– Эй? – осторожно, вполголоса окликнула я.
– Здесь! – заставил меня вздрогнуть женский крик.
При проходе через гостиную половицы под моим весом натужно скрипели, а я как могла огибала дыры там, где дерево прогнило.
В какой-то момент я остановилась и прислушалась.
Меня обступал темный узкий коридор; из бреши, что зияла в потолке, сеялся дождь. В конце коридора виднелась дверь, очерченная щелями в косяках, через которые просачивался свет. Из-за двери взрастал множественный хор стенаний, перешедший затем в невнятные причитания.
Преодолев оцепенелость страха, я тронулась вперед.
Одна из половиц подо мной с треском лопнула, и я всей ногой провалилась в подклеть, где ступня увязла в холодной грязи.
Упершись в пол локтями, я с грехом пополам выпростала ногу обратно и отползла в сторону, тяжко переводя дух и отирая пот, струящийся с лица.
Голоса из-за двери по-прежнему раздавались, но я все никак не могла двинуться, весь остаток своей энергии израсходовав на выскребание из подклети. Тяжко пульсирующая голова шла кругом, а тело пробирала истома усталости, даром что я буквально недавно очнулась от сна.
Не знаю, какими усилиями у меня получилось встать. Последние несколько шагов до двери я проделала, уже пошатываясь.
Распахнув ее, я, переводя дух, остановилась на пороге. Мерцание мошек по углам зрения давало понять, что до обморока мне совсем недалеко.
О боже… Боже правый.
Когда-то здесь была спальня с окном, выходящим на дворик с детской площадкой и видом на заводскую окраину.
Теперь щербатый пол здесь был голым, а облицовка стен содрана до анкеров, к которым крепились кандалы – ручные, ножные, шейные. Возле каждой стены в оковах стояло по четыре человека. Поверх вони экскрементов в комнате несносно воняло паленым мясом. Приглядевшись, я увидела, что от плеч старика в углу исходит дымок. Поникнув головой, старик недвижно свисал в изъязвленных обугленными дырьями лохмотьях, бывших некогда вельветовым пиджаком.
Обгорелые ступни попирали почерневшую от огня металлическую решетку, вделанную в пол.
Через комнату меня окликнула какая-то блондинка, по виду на несколько лет старше меня.
Наши взгляды встретились.
Ее глаза были мутны от беспросветного ужаса.
Мои, судя по всему, тоже.
Лютер
– Скажи это! Скажи! – изуверски орет он в микрофон. – Это лишь начало! Если собьешься, ты у меня узнаешь, что значит настоящая боль! Говори!
Джек
Из глаз женщины струились слезы, а тело била крупная дрожь.
– Добро пожаловать в ад, – вымолвила она потусторонним голосом.
– Лютер где-то здесь? – спросила я.
– Не знаю.
– Я помогу, – обнадежила я. – Вызволю вас всех отсюда.
С лицом, искаженным слепым страхом, женщина замотала головой:
– Помочь нам ты не сможешь.
Я сделала шаг вглубь комнаты, оглядывая в полу решетку. Там внизу резвились рыжеватые языки огня.
Эту спальню Лютер превратил в адову печь.
Сложно даже представить, сколько времени и денег могло уйти на сооружение чего-либо подобного. А главное, зачем? Какую цель преследовало все это бесовское усердие?
Наверху в одном из углов, где сходятся стены, я приметила камеру слежения. А под ней медную табличку примерно тридцать на десять сантиметров. На металле было выгравировано: «КРУГ 1: ЛИМБ», а дальше значились цифры: «666».
Я приблизилась к дымящемуся старику и пощупала его пульс, зная, впрочем, наперед, что ничего там не нащупаю. Затем я подошла к окликнувшей меня женщине и попробовала на вес ее цепи.
Тяжелое литое железо. Освободить этих несчастных без надлежащих приспособлений нечего было и думать. Я мельком глянула еще на двоих ослабело подергивающихся узников – глаза уже пустые, неподвижные.
– Я вернусь.
– Не покидай меня, – сипло вытеснила она.
– Мне нужно найти что-то, чем можно разомкнуть эти цепи.
– Ну пожалуйста, – взмолилась женщина, простирая ко мне руки.
Я обеими руками взяла ее ладонь и легонько сжала.
– Как тебя зовут? – спросила я.
Та секунду помедлила, словно силилась вспомнить:
– Андреа.
– Андреа, я Джек Дэниэлс. Обещаю тебе, что вернусь сюда сразу, как только смогу.
Я поспешила из комнаты, бдительно переступив в коридоре через тот провал в полу. На кухне я какое-то время обшаривала ящики и подвесные шкафы в поисках чего-нибудь, чем можно было бы разомкнуть цепи или их крепления, но куда там.
Через гостиную я выбралась обратно на крыльцо и далее во двор. Отсюда я без остановки добралась до середины улицы.
За всеми этими злодеяниями определенно стоял Лютер, только невозможно понять почему…
Что-то сшибло меня на колени, заложив уши внезапной переменой давления, а через мгновение обдав испепеляющим жаром.
Длившуюся вечность секунду я напрочь лишилась слуха, согнутая в смерче горячего пепла, рябящего снежинками адской метели. Вокруг на дороге валялся всякий хлам: куски черепицы, догорающие доски, обломки опалубки и еще невесть что.
