышать что-нибудь, способное выдать его местонахождение. Свое свободное ухо я заткнула пальцем, фокусируясь единственно на звуках, исходящих из айфона.

До слуха слабо, но с безошибочной внятностью донеслось:

– Все в порядке, можете идти.

На моих глазах из дверей здания наружу выходил худой мужчина с каштановыми волосами.

– Остановите его! – завопила я, но все находящиеся в вестибюле копы и без того были уже в движении, закрывая дверь следом за только что вышедшим. Я поспешила к ним, но моей попытке протолкнуться воспрепятствовал один из полицейских, схватив меня за плечи.

– Он только что вышел! – провопила я.

Мы вместе выскочили из двери наружу, угодив в кромешный хаос.

Снаружи здания царил форменный бедлам.

Пожарные, парамедики, полиция, толпа людей, ожидающих снаружи своих сослуживцев, а также проворный рой репортеров, атакующих с микрофонами и камерами любого, кто хоть с полминуты простоял без движения.

А вот шатена здесь нигде не было.

Успев до этого подстричься и покраситься, Лютер спокойно прошел через вестибюль, непосредственно мимо Джек, и вышел из здания под видом Дэвида Дина.

Этот сучий сын находился непосредственно здесь, заговаривая копам зубы россказнями о пятнадцатом апреля. А Херб его не просто выпустил; он еще и настоял, чтобы тот ушел.

Херб1 апреля, 14:10

Херб слушал трескотню по рации: гарканье приказов, беготню подчиненных. Лютера никто не находил.

Поджав губу, Херб вдумчиво оглядел опилки на ковровом покрытии офиса Дина. Посмотрел на опалубку стены, по цвету несколько иной, чем напротив.

Подойдя, он запустил пальцы в заметный шов наверху и потянул.

Панель легко оторвалась, открыв взгляду мелкий темный сортир.

В нем на раковине лежал пистолет. А рядом валялись черная майка, черный парик, и стояли ковбойские сапоги.

Вот теперь все четко становилось на места. Убийство Питера Роу Лютер продумал и спланировал заранее. Он снял по соседству офис, скрыл санузел за фальшь-панелью, а после убийства просто прошел сюда за перегородочку и дождался, когда уйдут копы.

Джек1 апреля, 14:12

Я как могла собрала и разослала офицеров осуществлять поиск на всех направлениях, хотя что толку: Лютера уже след простыл.

Видеосвязь мелькнула и пропала без всякого появления убийцы на экране, но он наверняка еще объявится, со всем своим ядом глумливости.

Когда Херб разыскал меня среди уличной неразберихи Дирборн-стрит, на нем лица не было. Точнее, было, но такое пришибленное, что лучше и не глядеть. Казалось, он вот-вот расплачется.

Да и я чувствовала себя примерно так же.

– Ох я облажался, – подавленно вздохнул он.

– Ох я лоханулась, – не сговариваясь и ровно в ту же секунду произнесла я. – Повелась на эти черные волосы. Как будто на них свет клином.

– Оба дали маху.

Он вкратце поведал мне о той сценке с налоговым якобы адвокатом Джеймсом Дином.

– Черт, – я досадливо тряхнула головой. – Здорово он нас разыграл. Не вини себя, Херб.

– А ты себя винишь, что ли?

Я не ответила.

– Брось, Джеки. Ишь ты, все себе пригрести захотела.

– Ладно, волосы на себе потом рвать будем. Надо еще с объектом разобраться.

За спиной Херба я тротуаром прошла к тому облицованному кирпичом пятачку с клумбой. Сейчас это место было огорожено. Команда криминалистов трудилась над тем, что осталось от мистера Роу.

– Внутри этого человека в костюме должна быть книга, – сказала я.

– Внутри здесь мало что осталось, – мрачно шутнул один из криминалистов, – почти все снаружи.

– Пластикового пакета не находили?

– Пока нет.

Я глянула вниз, на изувеченные трупы. По своей неприглядности (и это мягко сказано) останки «прыгунов» стоят рядом с «погорельцами».

– Ага. Что-то есть, – подал голос еще один спец. Его руки в перчатках скользнули по брючинам Роу. – Какое-то вздутие.

– Разрежьте штанину, – велел Херб.

