— Боюсь, дедушка не позволит тебе идти с нами, — виновато сказал Борин. Эвьон молча кивнула. Опустила глаза. Хлюпнула носом.
Борин растерянно глядел на неё. Нет ничего хуже — утешать девчонку.
— Эй, не реви, — сказал он и твердо добавил, глядя ей в лицо, — если там всё такое, как мы думаем, то обещаю, когда мы вырастем — поедем туда вместе!
Она проморгалась и удивленно на него взглянула.
— Обещаешь?
— Кажется, я тебе не врал.
Она завизжала, бросилась ему на шею и поцеловала в щеку.
— Эй, ты чего?! — опешил Борин. Эвьон молча улыбнулась.
3
— Вот и настало время выяснить, для чего годен твой внук, — сказала Фрейя.
Тор бросил на неё тяжелый взгляд.
— Верно, для того же, что и твой.
— Я бы так не сказала.
Тор покачал головой.
— Прошу, о мать моих детей, не начинай снова. Парень вырос, пусть посмотрит мир. Может, чему научится.
— Думается мне, ты имеешь в виду свою науку, о супруг мой.
— Тебе ведомо, Фрейя, что таково моё желание. Я говорил уже и скажу снова: игра кённингами — не для сынов Хёльтура.
— Отчего же? Оттого ли, что игра камнями — тяжелее и дороже?
Тор скрипнул зубами. Но ничего не сказал.
А Фрейя тихо молвила:
— Никто не избегнет норн приговора. Что должно — свершится. Не пытайся обмануть Судьбу. Не пытайся её исправить, как хочется тебе.
Тор обнял супругу. И сказал неслышно:
— Иногда я тебя ненавижу.
Солнце ещё только просыпалось, а дед и внук, облачённые в серые дорожные плащи на волчьем меху, трижды поклонились горе Фьярхольм, а потом направили башмаки на юг, по мощёным тропам.
— Неужто мы до самого Даэлора будем идти пешком? — тихо спросил Борин, когда тропа свернула за очередную гору.
— Разве похожи мы на бродячих оборванцев-сказителей? Наш путь пешком — через Драккетар, а после сам Медноголовый отвезёт нас куда следует.
Борин обрадовался:
— Вот остальные будут завидовать! Особенно эта хвастушка Торунна!
— Да, ты будешь первым из нашей ребятни, кто увидит Медноголового!
Медноголовый, как Борин знал из легенды, был драконом. Но он не вылупился из яйца, как прочие, нет. Его сделали дверги. Угрюмые багроволикие сварфы выковали его члены в подземном огне, ратаны дали ему глаза, сольфы собрали его воедино, а рёммы произнесли его Имя, и это было великое дело. Медноголовый жил в глубоких подземельях, что соединяют весь мир. Дверги родились в Подземелье, и они знают его тайные пути. А Медноголовый помогает им преодолевать многие мили быстро. Когда-то дверги сделали много таких, как Медноголовый, и заставили их воевать с настоящими драконами. И все дети Медноголового погибли в той войне. Поэтому Медноголовый уже не так стремится помогать двергам. Род Хёльтурунгов не участвовал в той войне. И потому рукотворный дракон готов был их принять…
…Они выросли внезапно. Длинные и широкие, двумя чёрными рядами взметнулись к небу, грозя проколоть его. Змеиные Зубы, Драккетар. Идти через тот перевал даже летом многие считали безумием, не говоря уже о зиме, когда Зубы сверкают коварным льдом. Даже орлы не летают над теми перевалами.
Борин застыл, запрокинув голову. Он был поражён. Он вдруг стал крохотным, ничтожным, беспомощным…
— А тут мы тоже… пешком?
— Мне думается, что если бы Туннар Отец Камней дал бы нам крылья, то нам не составило бы труда перелететь горы, — проворчал Тор. — Однако каждому суждено своё. Впрочем, я ранее тут ходил, и могу сказать, что они куда ниже, чем кажутся, эти Зубы Дракона.
Борин недоверчиво покачал головой. Чёрные клыки бросали на них тень. И коль такова тень, то каковы же горы?..
Старик вздохнул:
— А ведомо ли тебе, внук мой Борин, отчего зовут меня Тысячелетним Тором? Недавно я праздновал свой тысячный день рождения. Я не столь крепок, как в юности. Ты, внук мой, наоборот, молод, здоров и полон сил. Потому не похоже, что тебе будет трудно исполнить мою просьбу. Это сущий пустяк. Перенеси меня через горы.
Борин сперва подумал, что ослышался, и хотел переспросить. Потом взглянул в глаза дедушки. Дедушка не шутил. Он ждал ответа. Малец промямлил:
— Тут бы себя перенести…
— Стало быть, — пожал плечами Тор, — сегодня вернёмся обратно.
Борин слышал, как смеется Драккетар за его спиной, как заливается холодным смехом, насмехаясь над путниками. Стыд палил огнём. И Борин ещё сильнее чувствовал себя маленьким, слабым и ничтожным.
Одним богам ведомо, отчего на следующий день всё повторилось. И ветер хохотал в проклятых горах.
— Ах ты обманщик, — дверь комнаты скрипнула, в проёме показалась Эвьон.
Борин отложил книгу и уныло посмотрел на девчушку.
— Ничего я не обманщик, — проворчал он.
— Обманщик, — возразила Эвьон, — или просто выдумщик. Ну признайся, что Старик просто не хочет брать тебя с собой!
— Как знать, может и не хочет, — пожал плечами Борин, — только зачем тогда тянет меня в горы? Когда мы подходим к Драккетару, он не отсылает меня обратно, Эвьон-разумница. А я не стою и не хнычу — возьми, мол, я тебе пригожусь… А коли ты мне не веришь, так иди отсюда по-хорошему. У меня поднимется рука поколотить девчонку.