Оглянувшись, я увидела, что дом, в котором я находилась еще минуту назад, теперь безудержно полыхал, выкашливая тучи смоляного дыма. Деревья по соседству, тоже занявшиеся огнем, словно царапали пепельно-серый небосвод неистовыми огненно-рыжими когтями.
Мои руки вместе со всем телом безостановочно тряслись.
Последние пять минут были, пожалуй, самыми сюрреалистичными во всей моей жизни, а это говорит о многом. Честно сказать, мне как-то даже не верилось, что все это происходит со мной и наяву; ну а когда где-то внутри во мне прорезался еще и голос Лютера, я невольно стала подозревать, что схожу с ума.
– Джек, лучше не прекращай двигаться.
Я потянулась к правому уху и обнаружила там наушник. Попытка сковырнуть его не удалась.
– Он не отойдет, – пояснил все тот же Лютер, – суперклей.
Я потянула сильнее, затем дернула, отчего кожу кольнуло болью. И память в момент встала на место.
Кладбище Роузхилл. Крытый грузовик. Газ. Все это сейчас казалось чем-то из давнего прошлого.
Сколько же часов я пробыла в отключке?
А еще Фин, Гарри, Херб.
Мои ребята. Мои заботливые, отзывчивые, героические друзья. Где они сейчас?
Боль норовила меня стреножить. Боль, а еще вина и гнев за эту безумную ситуацию, которую я должна была предусмотреть.
Если б я только могла с ними связаться…
– Где Фин? – спросила я, стараясь звучать бесстрастно, но вышло странно: глухо и одновременно со звоном в моих собственных ушах.
– Фин у меня, Джек. Как и Гарри. И Херб. На вечеринку приглашены все.
Я завозилась, пытаясь встать на ноги.
Похоже, взрыв меня слегка контузил: при подъеме меня понесло в сторону, и от падения меня уберегло лишь то, что я ухватилась за случайный столбик почтового ящика.
– Ты видишь в отдалении помещение склада? – спросил Лютер.
– Это которое?
– Кирпичное строение, на отшибе.
Там виднелся большой ангар, такой же обветшалый, как и все в этой округе.
– Да, вижу.
– Бери курс на него.
– Лютер, чего ты добиваешься?
Самообладание во мне постепенно восстанавливалось, а шум в ушах шел на убыль. Я выпрямилась и возобновила путь к середине дороги.
Тот кирпичный склад без окон стоял в нескольких сотнях метров впереди, на дальней стороне пустой автостоянки. Даже с этого расстояния из него как будто доносился звук – тихое машинное гудение.
– Джек, я за тобой слежу уже около года. Ты сбилась с пути, не правда ли?
– О чем это ты?
– Ты, помнится, была копом. Лучшим из лучших. Но теперь ты никто. И себя ты именно так и ощущаешь, разве нет? Джек! Счастлива ли ты вообще от того, что произведешь на свет этого ребенка?
Такой вопрос подтачивал во мне уверенность, и не только потому, что этот двинутый занимался сейчас моим психоанализом.
А потому, что он, возможно, был прав.
Я думала, что уход из полиции принесет мне блаженство и я окунусь в домашнюю жизнь, как в новые удобные туфли. Но все оказалось не в пример сложней, чем я ожидала. Жестче. Даже если б я не озиралась все время в поисках Лютера, который того и гляди обойдет кордон моих безотлучных защитников, я толком не знала, чего именно хочу от жизни.
Хотя в одном я, пожалуй, была уверена досконально: Лютер Кайт мне осточертел.
– Можешь смело и откровенно отвечать на все вопросы, которые я тебе подбрасываю, – разрешил мне Лютер.
– Пошел ты к черту.
Сидящее на кирпичных столбиках брошенное авто, мимо которого я сейчас проходила, цвенькнуло и лишилось бокового зеркала. Я инстинктивно отпрыгнула, а эхо выстрела еще мгновение летало между домами.
Стреляли с нескольких сот метров, со снайперской точностью. Прикрывая голову, я нырнула к земле, пронизанная электрической иглой страха. Но еще страшнее, чем выстрел, звучало слово «никто». Никто, ничто.
– Флэшбэк из прошлого, а, Джек? Прижатие снайперским огнем. Поверь, я многое усвоил от тех, с кем ты сталкивалась прежде.
– Чего тебе, черт возьми, надо? – пристукивая зубами, скрученная, как пружина, произнесла я.
– Я могу тебя прикончить, когда мне заблагорассудится. Стоит мне захотеть, и я прикончу Гарри, Херба или твоего Фина. Или просто буду их истязать, а тебя заставлю слушать. Ты меня понимаешь?
Я скрежетнула зубами.
– Отвечай.
– Понимаю, – ответила я (а что мне еще оставалось?).
– Ты вообще счастлива от того, что тебе предстоит родить ребенка?
– В текущих обстоятельствах…
– Перестань. Я имею в виду, еще до них. До первого убийства.
– Я… в замешательстве, – ответила я.
– Почему?
– Не знаю.
Ответ был честным – настолько, что тянуло расплакаться.
– Ты боишься быть матерью? Или боишься утратить себя такую, какой себя видишь? А что, если это я скажу тебе, кто ты есть? А, Джек? Что, если я покажу тебе, как быть человеком, которым тебе, по сути, предначертано было стать?
– Лютер, чего ты от меня хочешь?