Спец ножницами разделал книзу штанину Роу, обнажив все те же кровь и кости, но среди этой мешанины я углядела пузырчатый пластиковый пакет, прихваченный скотчем к бедру Роу.

Спец внезапно отшагнул назад.

– Ты что? – удивилась я.

– А если взрывное устройство?

Об этом я как-то не подумала.

– Вызовем сюда бригаду саперов, пускай занимаются.

Он начал оттягивать меня в сторону, но я выдернула руку.

– Это не бомба, – сказала я.

Спец поглядел на Херба, и тот, пожав плечами, сказал:

– Джек, буду с тобой откровенным. Лично мне находиться здесь не улыбается, тем более сейчас. Ты же знаешь, на что способен этот выродок.

Криминалисты уже упятились назад и сейчас помогали зачищать периметр вокруг двух тел.

– Херб, для него это игра. Если это действительно устройство и он сейчас на нас смотрит, держа руку на кнопке, то он ее нажмет, и тогда что?

– Взорвемся к хренам собачьим, и всё.

– Именно: и всё. А в чем тогда кайф?

– Не понимаю. Этот тип хочет тебя убить. И вот теперь ты стоишь здесь, уязвимая, как никогда.

– Да, он хочет меня убить, но при этом, всё это делая, смотреть мне в глаза. Для него в этом весь кайф. Тянуть процесс, смаковать. Все это время со мной разговаривать. А взрывать – это не его стиль.

Я полезла в сумочку, вынула из нее швейцарский нож и ступила на каменную закраину клумбы.

– Джек!

– Времени дожидаться саперов у нас нет. В этом теле кроются намеки на возможные преступления, и если мы их провороним, то снова могут погибнуть люди. А вина в этом ляжет на нас.

Он положил руку мне на предплечье, но я ее стряхнула.

– Черт возьми, Херб! Дай мне делать мою, язви ее, работу!

– Это больше не твоя работа, Джек. Дай сюда нож.

Мысль о том, что это сделает мой бывший партнер и лучший друг, заставляла понять, насколько дурацкой эта затея была изначально.

– Может, нам действительно дождаться саперов? – пошла я на попятную.

– Ничего, сам управлюсь.

– Ножик-то малюсенький. А у тебя пальцы, как сардельки.

– Улики, Джек. Ты гражданское лицо. А значит, посторонняя. Дай мне нож и уйди за ту, язви ее, ленту, или я возьму тебя под арест.

Арестовал бы он меня, черта с два. Но нож я отдала.

Он натянул латексные перчатки. А затем опустился рядом с изломанными трупами на колени и открыл лезвие. Пакет был измазан кровью, и в тот момент, когда Херб вспарывал скотч, сердце у меня тревожно замерло. Я ожидала, что там будет книга – очередное дешевое издание, – но это было что-то другое. Через пластик угадывалось единственно то, что этот предмет тонкий и серый.

А что, если я ошибалась? Может, это действительно что-нибудь со взрывателем?

Между тем Херб продолжал кромсать скотч. Мой пульс разгонялся чем дальше, тем стремительней.

Затем я услышала голос: кричал Фин. Мое имя.

Я обернулась и из-за желтой полицейской ленты показала ему «OK» большим и указательным пальцем (полная противоположность тому, что я сейчас чувствовала на самом деле).

Херб, наконец, справился с пластиком, отшелушил его и вызволил наружу пакет. Разрезав пузырчатку, наружу он извлек какое-то тонкое устройство примерно двадцать на двенадцать и толщиной меньше сантиметра; оно было в чистом полиэтиленовом пакете.

Херб встал и двинулся от клумбы. По пути он поднял пакет, демонстрируя его мне.

На нем черным маркером было выведено:

«Дж. Д. – КАКОВ ВЫПАД. – Л. К.»

Увидев содержимое пакета, я упрекнула себя в недогадливости. Это была все же книга. Электронная.

А если еще конкретней, то читалка. Как у меня.

– Это всего-навсего читалка! – провопила я команде криминалистов. – Эй, цыплята! Можете возвращаться!

Затем я попросила Херба повернуть ее ко мне лицом.

– Что это, Джек? – спросил меня Херб.

– Электронная читалка.

Сквозь тонкий слой полиэтилена я ногтем активировала кнопку включения, и оживший экран с портретом Эмили Дикинсон[34] (пугающе похожей на иллюзиониста Дэвида Копперфильда) сменился книжным текстом.

