– Ты и это видела? Честно сказать, я надеялся. Получается, Джек, тебе известно обо мне почти все? Все, да не все. Ты не знаешь, пожалуй, самого главного моего секрета. К сожалению, ты умрешь, так и не узнав…
Дверь распахнулась.
Я обернулась в надежде увидеть копов, но это была не полиция.
Вместо нее на пороге стояла какая-то уродливая развалина с пистолетом в трехпалой когтистой лапе.
Я ее не знала, но поняла, что это Люси. Подельница Дональдсона.
У меня мелькнула мысль, что они сейчас откроют друг по другу пальбу. Но ни он, ни она не шевелились.
– Там на палате еще один коп, – сказала Люси. – Если выстрел услышат, то живым никто отсюда не уйдет.
– С чего ты взяла, Люси, что я думаю уйти отсюда живым?
– Ты-то, Эндрю? При твоем эгоизме? Нет, такой, как ты, класть здесь жизнь не собирается.
Эндрю?
И тут меня словно ударило.
Все фрагменты встали на места.
Отсутствие отпечатков пальцев у Эндрю.
Контактные линзы и парик Лютера.
Странные комментарии «ALONEAGAIN».
То, как он заманил агента Синтию Мэтис в Мичиган.
Вкладывание книг Томаса в тела жертв.
Маниакальная одержимость Данте.
Человек, которого я знала как Лютера Кайта, был на самом деле Эндрю З. Томасом.
Я посмотрела на кровать. На изможденную полумумию, прикрытую простыней. Это был не Эндрю Томас.
Это был…
– Привет, Лютер, – обратилась к нему Люси. – Я вижу, ты хорошо на диете посидел.
– Мы знакомы? – спросил тот.
– Ну а как же. Правда, с последней нашей встречи на том собрании я сделала себе несколько косметических операций. Я Люси. Помнишь меня? Ты ведь меня тогда выделил из общей толкучки.
Человек на кровати – настоящий Лютер Кайт – улыбнулся мертвенной беззубой улыбкой.
– Конечно, помню, ангел. Рад снова тебя видеть. Этот твой вид дело рук Эндрю?
– Как и твой.
Я повернулась и уставилась на… как мне его теперь называть?
– Ты писатель, – утвердительно сказала я нетопырю, держащему меня на мушке. – Эндрю Томас. Так?
– Был, можно сказать, в прошлой жизни. Писать я больше не пишу. Практикую, так сказать, иные формы художественного самовыражения. Как ты теперь знаешь.
– Но как? – спросила я. – Как оно вообще…
– Лютер, – ответил Эндрю, указывая ножом на лежачего, а ствол удерживая на Люси. – Он сломил меня. Примерно так же, как я пытался сделать с тобой, Джек. Случилось это семь лет назад. Разумеется, не обошлось без пыток. Но изменило меня то, как он заставил меня поступить с Вайолет.
Мне вспомнилась Вайолет Кинг. Шрамы от ожогов у нее на руках.
– Это сделал ты?
Эндрю кивнул.
– Да, я. Лютер сказал, что если я это сделаю, он ее освободит. Ну а потом я одержал над ним верх. Правда, Лютер, у меня это неплохо получилось?
– Не то слово, Эндрю. Сверх того. Ты меня заткнул за пояс. Из тебя Лютер лучше, чем из меня самого.
Я еще раз мельком глянула на дверь. Где же, черт возьми, копы? Куда запропастились?
– Это так странно, Джек, – сказал Эндрю. – Вдруг внезапно осознать, что в тебе этот… безмолвный голод, а как его утолять, ты не знаешь. Начать смолоду, плавно и постепенно, у меня не вышло. Пришлось обучаться на хищника экстерном.
Глаза его маниакально остекленели, словно он был на амфетаминах. У меня мелькнула мысль вцепиться и выдернуть у него пистолет, но его палец лежал на курке надежно.
– И я начал изучать других убийц, – продолжал Лютер. – Их методы, почерки. Примерять, соответствуют ли они мне по росту и размеру. Множество долгих интимных часов я провел и с Лютером, изучая устройство его мозга, вдаваясь в движения и ход мыслей. Чтобы утянуть деньги с его банковских счетов – семейство у него было очень состоятельным, – мне пришлось фактически стать его тенью, живым воплощением. И постепенно я понял, что мне это нравится. Рядиться в его черные джинсы и ковбойские сапоги, парик и контактные линзы, насасывать чертовы лимонные леденчики, в которых он души не чает. Для себя я сделал вывод, что лучший способ стать собой – это быть им. Так мы и поменялись местами. Пускай он будет Эндрю З. Томасом, ну а я стану Лютером Кайтом.
Этот парень был не просто сломлен. Он был разрушен до основания. Необратимо. Безвозвратно.
– Эндрю, послушай, – сказала я. – Нам нужно…
Выстрел грохнул настолько внезапно, что я даже не сообразила, откуда он.
Яркий блик вспышки с пригарью пороха.
А за ней еще и еще.
Эндрю полетел на пол с двумя вышибленными коленями; рука, в которой у него был ствол, висела плетью. Из другой руки выпал и исчез под кроватью кривой нож. Люси встала сверху, целясь ему в живот «береттой».
– Ты был моим идеалом, – с горькой усмешкой сказала она. – Однажды я проехала шестьсот миль, чтобы хоть одним глазком взглянуть на знаменитого писателя-детективщика Эндрю Томаса. Получить у него хотя бы автограф было мне за счастье. Я тогда была молода, красива. А ты… превратил меня в уродину.
