В горах из живности были только ослы, овцы и козы — здесь же ещё и коровы, лошади, розовые свиньи. Деревья тоже были другими, и птицы, и сам воздух был совсем иным. Если мир народа Двергар уходил вниз, под землю, то мир Верольд, наоборот, тянулся ввысь. Даже люди тут были высокие, вдвое выше дедушки Тора, и какие-то узкие, тощие. Странное дело, но далеко не все носили бороды. Асфель — не носил. Наверное, подумал Борин, это от того, что Асфель служит у короля. Если в этом мире всё наоборот, значит, королевские люди должны бриться наголо. А вот в Белогорье люди ярлов необычайно ценили бороды.
— Лучше будет, — строго сказал дед, — если ты не станешь разгуливать по городу сам. По началу, во всяком случае.
— Я не маленький! — обиделся Борин. — Не потеряюсь!
— Ты-то уж конечно не маленький, — мрачно молвил Тор. — Зато горожане — маленькие. Хочешь, внук мой, быть ходячей диковинкой? Хочешь, чтобы они тыкали в тебя пальцами и кричали: "Ой, глядите, гномик! Настоящий гномик!"? Не так уж часто им доводится нас видеть. Как и нам — их. Тут, в Даэлоре, конечно, живут наши соплеменники, но не так чтобы много.
Борин удивился:
— Но ведь к нам спокойно отнеслись в небольших поселениях за городом!
— Именно, внук мой, — вздохнул старик. — За городом. В городе — совсем другое дело.
Тор ошибся. Последний раз он был в Даэлоре несколько сотен лет назад. Старый мастер забыл, как переменчивы краткоживущие. Изменился и город.
Так что никто не тыкал в Борина пальцем и не вопил: "Ух ты, гномик!" Его просто не замечали. Люди были озабочены своими делами, спешили, суетились, кричали, толкались и путались на площадях и узких улочках. Борин сдружился с сыном Асфеля Никласом, который и взялся показать ему славный город Даэлор.
Борин представлял себе древние руины на берегу озера. Руины, что и ныне, спустя столетия, хранят величие и гордость своих творцов. Руины, что взывают сквозь туман седых веков, зовут прочь от мира смертных. А возле останков дворцов и крепостей он ожидал увидеть неказистое поселение, серенькое, вросшее в землю невысокими домишками. Селение в тени древнего города.
Руины были на месте. Растрескавшиеся, надбитые, сколотые, они служили источником камня. Иные дворцы древности стали основой для роскошных зданий. Их не восстанавливали, нет, куда там! Их достраивали: в другой манере, из другого камня, с другими украшениями. Никлас хвастал, сияя от гордости: это, мол, дом бургомистра, это — коронного шерифа, это — судьи, а это — епископа…
А Борин смотрел на другие, нетронутые руины, на пустые залы, на расколотые башенки, и на воды озера Алмар, где ныне любовались собою кровли и шпили нового города. Вода озера блестела, как слёзы. А в пустых переходах дворцов ветер и эхо несли тихий, страшный крик, полный боли и унижения. Трещины чернели, точно изломанные в муке лица.
Сам же Даэлор оказался отнюдь не захудалым городишком, жмущимся к старому замку. Большой город простирался во все стороны. Он рос во всех направлениях, уходил в подземелья, стремился ввысь. На берегу озера развалился обширный порт, верфи, плавучие дома. В горах, где Медноголовый их высадил, тоже высились стены и башни крепостей. Даэлор стал огромен, как чудовище, и он строился, загребая всё новое и новое пространство. Это был не древний город, нет. Это был молодой и голодный хищник.
Дома случались в три яруса и выше. Дома красного кирпича и серого камня. Деревянных почти не встречалось, только в порту да ближе к окраине. Домов было много, как и людей. Несколько базарных площадей, где оживлённо толпился и мусорил народ. Много таверн, трактиров и пивных. А также прочих увеселительных заведений. Был там и огромный магистрат, трёхглавый, неуклюжий, где решались все вопросы города, а также вершился суд и заседало казначейство.
Еще был Кафедральный собор: чёрный, строгий, уходящий в небо, изнутри похожий на пещеру, с печальным цветным витражом. Ни в одной пещере Борин не чувствовал себя таким маленьким и жалким. Даже в горах Драккетар. Там у него были его слова. А в соборе… Под высоким куполом, в больном свете мозаики, его просто давило, уничтожало. Драккетар хотел его сломать, ибо считал врагом. Собор же его не замечал, он его просто накрыл своим чревом. Борин не выдержал там и пяти минут.
— Это всё от того, — съязвил Никлас, — что ты — языческое отродье! Таким, как ты, нет ходу в святой храм!
— Хотел бы я поглядеть, — проворчал Борин, — как ты стал бы гулять по тропам Змеиных Клыков…
И, конечно, был в Даэлоре королевский дворец. Он помещался в древней полуразрушенной цитадели. И являл собою на редкость жалкое зрелище. Понятно, почему Аэдгар Алмарский решил обзавестись новым дворцом.
Ибо он был таким же молодым и голодным хищником, как его город.
Асфель с большой гордостью представил Его Королевскому Величеству Аэдгару Алмарскому мастера Тора сына Хрофта из рода Хёльтура. Тор поклонился, и король ответил ему поклоном, отдавая должное умению и возрасту зодчего. А затем, словно стесняясь несуразного своего тронного зала, пригласил мастера осмотреть место для строительства.