В строке наверху экрана значилось название: «Синее убийство».

Шкала загрузки внизу экрана указывала 4 %. Сегмент был снабжен электронной закладкой, где верхний угол представлял собой иконку с загнутым уголком.

По Википедии я помнила, что «Синее убийство» – название еще одного опуса Эндрю З. Томаса.

Вынув из сумочки айфон, я наспех сняла страницу, которую передо мной держал Херб.

«Синее убийство» – Триллер

«Идя домой по темной сырой улице, через деревья он посмотрел на дом, где притаилась его квартира. От мысли о предстоящем ночлеге в той мрачной спальне тревожно сводило живот. Мысль о рассказанном сне вселяла отраду. Не мешало бы открыть им всё без утайки. Особенно о страхе. О пробуждении среди ночи, с бессонным бдением в постели посредине той черной комнаты, когда тело сотрясается в физических и умственных конвульсиях. О неведении, почему такое безобидное явление, как стрелка, показывающая на двенадцать, вселяло в него ужас столь глубокий, что он снял часы со стены. О неведении, чему суждено произойти после полудня в том прекрасном городке на углу Дубовой и Сикоморовой. Не ведают они, какою кровью…»

По прочтении этого отрывка я нахмурилась.

– Что-то не так, Джек? – насторожился Херб.

– Здесь отсутствует номер страницы.

Он указал на отметку «4 %» внизу экрана.

– Так вот же она. Страница четыре.

– Нет, Херб. Это процент прочитанного от общего объема книги. На читалках номеров страниц нет, если только…

Я кивнула сама себе, чувствуя теснящий сердце взмыв открытия.

– Что, Джек?

– Традиционных номеров страниц здесь нет, но есть другая разметка.

Сквозь пленку я нажала кнопку «меню» и, когда появилась таблица, внизу экрана по центру всплыло:

310 из 7647

– Джек…

– Секунду, Херб.

Я нажала кнопку отмотки страниц и удерживала, пока на экран не возвратилось начало второй главы.

– Ни хрена себе, – вырвалось у меня.

– В чем дело?

– Сколько сейчас времени? Только точно.

Он взглянул на часы:

– Два тридцать три.

Я потерла себе лоб.

– Через двенадцать с небольшим он собирается убить еще кого-то.

– Вот те раз. Откуда такие выводы?

– Номер подразумевает время: три десять. До этого для указания времени смерти он использовал номер страницы. Если вернуться к началу главы… – Я отмотала назад, – видишь, как в слове выделена буква «а»? Вот это меня зацепило. Помнишь, как в прежних книгах кружком окружалась буква «п»?

В глазах Херба продрожала догадка.

– Буква «п»… Он намекал, что убийства будут проходить во второй половине дня[35].

– Именно. А номер главы означает…

– День убийства.

– Значит, убийство замышляется на три часа десять минут пополуночи второго апреля.

– Но где, Джек? Ты вот узнала, что прийти нужно именно сюда… как? Каким образом?

– Местоположение каждого следующего убийства указывает имя предыдущей его жертвы.

– Тебе что, Лютер сам это сказал?

– В некотором смысле. Вначале он убил Джессику Шедд. Затем Реджинальда Маркетта возле «Аквариума Шедд». После этого Питера Роу в Маркетт-Билдинг.

– И где ж, в таком случае, должно произойти следующее убийство?

– Роу.

– Роу? Это где?

– Не знаю. Может быть, парк, или опять же здание, или какой-нибудь музей. Да что угодно.

Херб нахмурился.

– А может, это намек на что-нибудь еще. Типа «Роу против Уэйда».

Все это я слышала отдаленно, как сквозь толщу жара. «Роу против Уэйда». Судьбоносное решение Верховного суда об узаконивании права женщины на прерывание беременности.

Мне вспомнилась наша последняя встреча с Лютером. Я тогда была беспомощна, со сломанной ногой. Он мог меня убить, но знал, что я беременна, и не стал этого делать. И только сейчас, именно сейчас он решил вновь объявиться в моей жизни.

– У меня скверное ощущение, Джек, что он меняет правила.

Продолжения от Херба мне слышать не хотелось, но я машинально спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Я про Роу. Тебе скоро рожать. А фамилии жертв Лютера, как ты заметила, намекают на конкретное место, верно?