Эвьон, напротив, вошла и, оглянувшись, притворила дверь. Подошла к Борину. Очень близко. И заглянула ему прямо в глаза.
— Что же происходит там? — тихо спросила она.
Борин удивленно на неё посмотрел. Её глаза сияли таким же светом, что и у него самого. Мерцание тайны, и любопытства, и яркой звезды, что ведёт за небокрай. Она ему верила, ей действительно было не всё равно.
А больше посоветоваться не с кем.
Борин больше не смог сдерживать клокочущую купель чувств.
— Дедушка говорит: перенеси меня через горы, — произнес он, и Эвьон отшатнулась, ибо тень застила взор Борина, а голос был холодным шёпотом горных духов. — И что мне с этим делать? Что?! Не брать же, в самом деле, на закорки?..
Эвьон молчала. Никто не мог понять Тора Хрофтасона из чужих, а уж ей-то, сопливой дочке дворецкого, не стоило и в глаза ему смотреть. Однако взор её мерцал всё так же, а на лице рождалась хитрая улыбка.
— Кажется, я знаю, как нам быть. Кто знает Старика дольше нас?..
"Нам", "нас". Борин невольно улыбнулся.
А потом они одновременно воскликнули:
— Бабушка Фрейя!
И рассмеялись.
А затем тихо выскользнули во мрак переходов Фьярхольма и поспешили сквозь вечернюю синь к ответам на загадку, что загадал им Тысячелетний Тор.
— Что происходит, супруг мой? — спросила Фрейя вечером второго дня. — Отчего вы возвращаетесь? Смолоду тебе было не страшно злое колдовство Драккетара.
— Дело не в колдовстве, — проворчал Тор. — У меня мало охоты о том говорить.
— И все же, что ты задумал? — не сдавалась Фрейя. — Не дело — испытывать Судьбу!
— Кому не дело, — раздраженно бросил Тор, — тот пусть дома сидит за мамкиными юбками. Кто боится испытывать Судьбу — тот никогда не узнает, на что он годен.
Потом он отвернулся к стенке и захрапел.
А Фрейя из рода Бёльторда лежала рядом и думала, что плохо знает своего мужа. И что её муж — воистину Тысячелетний. Он совсем из другого времени, совсем из другого мира, чем те, кто живёт ныне. Тор был из того мира, где детей отсылают в горы, чтобы они закалялись, проверяли себя, подвергались опасности и умирали. Чтобы выживали не все. А те, кто вернулся, были героями с каменными взорами и волчьими сердцами.
Героями, что способны перенести дряхлого предка через горы.
И поняла Фрейя, что Тор Хрофтасон, великий мастер и любящий дед, покорится решению гор. Даже если оно будет противно его воле.
Они наткнулись друг на друга в Большом зале. Фрейя со свечой и дети, что шли без света: ибо свет источали их молодые глаза. Прежде чем Борин открыл рот, Фрейя жестом повелела ему молчать.
— Я не имею права вмешиваться, — сухо сказал она, — так что на многое не рассчитывайте. Я не должна быть здесь сейчас. И вы — не должны.
Борин кивнул. И сказал:
— Дедушка хочет, чтобы я перенёс его через горы.
— Не похоже, что тебе это не под силу, — усмехнулась старушка. И, видя замешательство внука, добавила, — коль скоро ты достоин своего великого деда, должен сделать ему подарок.
— У вас же всё есть! — вмешалась Эвьон.
— Только у мёртвых всё есть, — зловеще сказала Фрейя. — Подумайте, дети достойных родителей. Вам пора бы уже задумываться над этим. Что есть величайшее сокровище народа Двергар? Это и будет достойным даром.
Сказав так, Фрейя задула свечу — и растворилась во мраке.
А дети стояли, совсем запутавшиеся и ошёломленные.
— Величайшее сокровище… — пробормотал Борин. — Золото, серебро, самоцветы… Гм… Подземное железо кобольдов… Медноголовый…
— Вряд ли, — пожала плечами Эвьон. — В тех горах ничего такого нет.
— Тогда что? Наш народ хорошо обустраивает шахты, куёт металлы, роет подземные ходы, строит дома…
— А может… я тут подумала… — нерешительно начала Эвьон, потом осеклась.
— Что?
— Нет, ничего. Глупость…
— Да ладно, Эвьон, не будь девчонкой. Скажи, прошу!
— У нас выходит так, что какое-то племя хорошо владеет своим ремеслом: гормы — строят, сольфы — мастерят, гламмы — ходят по морю, сварфы — куют сталь… так?
— Ну. Каждому суждено своё, — убежденно кивнул Борин.
— Но есть же еще одно племя, рёммы.
Борин улыбнулся во тьме. И взял Эвьон за руку.
— Хоть и девчонка, а соображаешь — мальчишкам на зависть!
Только ночь знала, как покраснела дочь Ойна-дворецкого.
Племя рёммов названо по имени Рёммара-Странника, что много путешествовал по Эльдинору, а в конце жизни осел в долине и записал "Круг Земной", и после него многие учёные люди стали называть так свои книги. Рёммы — странный народ, не похожий на прочие племена Двергар. Они редко сидят на одном месте, да и там не работают, а пасут скот, что у двергов не считается за работу. Но в основном рёммы странствуют. Бродяжничают, по-простому. Они не воруют и не просят милостыню, не торгуют и не убивают. Они — поют, играют и рассказывают. Дар их рода — Слово. Рёммы — великие сказители, сказочники, скальды. Немало встречается среди них прорицателей, колдунов и шаманов, знающих все руны и их сочетания, да и просто — мудрых людей. Прочие дверги их не слишком любят. Однако, иногда весьма им рады…