— Оставим в покое руины, — сказал Аэдгар. — Оставим их призракам и тем глупцам, у кого нет вкуса. Я не из тех, кто будет склеивать старый разбитый кувшин, когда можно купить новый. Также я не из тех, кто требует чего-то невероятного. Отнюдь. Мне нужно красивое место, но без вычурности. Простое, но цельное. Оно должно внушать людям уважение, но не страх. Не страх, — повторил король тихо.
— Я всё сделаю, — снова поклонился Тор.
Потом началась долгая, кропотливая работа на несколько лет. Замеры, расчёты, приказы — и стройка. Пыль. Грохот. Многоголосица. Однако без суеты, словно хорошо выверенный механизм. Каждый делал своё дело. Дверги всегда так работают. Много тяжкого труда — и совсем немного чар. Таких незаметных, но если не они — всё развалится.
Новый дворец нарекли Кёнигхус — Королевский Дом. Он получился высокий, полукруглый, чёрно-золотой. Снаружи он сверкал, но не ослеплял. Внутри было довольно света, но строгие тени ложились на пол, в знак почтения. И кто бы ни стал в грядущем королём — один приём в таком месте сильно прибавит ему удачи.
Одно только утаил хитрый Тор.
Кёнигхус далеко не всякого примет королем в своём тронном зале!
Аэдгар, впрочем, знал это с самого начала…
Борина эти чары почти не затронули. Он, конечно, торчал с дедом на стройке, не мешая и набираясь уму-разуму. И он не мог не восхититься итогом работы своего великого деда. Однако было нечто, чего он просто не заметил, не разглядел, не увидел.
А потом они с дедом покинули этот город. И никогда более не вернулись. Больше здесь о Даэлоре ничего не сказано.
С Асфелем и Никласом, однако, Борин дружил ещё очень долго. То были достойные люди, хоть и из народа Верольд.
Аэдгар укрепил власть, а сын его Аэдвард вёл победные войны с соседями. Но Белогорье далеко от его королевства.
Эвьон же, дочери Ойна-дворецкого, Борин сказал:
— Этот город совсем не таков, как мы думали. Но я всё равно тебя туда отвезу.
Правда, Эвьон не понравились ни глаза Борина в тот миг, ни его голос. Но она ничего не сказала. Возможно, зря.
Борину нашли наставника. То был скальд Ори Гаммаль из рёммов. Внук Тора провёл у него в обучении чуть больше десяти лет, скитаясь по Белогорью. И вернулся во Фьярхольм совсем уже взрослым. Тёмно-рыжая борода, заплетённая в косицы, подтверждала, что мальчик стал мужем.
5
Эвьон ждала его всё это время. Матери не удалось её просватать. Никому не нужна такая строптивая жена. Эвьон хранила в сердце давнюю дружбу, ещё не ведая, что она уже обратилась в любовь. Но вот их взоры встретились — и огонь вспыхнул, опаляя и сжигая… То была первая любовь, самая чистая и горькая.
А потом, конечно, случилась беда. Тор, увидев пламя в чистых глазах своего внука и дочки дворецкого, не обрадовался. А когда узнал, что Борин хочет отправиться с нею в Даэлор…
— Ведомо, чем кончаются такие поездки! — вскричал он в гневе. — Мой внук и безродная девка! О, позор на мою бороду!
Потом он сказал Ойну:
— Ты хороший дворецкий, но дочку свою воспитал скверно. Чтобы я больше ни тебя, ни её тут не видел!
В тот же вечер, словно по волшебству, исчез и Ойн, и Эвьон, и её мать. Борин их более никогда не видел, хоть и долго, до безумия, искал. Фрейя могла бы предотвратить то чёрное волшебство — но она ушла в Дом Ожидания, ибо устала от мира. Борин взял лютню, котомку и покинул Фьярхольм, не сказав деду ни слова. Тор провожал внука, как некогда — сына, и слышался ему торжествующий вой Драккетара.
И то был закат Тора Хёльтурунга.
6
В то утро всё шло наперекосяк. Как будто кто-то сглазил Борина скальда. Пиво хозяев, где он остановился, прокисло, на лютне лопнули три струны, а когда он стал их натягивать, треснул гриф. Солнце палило глаза, видимо, желая выколоть их своими золотыми спицами. Болела голова.
Вдобавок, дети хозяина Аске из Фарердаля носились по двору, вопили и приставали к Борину с глупыми вопросами: назови, мол, какие знаешь кённинги меча, щита, секиры…
— Здравствуй, добрый человек, — раздался молодой, но угасший голос.
Борин обернулся.
И увидел парнишку-дверга, почти ещё безбородого, в дорогом алом плаще, отороченном золотом. Лицо усталое, взор — тревожный. Но это тревога излома, тревога последних сил.
"Беда является в красном", — тихонько вздохнул Борин.
— Имею ли я честь видеть песнесказителя Борина из рода Хёльтура?
— Коль скоро это честь для тебя, — изрёк песнесказитель, — тогда ты, конечно, её имеешь. Ты, добрый человек, кто таков?
— Я Дарин, сын Фундина, из рода Фарина. К услугам твоим и твоего рода.
— Взаимно, достойный хёвдинг, — Борин не поклонился. Он не кланялся тем, кто не был старше его — годами или заслугами. Эта бешеная гордость — единственное наследство, что осталось ему от деда.