[71] пространному выступлению или отпить глоток воды. А Беатрис тем временем внимательно разглядывала лежавшие на столе бумаги, документы, записи. Именно в один из таких моментов она заметила лист бумаги, показавшийся ей знакомым. Она присмотрелась. В полутемной комнате, с того места, где она сидела, ей не удалось разобрать текст – небольшой абзац, напечатанный посередине страницы. Дель Кампо невозмутимо наблюдал за ней.
– Инспектор, вы не чувствуете себя в опасности?
– А я должна?
Психиатр положил трубку в пепельницу и открыл ящик с правой стороны стола. Беатрис не могла увидеть, что там лежало внутри. Дель Кампо вновь зажал трубку в руке.
– У вас опасная профессия, младший инспектор. Вам ежедневно приходится сражаться с личностями, привыкшими к насилию, людьми, которые не задумываясь готовы применять силу для достижения своих целей или… чтобы защититься.
Он опять пристроил трубку на прежнее место и опустил обе руки на стол. Послышался тихий стук в дверь, затем она отворилась, впустив седовласую медсестру.
– Доктор, если вам больше ничего не нужно, я ухожу.
– Разумеется. Кто-то еще остался?
Медсестра покачала головой.
– Экстренный случай внизу, но здесь, наверху, уже никого нет.
– Очень хорошо. Спокойной ночи.
Медсестра слегка наклонила голову и закрыла за собой дверь. Беатрис слышала, как ее приглушенные шаги удаляются по коридору, и смотрела на дель Кампо.
– Поговорим об опасности, младший инспектор. Учтите, что такое заболевание рассудка, как, например, шизофрения, встречается сравнительно часто. Представьте, что человека приводят в отчаяния вещи, которые ни вас, ни меня не волнуют. Представьте, что заурядное действие – открыть ящик стола – может оказаться угрожающим. Что лежит в ящике, Пуэрто? Оружие? Безобидные бумаги?
В сумерках она разглядела, как верхняя губа психиатра искривилась в циничной усмешке, и внезапно ей стало жарко.
– Мы одни с вами в консультации, – добавил он.
– Благодарю за пример, доктор, – ответила она с апломбом, хотя чувствовала себя далеко не так уверенно, как хотела показать. Чего добивается этот человек? – Если у вас в ящике оружие… что ж, я вполне способна справиться с такой ситуацией.
Доктор молчал, его руки неподвижно лежали на столе красного дерева.
– Откровенно говоря, доктор, у меня нет времени на теоретические рассуждения, – добавила Беатрис. – Я предпочла бы вернуться к основной теме моего посещения…
Дель Кампо пропустил мимо ушей ее слова.
– Просто поразительно, насколько невежественны люди в том, что касается науки. Всю свою жизнь мы стремимся найти средство от душевных болезней, которые губят мир, и, не пройдет и нескольких лет, станут подлинным всеобщим бедствием, которое сокрушит цивилизацию. Стресс, бессонница, анорексия, лудомания, депрессия – все это создал человек в XX веке. Теоретические рассуждения? Наука продвигается вперед медленно, на ощупь, но она наша единственная союзница в искоренении зла, которое мы сами сотворили. Это не теории, а способ решения проблемы. – Дель Кампо протянул руку к своему стакану с водой, тогда как другая лежала неподалеку от выдвинутого ящика. – Я говорю «способ» в единственном числе, потому что, не сомневайтесь, есть и другие, порой более… радикальные.
Беатрис подметила угрожающую перемену в докторе: в его тоне проскальзывали отголоски пробуждающейся ярости, неистовства, на что прежде не было даже намека. От одного только тона температура в комнате могла бы понизиться на несколько градусов.
– О чем вы говорите?
По его лицу тенью скользнуло странное выражение.
– Я говорю о лечении, младший инспектор. Иногда я прихожу к выводу, что всем нам нужно лечиться. Возможно, человечеству жилось бы немного лучше, если бы в рацион его правителей входили лексатин, орфидал или валиум. У меня исключительно богатый практический опыт, и мое мнение таково: цель оправдывает средства, за редчайшим исключением.
Он умолк, наливая воды в опустевший бокал.
– Иными словами, младший инспектор: людей необходимо лечить вопреки их воле.
Беатрис твердо решила сменить тему, проигнорировав слабо завуалированные угрозы врача, и таким образом попытаться ослабить нараставшее напряжение.
– У меня не очень много времени, доктор, и я хотела бы все-таки поговорить о Хуане Аласене: тип личности, вкусы, общительность, в конце концов, все, что вы можете рассказать мне, не нарушая профессиональной этики, и что может помочь делу.
У доктора сделалось недовольное лицо, и он заморгал. И наконец улыбнулся.
– Преподаватели, сами того не желая, привыкают постоянно кого-то убеждать, прибегать к риторике и диалектике, что не может не сказываться на общем стиле беседы. Догадываюсь, что временами это бывает некстати. Надеюсь, я вас не утомил. Тот, о ком вы спрашиваете, был человеком с низкой самооценкой. На фоне чего очень часто развивается лудомания.
– Это нам уже известно. Позвольте, я задам еще один вопрос: почему вы не сказали Себаштиану Сильвейре, что он лечился в вашей консультации?
