– Давай хоть на пять минут прекратим о ссанье разговаривать?
– Да пожалуйста, – согласился Гарри. – Не хватало нам еще из-за каких-то ссак разосраться.
Фин двинулся первым, через дверь направившись в неосвещенный коридор. После того полета с лестницы голова все еще была не на месте, а правое колено начинало взбухать. Одной рукой Фин придерживался за стену, другую протягивал вперед, пробираясь со всей быстротой, какую только позволяло благоразумие. Бетон стен холодил руку. Что это, интересно, за помещение? Какая-то брошенная фабрика или склад? Он ненадолго остановился, пытаясь определить окружающие звуки. Которых, собственно, и не было. Ни уличного шума, ни машин, ни самолетов. А уж людских голосов и подавно.
Только попискивание мокрой обуви Макглэйда за спиной. Фин принюхался и сморщил нос, уловив запах сточных вод.
– Это не я, – отреагировал за спиной Гарри. – И только в силу обстоятельств.
Похоже, что они под землей, причем где-то вблизи канализации или в ней самой. Еще одна дверь вела в помещение с буроватой, гнусно пахнущей водой. Эта заводь тянулась примерно на двадцать метров, а дальний ее край играл оранжевыми отблесками неяркого света.
– Надо бы Лютеру свой бассейн почистить, – сказал Гарри.
– Там вон свет.
– Ты что, думаешь лезть прямо в это дерьмо? Мне казалось, тебе моей вони хватает.
Но Фин уже начал двигаться прямо в стоки. Они не были ни частью канализации, ни выгребной ямой. Этот странный резервуар, сообразил Фин, был создан Лютером по каким-то ему одному известным сумасбродным причинам.
Вода была холодной. Фин поднял руку и уловил поток циркулирующего воздуха. Если вслушиваться, то слух постепенно начинал улавливать шум большого, мощного кондиционера.
Что это, черт возьми, за место? Точнее, для чего?
– Прости, Бруно, – простонал Гарри, забредая в воду.
Оба придерживались периметра. Так выходило дольше, но зато глубина была не выше бедра.
Макглэйд следовал за Фином, неотвязно тарахтя:
– О боже, ты чуешь это амбре? Сколько, по-твоему, в этой жиже плавает заразы, так и норовящей к тебе прицепиться?.. Ну и жара здесь. Прямо тропики… Не помню, успел ли я сделать прививки от всех заразных… ох! В меня сейчас ткнулось что-то твердое… кажется, змея… длинная, коричневая, вонючая… или может, это были фекалии… Признаться, я их недолюбливаю… Уж лучше бы змея… Фин, ты улавливаешь запах испражнений?
– Гарри, ну пожалуйста, ты не можешь утихнуть хоть на несколько минут?
– Да как же мне утихнуть, когда они льнут ко мне со всех сторон, как к какому-нибудь гигантскому говномагниту?
– Макглэйд…
– А к тебе они не липнут?
– Макглэйд!
– Ладно, затыкаюсь.
Прошло секунд двадцать, и Макглэйд нарушил свой обет молчания:
– Ой, кажется, мне в рот что-то заплеснулось.
Но Фин не слышал: его внимание было приковано к платформе, что проступала впереди. А на ней лежало тело.
Он ускорился, беря курс на бетонный помост с мертвецом.
– Этот парень, похоже, куда-то опаздывал, – рассудил Гарри.
– Опаздывал? – не понял Фин, оглядывая расчлененный труп.
– Ну да. Так торопился, что вынужден был разорваться.
– Я порой дивлюсь, как устроен твой мозг.
– О. Я с ним и сам иногда не рискую связываться.
Оранжевый свет исходил от газового фонаря в стенной нише. А рядом находилась дверь.
С притолоки бесхозно свисали путы с другими частями трупа.
И тут Фин что-то такое углядел. Прямо в двери, похожее на серый язык.
Липучка от обуви Джек.
– Джек была здесь, – вполголоса сказал он, торопливо проходя в дверь.
Снова извивы темных переходов, но уже с проблесками нестойкой надежды, развеивающими страх.
Джек жива. И была здесь. Надо ее только найти.
– Фин! Ау-у! Ты куда-то задевался, в потемках?
– Я здесь! – крикнул он, не сбавляя хода.
– Фииин!
Стоп. Это уже не Гарри. А чей-то еще знакомый голос… Херб.
– Херб! Ты здесь? Я иду! Вопи, не умолкай!
Так они перекликались, пока Фин не набрел на еще одну мерзлую загаженную комнату. Там на полу сидел Херб. Среди кровяной лужи.
Джек
Дочурка спала, когда дверь открылась и в комнату вошел Лютер, неся с собой баллон с приделанным к клапану таймером.
Таймер вел отсчет от восьмидесяти пяти секунд… Восемьдесят четыре… восемьдесят три…
Баллон Лютер поставил около кресла.
– Меньше чем через полторы минуты этот баллон наполнит комнату усыпляющим газом. Ты отключишься. Я боюсь, что твоя девочка может не вынести дозировки и умереть. Когда вы ехали в грузовике, она получила лишь мелкую дозу, поскольку находилась еще в тебе. А теперь получит полную. Дай ребенка мне, и он будет в безопасности.
– Катись к дьяволу.
Я бережно прижала дочь к себе.
– Семьдесят пять секунд, Джек.
– Прошу тебя, Лютер. Даже такой, как ты…
– Что «такой, как я»?
– Неспособен сделать такого со мной. С ней.