– Да.

– Тогда что, если в качестве следующего места намечена ты? Что сегодня в три десять пополуночи он намерен прервать твою беременность?

Я отошла на пяток шагов, чтобы не запачкать место преступления, и блеванула прямо себе на кеды.

Лютер18 марта, четырнадцать дней назадСпустя четыре дня после происшествия с автобусом

– Ого. Прямо-таки священник?

– Да. Из католической церкви Питсбурга.

Лютер через стол подается вперед и долго, пристально смотрит ему в глаза. На вид лет пятьдесят пять – пятьдесят шесть. Гладко выбрит. Залысины с проседью. Тонкие губы. Задумчиво-кроткие глаза.

– Давайте на минуту будем честны, святой отец. Вы не против?

– Разумеется.

– Вы не женаты?

– Священничество и брак обычно шествуют разными путями.

– У вас обет безбрачия? Целибат?

– Да.

– Это трудно?

– Случаются моменты соблазна, но с Божьей помощью обет удается блюсти.

– В самом деле?

– Да.

– Нелегко оно, наверно, со всеми этими снующими вокруг молоденькими алтарниками? Завлекательные мальчики, испрашивающие благословения Божьего. Признайтесь как на духу: бывало иногда?

– Никогда, и ни за что.

– Ой ли, святой отец?

– Не бывало такого, чтобы я когда-либо притронулся к ребенку. По моему мнению, это самый страшный из грехов.

– Прямо-таки никогда?

– В самом деле.

– Но соблазны, вы сказали, бывают.

– К счастью, не в этом направлении. Да, соития в своей жизни я не изведал, но признаться честно, соблазны близости с женщиной меня иногда все же посещают.

– Ну вот. И вы прямо-таки ни разу ему не поддались?

– Представьте себе, нет. Господь своими путями уберегал меня от грехопадения.

Лютер завороженно покачивает головой.

– Нет, я так же греховен, как и мы все.

– Так каковы же ваши грехи, святой отец? Представьте, что я просто собрат-священник, принимающий от вас исповедь. Или Господь Бог.

– Вы ни то и тем более ни другое. А всего лишь заблудшая душа, коих множество и которые нуждаются в наставлении. Я буду за вас молиться.

– Не поможет. Лучше расскажите, что вы говорили на своей последней исповеди.

– Существует тайна исповеди. А потому увольте.

– Если вам предпочтительней, то я могу заставить вас взирать, как я кого-нибудь лишаю жизни.

– Иногда я… не соглашаюсь с некоторыми установками, поддержания которых от меня требует Церковь. В прошлом месяце я, например, взроптал, когда его святейшество папа высказался против использования презервативов с целью профилактики половых инфекций, особенно СПИДа, в Африке.

– Вы ему открыто противостояли?

– Нет. Своих возражений вслух я не высказываю.

– Вы когда-нибудь крали деньги из корзины с подаяниями?

– Конечно, нет.

– А вино, приготовленное для причастия? Вы его пили тайком или позволяли себе лишку?

– Никогда.

– Тогда мне от вас нет никакого прока, – подытоживает Лютер.

– Нельзя ли отпустить кого-нибудь из тех людей? Если надо, я готов остаться здесь вместо них.

– Вы, видимо, не слышали только что сказанного мной?

– Что?

– Мне от вас нет прока.

Из-под стола Лютер достает «глок».

В глазах священника промелькивает ужас и полная растерянность, но он быстро берет себя в руки, и его глаза наполняются глубокой, скорбной печалью.

Наконец, в них огоньком оживает непреклонность цели.

– Сын мой, у меня есть минута? – спрашивает он.

– Я вам ее даю.

Священник закрывает глаза и начинает нашептывать молитву.

Когда он заканчивает, Лютер наводит на него ствол.

– Теперь вы готовы предстать перед своим Творцом?

– Да.

– И вы не испытываете никакого страха?

– Господь пастырь мой. Не убоюсь я зла.

Лютер кивает.

А затем встает и стреляет ему пять раз по ногам. Лишь удостоверившись, что зла священник все же боится, Лютер пускает ему пулю в голову.

Люси1 апреля, 15:00

– Как у нас там с бензином, Ди?

