ой ждали в своё время от Гельмира. Присягнуть той клятвой было великой честью для мастера. А Тидреку в ней отказали. У него не было чести.
Все ушли. Остались лишь мастер, чаша и Аллиэ.
— Ласточка прилетает завтра, — грустно улыбнулась чародейка, теребя кулончик-омелу. — Ничего не говори ей, мастер. Я же немедля отправляюсь на Альстей и выполню свою часть уговора. Если вдруг что-то пойдет не так — старый зов в силе.
— Скорей я сдохну, чем стану жечь омелу и звать вас на помощь, — фыркнул Тидрек. — Вы не предупреждали, что идол оживёт. Или вы не знали?..
— Мы не обещали.
— Он едва не убил меня.
— Очень жаль.
— …что не убил?
Аллиэ скрипнула зубами.
Тидрек усмехнулся — горько, как закат:
— А зачем вам, собственно, Свартискёлле? Это великая тайна? Хэ?
Аллиэ склонила голову вбок. Она стала похожа на рыжую кошку. На финнгалка.
— Зачем?.. Скоро начнется великий пир, пир богов, и мы должны вкушать из лучших тарелок и пить из лучших кубков. Чёрная Чаша подходит для такого дела.
— Забирай. Забирай и уходи прочь. И оставь Гельмира в покое. Дай ему жить, коль захочет.
Аллиэ спрятала кубок в кожаную котомку. Хищно улыбнулась.
— Зависит от того, раб он, слепец или мастер. Удачи, Хильдарсон.
Тидрек вздохнул. Мир катился в бездну, и тролли скалились во тьме.
7
— Заклинаю тебя всем, что тебе ещё дорого, Хильдарсон, — идол Гельмира, казалось, трясся, а страх владел его голосом, но живыми были глаза, — помоги!
— Заклинай сколь угодно, — с досадой проворчал Тидрек. — Что мне за дело. Зачем ты сюда вернулся? Нет моего желания отвечать на вопросы соседей и королевского суда!
Идол улыбнулся.
— Ты просто ворчишь, мастер. Ты же не слепой, ты же видишь, я хочу жить. Хочу жить! Я не знаю, кто я, но в небытие не вернусь! Меня пытались уничтожить — та ведьма, что привела меня к Гельмиру. Та, что была рядом, когда я ожил.
— Расскажи, — потребовал Тидрек.
Он шёл один во тьме, скрипя рейками. Эхо разносило скрип, точно вопли подземного чудовища. Пещеры кричали новое имя.
— Ты чудовище, — внушала ему тьма.
Он упрямо мотал головой:
— Я не чудовище! Не чудовище!..
Кто же ты? Просто идол? Просто пивной бочонок?
Может, ты — Гельмир Златобородый? Может, ты мастер?
— Нет, — сокрушался он. И шёл дальше.
Может, ты кукла для потешного представления? Слепой странствующий сказитель? Бесправный раб, рождённый в неволе?
Ответов не было. Ничего не было. У него не было ни родичей, ни даже предков. Не было друзей. Не состоял он ни в цехе, ни в гильдии, ни в братстве. Его просто не могло быть.
Внезапно он остановился, поражённый догадкой.
— Жизнь дана тебе в наказание. Прими же смерть как избавление!
Она появилась слева, в вихре пламени, и направила пламя на него. Страх оживил его. Он вскинул руки, и волшебная маска легла на лицо. Пламя прошло насквозь, не причинив вреда.
— О, быть может, ты — Тидрек Хильдарсон? — усмешка вышла мучительной, жестокой. — Не пытайся, не похож!
А ясеневый бочонок заглянул в воспоминания Тидрека. Ему предстала прекрасная Тиримо с эдельвейсом на обнаженной груди и кинжалом в руке. Он потянулся к ней, умоляя почти без надежды:
— Спаси…
И она явилась из чужих воспоминаний, холодная, как берега северных морей.
— Кто ты? — удивилась, глянув на бочонок. — Тот болван из Тидрекова жилища? И почему у тебя его лицо?..
— Отойди, — предупредила Аллиэ. — Я не хочу тебя задеть.
— Отойди сама, девчонка, — отрезала Тиримо. — Беги отсюда, играй с другими куклами, а эту не тронь!
Аллиэ бросила насмешливо:
— Ласточка… ты горишь.
Тиримо закричала. Она горела. Она каталась по полу, пытаясь сбить пламя, но жар окутал её прекрасным одеянием.