Эмилиано дель Кампо усмехнулся, не разжимая губ.
– Я уже все объяснил Себаштиану.
– Надеюсь, вы не откажетесь повторить, – мило улыбнулась Беатрис.
– Хотя его отец – мой друг и первый попросил меня о врачебном вмешательстве, Хуан взял с меня слово, что его лечение будет строго… – он поискал подходящее определение, – конфиденциальным. Я не имею обыкновения нарушать обещания или выдавать профессиональные тайны.
Беатрис почувствовала, что с нее довольно. Она взглянула на часы и решительно встала.
– Я заняла у вас слишком много времени, доктор. Вы были весьма любезны и очень помогли. Полагаю, что больше не придется вас беспокоить.
Пока она это говорила, Эмилиано дель Кампо резко захлопнул ящик. Он пожал протянутую ему руку и заявил:
– Было приятно с вами побеседовать. Я провожу вас к выходу.
Поздно вечером в понедельник Себаштиану вышел из международного терминала аэропорта Барахас. Он глубоко вдохнул свежий воздух и почувствовал себя обновленным просто потому, что ступил на землю этого города. Вокруг него деловые мужчины и женщины, измотанные работой и перелетом, усталой походкой направлялись к стоянке такси: выстроившиеся в длинный ряд машины дожидались пассажиров, готовые развезти их по домам. Себаштиану закинул дорожную сумку на плечо, поднял увесистый чемодан с одеждой, взятой с запасом на долгий срок, и шагнул на улицу. И там, у балюстрады, с вечной своей насмешливой улыбкой, стояла Беатрис.
– Сопровождение заказывали, профессор?
Себаштиану радостно улыбнулся:
– Вот так сюрприз.
– У меня есть связи, и когда я узнала, что ты возвращаешься этим рейсом… Ну, я подумала, что в последний раз мы не оказали тебе торжественной встречи, какая положена знаменитости.
Красный «сеат» был припаркован в зоне погрузки и разгрузки, и они подошли к машине в тот момент, когда жандарм начал проявлять к ней интерес. Беатрис показала свой жетон. Жандарм взял под козырек и отвернулся.
Себаштиану поставил сумку на заднее сиденье, «Самсонайт» – в багажник и устроился рядом с водителем, предвкушая возвращение на Олавиде. Они выехали из аэропорта молча, и только через несколько километров Беатрис открыла рот:
– Как там в Лондоне?
– Солнечно. Уныло. Пусто. Масса неожиданного.
– Неожиданного?
– Новостей, которые нам надо обсудить, – пояснил Себаштиану, подразумевая оланзапин и его использование для лечения психических заболеваний.
Беатрис, уже встроившаяся в ряд на улице Марии де Молина, искоса взглянула на него.
– Каждый раз, когда ты так говоришь, приятель, ты взрываешь бомбу.
Себаштиану фыркнул, откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Он намеревался поделиться с ней тем, что узнал об оланзапине и его применении в психиатрии позже, у себя дома, с бокалом в руке.
– Расскажу, когда приедем.
– Ладно. Взамен я порадую тебя тем, что раскопала сама.
– Морантес сказал, что Монтанья наложил на себя руки.
Беатрис вздохнула.
– Точно. Но есть еще новости.
В квартире на Олавиде Себаштиану пропустил Беатрис вперед и нажал старый выключатель, зажигая огромную люстру, свисавшую с потолка в прихожей. Проводив женщину в гостиную, он отнес сумку с чемоданом в свою комнату. Вернувшись, он задержался у деревянного буфета-бара и открыл облупившуюся с годами дверцу.
– Выпьешь рюмочку?
Беатрис, бродившая по гостиной, с любопытством разглядывая семейные фотографии, повернулась к нему:
– Налей мне что-нибудь.
Себаштиану изучил содержимое бара и отставил две пустые бутылки, покрытые пылью. В конце концов нашелся «Макаллан», любимый напиток отца, двадцатипятилетней выдержки – не меньше.
– Виски с… водой, – добавил профессор, припоминая содержимое холодильника.
Направляясь по коридору в глубь дома, Португалец думал о Беатрис. Поймав свое отражение в старом зеркале, он пригладил волосы. Двойник мог похвастаться двухдневной щетиной и на обольстителя никак не тянул. Смиренно признав этот факт, Себаштиану возобновил путь на кухню.
Вернувшись, он обнаружил, что Беатрис по-прежнему с увлечением изучает гостиную. Особенно ее заинтересовала библиотека, заполнявшая массивный стеллаж красного дерева, которую отец собирал на протяжении многих лет. Склонив голову, Беатрис читала названия на корешках справочников, поэтических сборников и сочинений классиков. Себаштиану хранил эти книги здесь, и ни разу у него не возникло желание увезти их в Лондон, несмотря на то что был страстным библиофилом. Он подошел к Беатрис с двумя наполненными бокалами.
– Что ты хотела рассказать?
– Давай выпьем по глоточку виски и поговорим. Мне нужно немного расслабиться, или я упаду в обморок.
Много раз Себаштиану будет потом вспоминать, что же произошло дальше, пытаясь восстановить по крупицах и бережно сохранить мгновения счастья, и ему это так и не удалось. Но результат был очевиден: неведомо как, Беатрис очутилась в его объятиях.