– С четверть бака.

– Мы дотянем?

– Да уж лучше б так. А иначе придется выставлять твою горелую задницу напоказ где-нибудь у перекрестка. Сколько фокусов ты сможешь выдать, чтобы заработать нам пять баксов?

– Козел ты.

Они проехали очередной дорожный знак.

Оставалось каких-нибудь девяносто километров.

То есть в пределах часа. И уж тогда…

Тем немногим, что оставалось от языка, Люси почти ощущала на вкус, как сладко это будет.

Лютер1 апреля, 17:30

Лютер, не мигая, таращится в экран своего ноутбука. Дыхание у него выходит спазмами.

Затем он истово, во весь голос принимается вопить:

– О боже, помоги! Помоги мне, прошу тебя! Кто-нибудь, помоги-и-те-е-е-е-е!!!

Джек1 апреля, 18:00

Противиться я не стала.

Во всяком случае, на этот раз.

Я позволила Хербу задействовать его полномочия, и полицейский департамент Чикаго поселил нас с Фином в «Конгресс-отеле» под подложными именами. Макглэйд занял номер по соседству. Внизу в вестибюле заступили на дежурство два офицера в штатском, мониторя всех входящих и выходящих.

Фин с Гарри возвратились ко мне в дом за одеждой и всякой всячиной, а еще чтобы отправить Даффи-пса в Нью-Йорк Даффи-человеку. Что до Мистера Фрискерса, то его снабдили порционной кормушкой, поилкой и туалетом с автоуборкой. Я снова попыталась заговорить с Фином насчет его предложения, на что он, с каменным видом сложив на груди руки, изрек: «Не сейчас».

Такой ярости, как у задетого за живое грабителя банков, не бывает, наверное, даже в аду.

Невольно напрашивалась мысль: а не было ли то обручальное кольцо приобретено со злым, далеко идущим умыслом? И вот что еще интересно: а как далеко проделало вышеуказанное кольцо путь по пищеварительному тракту собаки? При мысли, что Фин перед дорогой в аэропорт вывел Даффи на прогулку, мое сердце начало гонку по вертикали. Живо представился наихудший сценарий: я одалживаю у Макглэйда металлический детектор и в поисках пропавшего сокровища несколько часов кряду прочесываю свой задний дворик.

Сидя на безразмерной кровати, я взяла с ночного столика трубку. До этого Херб уже прочел мне никчемную лекцию о пользовании айфоном. Технари из команды оперативников скопировали мой номер, и теперь к копам и федералам поступали все мои входящие и исходящие звонки – все это с целью установить местонахождение Лютера, если тот снова всплывет на связи.

Зная всегдашние трудности в отслеживании сотовой связи, особых надежд на эти хитрости я не возлагала. Не хотелось мне и того, чтобы у федералов фиксировались мои приватные разговоры.

Я набрала Даффи-человека, и когда тот снял трубку, почувствовала облегчение, лишний раз поняв, как у меня, в сущности, мало друзей. Это что, мой личный выбор? Или я просто неприятный в общении трудоголик?

– Стало быть, твоего зверя передислоцирует ко мне служба доставки? – спросил он.

– Фин этим как раз сейчас занимается. Информацию я тебе вышлю сразу как только получу. И еще, Даф… Там у Даффи есть одна проблемка.

– Слишком много себе одно место нализывает? Ну так это не проблема, а стиль жизни.

– Да нет, тут дело в другом. Понимаешь… Фин сделал мне предложение, а Даффи заглотил колечко.

– С пальца, что ли?

– Нет, его на нем еще не было.

Говорить все это мне было донельзя стремно, но Даффи по доброте пропустил это якобы мимо ушей.

– И я тебе нужен в качестве дежурного по говну?

– Прости, Дафф, – вздохнула я удрученно.

– Да ладно тебе. У меня гончая, Элис, однажды съела ключи, причем все. Они были на кожаном ремешке, и вот пришлось ждать, пока он у нее переварится. Ну а потом она те ключи по одному выкакивала. Я восемь дней за ней с сачком ходил, пока наконец не получил свой ключ от машины. На матч по боксу пришлось брать такси – денег извел больше, чем получил с матча.

– Получил, говоришь, смачно?

– Ты точно коп, а не комик?

– Еще раз спасибо, Дафф. С меня реально причитается.

