Танки были уже близко, метрах в ста, настоящие тяжелые немецкие танки. Не то, что та живопырка, уничтоженная Колькой Борисовым и им.
Машины шли одна за другой ладным, ровным строем, словно на каком-то параде. В другой раз и этот строй, и их могучий, всесокрушающий вид напугали бы, наверно, крестьянского сына Силантия Батагова. Разве кому-то можно встать супротив эдакой армады? Какой силой пересилить? А уж что тут может поделать один почти безоружный солдатик?
В этот момент Силантия ничего подобное не смущало и ничего больше его не волновало. Он вышел на последний свой бой. Были только немецкие танки и он, красноармеец, вооруженный двумя гранатами РПГ-40. Две суровые силы, вставшие против друг друга.
В голове у Батагова работала только одна солдатская мысль: как надежнее подбить передний танк, чтобы он потом перекрыл путь всем остальным?
Граната лобовую броню не возьмет. Она у немецкого танка около четырех сантиметров, а РПГ пробивает только два.
Выход тут один – надо действовать так, как учили на танковом полигоне, пока часть Силантия стояла в резерве. Надо пропустить танк и ударить гранатой в заднюю часть, где броня тоньше и где располагается двигатель.
Теперь вопрос: как оказаться позади танка? Если находиться сбоку машины, пока она проходит вперед, сразу попадаешь под пулеметный огонь идущих сзади танков. Изрешетят в одну секунду.
То же самое, если пропустить танк, спрятавшись в канаве, выскочить уже сзади… Тут точно швырнуть гранату не успеешь…
Похоже, как и на полигоне, надо будет подлечь под танк, пропустить его над собой и тогда бросить гранату в мотор.
Больше Батагов уже ни о чем не думал. Задача, поставленная им перед самим собой, была ясна: подбить передний танк, чтобы он вместе с уже стоявшими поперек дороги танком и грузовиком плотно перегородил путь вражескому наступлению на железную дорогу и станцию Лоухи, куда прибывали воинские эшелоны.
Расчистка дороги – это время, а дополнительное время даст нашим войскам возможность лучше подготовиться к отражению немецкого наступления.
Немецкий танк наползал на него, словно гигантское, черное, квадратное животное, издающее страшное лающее рычание. И тогда Силантий, перекосив в изрядной злобе лицо, крикнул ему в лоб, во всю черно-стальную махину:
– Иди сюда, падла, я тебе ужо!..
И поднял с земли свои гранаты.
Когда передний танк подошел совсем близко, когда Батагов оказался в его мертвой зоне, он резко выпрыгнул из канавы и лег на сырую землю прямо перед танком. Глядя на него, приподнявшись слегка на локтях, поправил тело, чтобы оказаться ровно между гусеницами.
Танк своим страшным, тяжеленным грохочущим телом, казалось, навалился на него и решил задавить его, искромсать, оставить только изуродованное мокрое месиво. Все тесное пространство вокруг заволокла темнота.
Он и в самом деле какими-то острыми частями изодрал на спине шинель и едва не уволок Силантия за собой. Но тот впился в землю всеми силами, как только мог…
Как только брызнул в глаза дневной свет, Батагов с двумя гранатами – по одной в каждой руке – вскочил на ноги и прицельно бросил одну в то слабое для танка место, где стальная решетка закрывает двигатель. Он целил в эту самую решетку. И попал! Он в это мгновение испытал чувство, сладкое для всякого солдата, – чувство победы над врагом. Успел испытать это чувство! Он попал гранатой именно туда, куда и должен был попасть – он разбил двигатель вражеского танка!
В следующее мгновение он был убит.
Силантий смог сделать только движение, чтобы перехватить вторую гранату. Но не успел завершить это движение.
Его сразило наповал слишком много металла, прилетевшего в его тело. Это были пулеметные пули, выпущенные из второго танка, перерубившие его, и осколки корпуса брошенной им самим гранаты. Он оказался слишком близко от взрыва. Батагов упал на сырую дорогу…
Передний танк задымил. Колонна встала.
Поднялся люк на башне второго танка. Из нее показался офицер с алой окантовкой серебристых погон оберштурмбаннфюрера СС. Держа около лица микрофон рации, он стал выкрикивать команды для всей колонны. Это был командир танкового полка дивизии СС «Север», разворачивающей наступление на русскую железную дорогу Мурманск – Вологда.
По его команде прибежали солдаты и принялись тушить пожар на переднем танке. Они в канаве набирали воду в ведра и поливали ее в люк двигателя. Им помогал танковый экипаж.
Одновременно командир полка дал указание солдатам, находящимся в грузовиках, прочесать местность на предмет обнаружения и уничтожения живой силы противника, способной напасть на колонну.
Оберштурмбаннфюрер спустился с танка и в сопровождении двух солдат лично осмотрел всю близлежащую территорию. Он ходил среди деревьев и кустов и качал головой. Повсюду было много трупов финских и немецких солдат, валялось оружие. Офицер искал боевые позиции красноармейцев, уничтоживших так много его солдат. Их должно быть не менее взвода, полагал он. Но нашел только один пулеметный окоп, да одну свежую могилу.