Эндрю на полу завозился, силясь дотянуться до пистолета.
– Вот тебе за Дональдсона, – сказала она и жахнула ему выстрелом между ног.
– Люси! – выкрикнула я, делая шаг вперед. – Прекрати!
– Ну-ка назад, дамочка, – направила она «беретту» мне в лицо. – Через секунду и до тебя дело дойдет.
Эндрю со стонами корчился на полу.
– Ты пойми: он сгниет в тюрьме, – не унималась я. – Так что делать все это незачем.
– А я вот делаю.
Ну где эти сволочи копы?
– Люси, я тебя прошу. Он отнял у меня ребенка.
– Хреново тебе, наверное.
– Люси!
Ствол, описав дугу, уставился обратно на Эндрю.
– Зря ты меня не прикончил, когда у тебя был шанс, – безгубо ухмыльнулась она.
– Увидимся… в аду, – прокряхтел Эндрю.
– Ада нет, тупая ты задница.
Она пальнула ему в голову, и он перестал дергаться.
– Нет! – с криком рванулась я.
Но Люси бдительно уставила в меня ствол.
– А теперь еще одну, под занавес…
– Стой, Люси, – в попытке сесть просипел с кровати Лютер. – Не надо. Она меня спасла. Давай ее отпустим.
– Да? Я о ней наслышана. Еще та оторва. Зачем давать шансы? Или ты так уверен?
– Уверен.
Люси нагнулась, сняла со спецпояса Эндрю наручники, после чего под дулом пистолета подвела меня к открытой двери санузла.
– Полезай в душ, – велела она.
Я шагнула в душевую кабинку, а она бросила мне наручники. Если б она меня сейчас убила, я бы, пожалуй, не очень и возражала: со смертью Эндрю Томаса развеялись мои надежды разыскать дочь.
– Что делать, ты знаешь, – сказала мне Люси.
– Люси…
– Не испытывай мое терпение, сучка.
Один браслет я замкнула у себя на запястье, второй пристегнула к стояку.
Люси исчезла обратно в палату. Чем она занимается, я не видела, но, судя по звукам, там с одышливым сипеньем поднимался с кровати Лютер.
Послышался взвинченный голос Люси:
– С минуты на минуту они сюда нагрянут.
– Перестань. Подтолкни меня к ванной.
В дверном проеме появилась Люси, а вместе с ней на каталке Лютер. Он неотрывно смотрел на меня своими могильно черными глазами.
– Эндрю изжил из себя человечность, – сказал он, – но не полностью. Это его сгубило. Слишком уж много выживших он за собой оставлял. А выжившим свойственно возвращаться и цапать тебя за задницу.
– Лютер, скажи: ты знаешь, где мой ребенок? Ответь, пожалуйста.
Помолчав, он сказал:
– Эндрю вечно сокрушался о том, что он проделал с Вайолет. С ней и ее сыном. Так многие из нас сбиваются с пути. Все мы губим, ломаем, рушим. Но иногда… – изо рта у него выскользнул язык, змеисто облизнув бледные полоски губ. – Иногда мы пытаемся склеить то, что сломали.
На этом Люси, обрывая его, толкнула каталку, и они оба скрылись с глаз.
Было слышно, как открылась и захлопнулась дверь. А следом крики и выстрел, от которого сердце в моей груди скакнуло к горлу.
Это кто, охранник Фина? Накрыл Люси? Или она его?
Или… боже упаси… кого-то из моих ребят?
Я не металась, не звала: не было смысла. На соседних этажах выстрелы были слышны каждому, и по больнице это разлетится в считаные минуты.
В самом деле: не прошло и минуты, как ко мне в санузел влетели Гарри и Херб, оба с пистолетами.
– Фин? – с ходу спросила я.
– В порядке, – бросил Херб. – Тут под дверью мертвый коп. Улей весь гудит. Что, черт возьми, стряслось?
– Найди ключ к наручникам, – я нетерпеливо потрясла своей прикованной к стояку рукой. – Быстрее, Херб! Надо отсюда делать ноги. Мне кажется, я знаю, где ребенок.
Услышанное от Эндрю многое разъясняло. В самом деле, все вполне логично.
То, что мы сейчас действовали без уведомления властей, делало наше положение несколько рискованным. Риск, который во время нашей продолжительной поездки висел на мне бременем. Но не хотелось, чтобы впереди нас туда со стрельбой влетел полицейский спецназ. По опыту известно, что порой это плохо заканчивается.
Поэтому внутри я просто твердила себе, что мой ребенок цел и невредим и я благополучно его верну.
Парни настояли, что отправятся со мной, хотя и были в неважнецкой форме. В больнице с нас потребовали подписать справки о том, что мы выписываемся самовольно, вопреки указаниям врачей. Особенно хрупок был Фин, но отговорить его ехать было все равно что городить среди потока дамбу из единственного мешка с песком. Дорогу нам облегчало и тяготило пение Гарри с Хербом: дуэтом они горланили старые хиты Нила Даймонда – не в ноты, но с душой (причина, подозреваю, в их только что возникших лирических отношениях, а также в мощных обезболивающих).
Сначала было вроде ничего, но после пятой сбивки в «Минорной песне» (обоих подвело незнание текста) я уже скрипела зубами так, что могла запросто разгрызать гранит.
Когда мы, наконец, добрались до Пеории, я проверила, полон ли барабан моего «кольта», хотя в душе надеялась, что он мне не понадобится.
– Гарри, Херб, на заднюю дверь. С собой берете один из «универсальных ключей». Фин, ты дожидайся здесь.