– Да брось ты, Джек. Может, когда-нибудь и тебе выпадет постеречь сраку моего пса. Кто его знает.

Я снова поблагодарила его и ушла со связи.

А затем на айфоне вышла в «Гугл» и почитала насчет «Роу против Уэйда».

В правовой системе неизвестные ответчики часто зовутся подставными именами Джон Доу и Джейн Доу. Когда истцы анонимны, их именуют Ричард Роу и Джейн Роу. В 1970 году такая Джейн Роу подала иск против Генри Уэйда, окружного прокурора Далласа, представлявшего штат Техас. В итоге дело дошло до Верховного суда США, который счел аборты фундаментальным правом, не противоречащим Конституции.

Несмотря на то что в номере было тепло и даже душновато, меня знобило. Если Херб прав и Лютер хотел убить моего младенца, то не вполне понятно, чего он этим добивался. Наверняка серийный убийца вроде Лютера не был сторонником запрещения абортов. Может, это все просто совпадение?

Я загуглила слова «Роу» и «Чикаго» и в итоге попала на офис ныне покойного патентоведа, а еще на фирму по торговле подержанной офисной мебелью и региональное управление образования штата Иллинойс. Копы уже наведались в обе организации, но мне это казалось неверно взятым следом. Лютер в этом направлении, похоже, не указывал. Тогда я попробовала загуглить «Уэйд» и «Чикаго», что дало мне ворох статей, но все единственно об игроке «Майами Хит» баскетболисте Дуэйне Уэйде, уроженце Города ветров[36].

Наконец, я попробовала вбить просто «Роу».

Как выяснилось, так называлась марка икры, а еще кратко обозначался термин «доходность капитала»[37]. Отличилось и Агентство по охране окружающей среды, чей ведомственный доклад сокращенно называется так[38].

Быть может, Лютер на этот раз прицепился к имени, а не к фамилии, поэтому я попробовала загуглить «Чикаго» и «Питер».

Ничего конкретного.

К поиску я добавила «судьбоносный» в надежде, что «Гугл» явит что-нибудь связанное с именем Питер – здание, парк или музей.

Ничего. Пусто. По нулям.

Я потерла глаза. Экранчик айфона мутнел, возможно, от долгого вглядывания в мелкий шрифт. От натирания ясности не прибавилось, а на меня вдруг нахлынуло головокружение. Комната начала безудержно вращаться, и чтобы не упасть, я вцепилась в подлокотники кресла; в обморок не упала лишь усилием воли.

Когда кружение наконец унялось, я возвратилась к «Гуглу». По какой-то причине Лютер упорно ссылался на дантовский «Ад».

Я еще раз прошлась по связанным с этим произведением сайтам.

«Ад» был первой частью «Божественной комедии» и повествовал о встрече Данте с древнеримским поэтом Вергилием, который провел его по девяти кругам ада, знакомя с мучениями разнообразных грешников. Пытки бедолаг, уходя корнями в пятнадцатый век, служили духовной пищей христианам, дополняя их воображение, так как Библия на сколь-либо подробные описания преисподней была до странности скупа. Данте нам следует поблагодарить за языки огня, серу и демонов, истязающих проклятых и обреченных.

Но по большому счету «Ад» повествует о пути к просветлению.

Данте сбивается с пути, но лицезрение страданий падших грешников помогает ему ступить на тропу праведности.

Какая-то такая хрень.

Набожной я не была, а образ Бога как мстителя, по воле которого люди на веки вечные обречены кипеть в котлах, считала напрямую противоречащим концепции о всемогущем, любящем все свои творения Создателе. Ад был ухищрением, посредством которого церковники удерживали власть над массами, а заодно делали на них деньги.

Хотя в ад я и не верила, но в целом против некоторого просветления в своей жизни не возражала. Только сомнительно, что я обрету его через нечто, написанное сотни лет назад.

Я зевнула, вновь потирая глаза.

Попробовала перечесть тот отрывок из «Синего убийства», но снятая с читалки фотография была для этого слишком мелкой. Пришлось разоряться на еще одну дорогущую книжку Эндрю Томаса в электронной версии и искать место, на котором Лютер сделал закладку.