Опытный офицер, он понял, что здесь воевал, вел огонь только один русский пулеметчик, похоронивший своего убитого второго номера. Только один!
Потом он внимательно осмотрел подбитый разведывательный немецкий танк, нашел танкистов… Этот танк состоял в штате его полка, и это были хорошие танкисты… Остановился около разбитой пулеметными очередями бортовой машины…
Немецкий подполковник был поражен всем увиденным. На дорогах войны такого он еще не встречал. Он всегда был уверен во всепобеждающей мощи немецкого оружия и в доблести солдат вермахта. Так было везде – и в побежденной Европе, и в России. А эти два рядовых красноармейца ухлопали не меньше взвода и разрушили несколько единиц техники. Это было невообразимо!
А какая самоотверженность! Тот красноармеец, которого расстрелял его танк, шел на верную смерть, действовал смело и расчетливо. Оберштурмбаннфюрера неприятно кольнула мысль, что среди своих солдат он таких явных подвигов не наблюдал…
Подполковнику не хотелось, совсем не хотелось затрагивать эту щекотливую и довольно досадную тему, но он сейчас не смог бы отложить ее – слишком сильно было впечатление от увиденного. И подполковник сформулировал ее:
«Германии трудно будет победить Россию, если за нее воюют такие солдаты».
У оберштурмбаннфюрера закололо сердце.
Он вернулся к своему танку. Тело убитого красноармейца уже было отброшено на обочину дороги. Офицер заставил себя вглядеться в его лицо. Что-то должно быть в нем, не понятое еще, не постигнутое… Да нет, не было в нем ничего особенного. Самое обыкновенное, крестьянское, мужицкое лицо, каких он видал уже сотни среди русских пленных, да еще заляпанное дорожной грязью…
И эта обыкновенность почему-то еще более раздосадовала немецкого офицера. Было очевидно, что он не понял чего-то главного…
К нему пришли с докладом, что никаких красноармейских формирований поблизости не обнаружено.
– Это я и без вас знаю, – хмуро сказал офицер и дал команду собрать около его танка экипажи первых десяти машин и солдат, участвовавших в поиске.
Он заставил солдат перенести тело красноармейца к обнаруженной могиле и выкопать еще одну.
Подполковник построил своих солдат около тела Батагова и сказал:
– Этот русский солдат наш враг, и мы сделали правильно, что убили его. Враги рейха должны быть уничтожены! Так будет с каждым, кто выступит против немецкого оружия! В то же время, – тут голос подполковника повысился, приобрел оттенки парадности, – доблестная немецкая армия свято чтит подвиг любого солдата, если он погиб в бою, защищая интересы своей страны, и проявил при этом солдатскую отвагу и мужество. Их солдатский подвиг должен быть для нас примером. Я бы хотел, чтобы храбрые солдаты моего полка умели воевать так же достойно, как этот поверженный нами русский солдат. Он один в неравной борьбе сумел на два дня задержать наше наступление на передовые порядки красных.
И отдал команду похоронить его рядом с могилой другого красного бойца.
И этот приказ был выполнен.
15
В шестьдесят восьмом полку двадцать третьей гвардейской стрелковой дивизии имелись данные только о том, что вторая рота шестнадцатого батальона в неравном бою с противником погибла полностью. Никто не получал данных о последних боях рядовых Батагова и Борисова и о том, как они погибли. Местность, где они воевали, была занята противником. Поэтому бойцы стали числиться пропавшими без вести. Их семьи не получили «похоронок» – сведений об их гибели, которые давали право на государственное вспомоществование, то есть на помощь государства, которая помогла бы выжить в суровое военное время. Дети Силантия Батагова чудом не умерли голодной смертью, выжили только благодаря помощи добрых людей.
Холмики над солдатскими могилами давно сравнялись с землей. Теперь никто не знает, что здесь лежат герои, совершившие славный подвиг во имя Родины.
И это судьба не только их, а миллионов наших солдат.
И только каждую весну лесная птица – огромный краснобровый, черно-сизый глухарь, в восторженном брачном упоении задрав бородатую голову, распушив веером свой хвост, ломая когтистыми лапами нежный весенний ледок, голося азартную вековечную песню, важно проходит мимо этих затерянных в лесу могил.
Как и в военном сорок втором году, он каждую весну приносит лежащим в земле солдатам добрые весточки из родных мест…
16
Наверно, когда мой дед уходил на войну, он очень печалился, что не успел достроить свой дом и дошить свой карбасок.
И не увидел, не покачал на руках своего сына Витеньку, которого так ждал. Виктор, мой дядя, родился уже после гибели своего отца.
Когда я сижу на морском берегу и вспоминаю своего деда, я всегда вглядываюсь в морскую даль. И чудится мне, что там, за морским горизонтом, в туманном мареве плывет карбасок. Сидит в нем за легкими веселками мой дедушка и плывет из дальней-дальней дали к родному берегу.