– На что я способен, ты понятия не имеешь.
Передать ее, ему… на это я пойти не могла.
Но мысль о том, что она умрет прямо здесь, у меня на руках, давила непосильным гнетом.
– Когда я увижу ее снова?
– Скоро.
– Когда?
– Пятьдесят пять секунд, Джек, – он подался вперед, раскрывая руки.
– Нет, – выдавила я. – Не могу.
– Дай ее мне, или она умрет.
– Я даже не назвала ее!
– Дай или умрет.
Я закрыла глаза. Лютер что-то говорил, но я его выключила и двадцать секунд просто сидела, впитывая ладонью тепло ее спинки, чуть слышно вздымающейся и опадающей в безмятежном сне.
Как такое может происходить на самом деле, со мной?
– Джек. Тридцать секунд.
Я прошептала ей на ушко:
– Твоя мамуля очень, очень тебя любит. И совсем скоро мы с тобой снова увидимся.
Открыв глаза, я ничего не различала из-за едкого тумана слез.
– Ее надо кормить и держать в тепле, – наказала я.
Чувствовалось, как Лютер снимает ее у меня с живота.
Я вытирала глаза, следя за тем, как он подносит моего ребенка к открытой двери. На подходе к ней он приостановился и сказал:
– Джек, ты же знаешь, что больше не увидишь ее никогда?
Момент, когда дверь за ним захлопнулась, я огласила воплем истерзанного, окровавленного, гибнущего животного, которому заживо вырывают из груди сердце. Ели б кто-нибудь сунул мне сейчас в клетку металлический прут, я бы взялась его исступленно грызть.
На такой уровень боли человеческий ум попросту не рассчитан.
И тут послышалось шипение газа из баллона. Он незримо наполнял комнату – комнату, в которой была разрушена моя душа.
Херб
– Фин, это ты?
– Я здесь, Херб.
Чувствовалось, что Фин опускается рядом на колени.
– У тебя кровотечение? Сильное?
– Да нет. Выстрел в голень. Пуля навылет прошла.
– Но тогда…
– Кровь здесь в основном не моя, – пояснил Херб, и чтобы Фин не подумал не то, поспешно добавил: – И не Джек. Лютер увел ее через дверь, что за мной.
– Ах, это ты, пузан? – комната сделалась тесней от присутствия Макглэйда. – Ну и видок у тебя, ей-богу. Как будто все глаза проплакал. Эдак ты… Ох. Черт. Извини, Херб. Он что, зашил их наглухо?
У себя на подбородке Херб ощутил руку Фина.
– Как это объяснить? – спросил тот.
– У него тут дантов ад, – пояснил Херб. – Я приговорен к третьему кругу – чревоугодие – и сижу без глаз в человеческих отходах.
– Очень мило, – отреагировал Гарри. – А мы с Фином торчали в круге, где насилие. Там нас заставляли шибать друг друга током. А затем мы со ступенек сверзлись с лестницы и прогребли через выгребную яму. Где на меня напала коричневая змея. Оказалось, не змея, а просто фекалии. Хочешь, я помогу тебе с твоими глазами?
Херб тягостно вздохнул. Макглэйда он не любил и уже за эти несколько минут от него притомился.
– А у тебя что, есть ножницы?
В обычной жизни Херб Макглэйда едва терпел, но сейчас ему годилась любая возможная помощь.
– Что ты задумал?
– Сиди не двигайся.
Руки Гарри обхватили ему голову, а сам он подался к лицу Херба, приоткрыв рот, словно собирался его поцеловать. Но губами он приник не к губам, а к правому глазу Херба.
– Макглэйд, чтоб тебя, что ты там выделываешь?
– Тихо, – на секунду отвлекся Гарри. – Я умею языком завязывать во рту черенок от вишневой ягоды. В этом мне нет равных. Сиди не дергайся.
– Ох. Гарри…
– Тссс. Не шевелись. А то веко надкушу.
Со стороны это выглядело слегка скабрезно и до непристойности интимно, но уже через несколько мгновений Гарри отстранился и горделиво сказал:
– Ну вот. Удерживающий узел развязан. Давай второй глаз.
На протяжении минуты Макглэйд осторожно вытягивал нитки.
Херб осторожно разлепил веки, настолько распухшие, что приоткрылись буквально на щелку. Но и этого оказалось достаточно.
– Гарри, я… Сам себе поверить не могу, но я чертовски рад тебя видеть!
– Ну вот. А мне чертовски приятно быть видимым.
Херба настолько переполняла благодарность, что он какое-то время не мог подыскать слов.
– Даже не знаю, как мне тебя благодарить.
– Как насчет минета? – расплылся в улыбке Гарри.
– Нет, давать за щеку я сейчас не хочу, – с такой же улыбкой ответил Херб, – а вот это можно.
И Херб сделал то, чего, как он сам считал, этот зубоскал не дождется от него во веки вечные: взял и крепко обнял. Херб Бенедикт обнял Гарри Макглэйда.
– Спасибо тебе, Гарри.
– Нет проблем, Херб. Хоть что-то полезное от меня за все годы. А то приколы да приколы.
– В общем, с меня причитается, и… – тут Херб наморщил нос: – От кого-то пахнет мочой, или мне показалось?
– От Фина, – Гарри оттолкнул Херба. – Давайте лучше нашу девушку искать.
Фин уже тянул за ручку дверь. Когда та не поддалась, он двинул ее здоровым плечом, но безрезультатно.
– Ты можешь ходить? – спросил Гарри у Херба.