«Гугл» указывал, что строка «не ведают они, какою кровью» была опять же цитатой из Данте. Наряду с этим в тексте упоминалось пересечение Дубовой и Сикоморовой, но перекрестка с соответствующими названиями в Чикаго не значилось, хотя по отдельности таких улиц в Иллинойсе было пруд пруди.

Связи здесь я не улавливала, а потому понятия не имела, что мне хочет сказать Лютер; не было и новых идей. Закинув ноги на подушку, я погрузилась в чтение «Синего убийства», стараясь сохранять спокойствие и сосредоточенность в приближении того, что через семь часов пять минут (у себя на айфоне я установила таймер) кто-то должен умереть жуткой смертью.

В отличие от голого реализма «Поджигателя» и «Убийцы и его оружия», «Синее убийство» содержало в себе элемент мистики.

Сюжет повествовал о человеке, угнетаемом странными предчувствиями, которые роковым образом сбывались. Я читала уже с час в крепнущем убеждении, что герой книги вовсе не предрекает, а, наоборот, вспоминает леденящие душу события прошлого, от которого сам пытается укрыться. Чтение прервал стук в дверь.

В секунду я выхватила свой «кольт» и поместила палец на спусковой крючок.

– Это я, – послышался снаружи голос Фина, а сам он осторожно заглянул в номер.

При нем было два чемодана, которые он занес и поставил возле двери.

– Даффи к Даффи отправил? – осведомилась я.

Он кивнул.

– А он, это… испражнялся перед тем, как ты его упаковал?

Фин приподнял бровь:

– Только по-маленькому. А у нас что, есть какая-то особая причина для обсуждения нужд твоей собаки?

«Твоей». Не «нашей», а именно твоей, хотя к Фину Даффи был сильнее привязан, чем ко мне.

– Мне показалось, у него запор, – соврала я, – поэтому я просто о нем беспокоюсь.

Фин нагнулся и, расстегнув на моем чемодане молнию, вынул из него тонометр и подошел ко мне. Я так ушла в свои мысли, что мне, честно говоря, было не до давления. Но при замере Фин должен был ко мне притрагиваться, а мне так хотелось чувствовать на себе его руки, пусть даже в сугубо медицинских целях, что я послушно подставила свое предплечье. Он закатал мне рукав и наложил на руку манжет.

– Тебе не надо было так на все реагировать, – сказала я. – Твое предложение застало меня врасплох.

Он не отозвался.

Я положила свою ладонь на его.

– Прошу тебя, Фин. Поговори со мной.

– А о чем бы ты хотела, чтобы я с тобой разговаривал, Джек? Я сделал предложение женщине, которую люблю, а она так и не дала мне ответа. Хотя вопрос «выйдешь ли ты за меня?» вовсе не из разряда головоломных.

Я убрала ладонь, не зная толком, что ответить.

– Извини, – произнесла я на всякий случай.

– Извинений мне не надо. Мне нужно «да» или «нет». Думаю, я этого заслуживаю.

– Сейчас неподходящее время, – вздохнула я. – Слишком много всего навалилось.

– Послушай. Я не самый романтичный парень на свете…

– Дело не в этом.

– …и предложение, наверное, можно было обставить лучше. А я мандражировал и из-за этого все скомкал. Хотя все продумал наперед. Собирался повести тебя в тот немецкий ресторанчик, который ты любишь…

Глаза у меня увлажнились.

– Фин, пожалуйста, не…

– …хотел, чтобы трубач там сделал со сцены объявление. А я бы встал на одно колено и…

– Это все так, Фин. Я… я знаю, как оно заведено, но… Дело не в тебе. Оно во мне.

Он ждал от меня объяснения. До него явно не доходило.

Я как могла постаралась до него донести:

– Понимаешь, последние несколько месяцев я ощущала себя не человеком, а каким-то объектом. За которым все время наблюдают, опекают, охраняют. Плюс к этому, во мне растет ребенок. Ощущение на редкость странное: я все еще не определилась со своими чувствами ко всему этому. У матерей, наверное, с первых же дней устанавливается какая-то связь с их нерожденными детьми? А вот у меня ее нет. Во всяком случае, я ее не чувствую. А чувствую, что кто-то словно прокрался в мой дом, и я не уверена, что хочу задержки этого нежданного гостя.

Фин изучал меня неотрывным, пытливым взглядом.

О чем он сейчас думает, я понятия не имела. Может, то же что и я: «Я неудачник, которого никто никогда не способен полюбить».

– Джек, я не хотел внести в твою жизнь добавочного стресса.

– Черт возьми, Фин, я не это имела в виду.

Он поглядел на цифровой дисплей тонометра.

– Сто сорок пять на девяносто. Все равно высокое.

Фин отстегнул липучку и убрал от меня руки.

Затем подошел к дивану, сел и потянулся за пультом от телевизора.

– Может, ляжешь? – спросила я.

– Я не устал.

– Тогда давай куда-нибудь выйдем. Мы ведь уже черт знает сколько не играли с тобой в бильярд. Давай в девяточку?

– Это небезопасно. За тобой по пятам ходит маньяк, и тебе нужно отдохнуть.

– Секс? – брякнула я наугад. Менее всего я хотела его сейчас, но надо хоть как-то позаботиться о мужских потребностях Фина.

– Джек, я устал. Ты не одна, у кого куча дел на плечах.

– Фин…

– Мы не можем отложить разговор на более поздний срок?

– Конечно, – ответила я с делано оптимистичным видом.

Я вернулась к чтению «Синего убийства», стараясь, чтобы Фин не замечал, что я плачу.

Наконец, когда читать больше не оставалось сил, я погрузилась в сон, одна на двуспальной кровати.

Лютер1 апреля, 23:48

Все планирование, вся подготовка, все деньги, вся кропотливая работа сводятся фактически к одному моменту – этому самому.

Грузовик готов, минивэн тоже. Готовы каталки. Пульт дистанционного управления. Аэрозоли. Вентиляторы. Лютер проверяет все в последний раз; все, кроме аэрозолей. Каждый сорт газа у него ограничен, а пробовать их на себе не способствует здоровью и вообще жизни как таковой.

Он припоминает свою последнюю заправку бензином, с каким-то козлом на колонке, буйно сетовавшим на цену $4,06 за галлон; все это он называл не иначе как «обдираловкой» и «нефтяным кризисом».

Кризис угрожает Чикаго неминуемо, но только будет он не тем, о каком вещал тот дуралей.

В ходе своего исследования Лютер выведал весь перечень преступников, которых все свои годы службы вылавливала Джек Дэниэлс. С некоторыми из них он даже был знаком. Одним из самых одиозных был серийный отравитель по кличке Химик. У него можно было многому научиться. Настолько, что Лютер решил срезать, так сказать, угол. Вместо того чтобы самостоятельно осваивать науку химию, он просто похитил химика из местной лаборатории и, применив необходимые методы убеждения, заставил его создать то, что было нужно ему.

А нужны были отравляющие газы. Люизит и би-зет.

Люизит был особенно коварным, а проводимые Лютером эксперименты завершились появлением наиболее отвратительных симптомов. Конец сварганившего их ученого-химика был ужасен: он стал первой жертвой люизита с довеском в виде хлорида натрия, который состряпал он же.

Редкостно действенным оказался и би-зет.

После случая с автобусом Лютер прибегал к его использованию достаточно активно. Теперь этого газа, увы, оставался всего один баллон, хотя для намеченного его должно оказаться предостаточно.

В самый раз для определенных адресатов его эпического шедевра. А также для предстоящего торжества.

Лютер сверяет время по айфону, внутренне чуть дрожа от предвкушения ожидаемого эффекта.

По своей природе это ощущение не сексуально. Пожалуй, уместнее всего его можно сравнить с зимами детства, с ночью перед Рождеством. Детство Лютера не лишено было приятности, во всяком случае поначалу, и исполненное эйфории ожидание Санты во многом перекликалось с тем, что он чувствовал сейчас.

Сейчас он на пороге чего-то чрезвычайно важного, от чего меняется сама жизнь.

Сравнимо с каким-нибудь открытием нового магазина или летним выходом многообещающего блокбастера. С той, конечно же, разницей, что большое число людей при этом умрет в страданиях.

Но то, что он, Лютер, творит искусство, а никто никогда не утверждал, что искусство творить легко. Уж ему-то это известно не понаслышке. Известно, что лучшие образцы искусства пишутся кровью.

Он улыбается.

– Все это для тебя, Джек, – произносит он тихо, буквально шепотом, чтобы не потревожить мертвых.

2 апреля