— Твои крылья в огне, — говорила, надвигаясь, Аллиэ. — Твоих птенцов съела рыжая кошка. Ты таешь, снежная королева, таешь, снегурочка, ибо даже в тебе есть нечто настоящее. Вернись в свой сон, и я, быть может, не возьму твою жизнь. Решайся, ты почти…
Огонь и взор нашли хрустальный цветок на шее Тиримо. Ласточка сжала его в кулаке, сцепила зубы и выпрямилась, превозмогая боль.
Потом сняла оберег и ткнула в лицо Аллиэ.
Двое двергов возникли обоеруч Тиримо: Ингерд Скетдоттир и Скет Халльсон, мать и дед Тидрека. Они оба ненавидели Тиримо. Но — Тидрека ненавидеть не могли. Ибо он был мастером.
Эдельвейс распустился, высвобождая поток света и холода. Жар исчез, Аллиэ пошатнулась. Призраки в переходах замерцали алым. Над горами вставало солнце.
— Аллиэ, оставь! — Дейрах схватил её за руку, она вырвалась:
— Пусти! Я их всех уничтожу, я могу!..
— Я знаю, — кивнул он с грустью. — Я этого и боюсь.
А Тиримо выхватила кинжал-подарок и молнией рассекла противнице кожу на лице. Аллиэ закричала.
Золотое сияние ворвалось в подземелье, разрезав мрак на тени. И в тенях укрылось всё — Аллиэ и Тиримо, дверги, сомнения и вопросы. Солнце било в глаза идола, наполняя их светом жизни.
Он хотел жить. Теперь он точно знал это.
И ещё рассвет сказал ему, кто он есть.
— И кто же? — вяло полюбопытствовал Тидрек.
— Мастер-следопыт.
Видя недоумение, бочонок продолжил.
— Я помню себя ясенем, растущим в том лесу, что вы зовёте Альвинмарк. Я очень хорошо знаю этот лес. Путники часто в нём теряются, и бывает, что навсегда. Потому-то и нужны там следопыты, проводники, лесничие. Думаю, меня возьмут. Я — плоть от плоти леса, в этих горах мне делать нечего.
— Допустим, — зевнул Тидрек. — Что мне с того?
— Помоги покинуть горы, — бочонок огляделся. — Меня не видели, но это дело времени. Следующей встречи с той ведьмой мне не пережить…
Тидрек долго молчал. Потом кивнул.
— Верни маску — и пойдём.
— То забери, то верни, — удивился ясеневый Гельмир. — Тебя не поймёшь…
— Каждый имеет право на странность, — Тидрек натянул на идол мешковатый плащ с капюшоном, свесил края. — Ну ты красавец… Есть еще одно дело, которое нам надо завершить. Ты — не Гельмир, значит, у тебя должно быть своё собственное имя. Идём искать твоего батюшку…
Коль скоро Сульд Сефнарсон и был удивлён случившимся, то виду не подал. Словно все его творения имели привычку оживать. Плотник отослал из мастерской учеников, закрылся с двумя гостями и просил не беспокоить.
— Скверное это дело, — ворчал Сульд, снимая фартук и моя руки. — Да что говорить, вы и сами знаете… Что ж, велика ваша удача, ибо я не из тех, кто побежал бы сплетничать. На колени, Гельмир Ясеневый!
Сульд набрал черпак воды, освятил его Руной Жизни и вылил на темя идола. Трижды.
— Из ясеня ты родился, — гулко, нараспев говорил Сефнарсон. — Ясенем же и зовись. Отныне и впредь называйся Ясеневый Сын Сульда, Асклинг Сульдарсон. Живи пока у меня, ибо я твой отец, а вскоре я отправлю тебя в Альвинмарк.
Асклинг встал, принимая новое имя, то единственное имя, что подходило ему. Он плакал смолой от счастья. Сульд же глядел сурово, но благодушно. А Тидрек…
Тидрек мыслями был далеко. И ему уже не было дела до какой-то там ясеневой бочки…
Не сказать, чтобы Аллиэ О'Кирелл легко простила Дейраха за то, что тот её остановил. Не слишком её радовал шрам под левым глазом, хотя он и не уродовал лица. И сказать, что она гневалась, значит не сказать ничего.
— Зачем ты вмешался?! — шипела она, точно лесная кошка.
— Затем, что ты погубила бы всё дело, — Дейрах не смотрел ей в глаза. — Может, дверги живут под землёй, но они не слепы. Да и родичи нашей Ласточки… Я намереваюсь выполнить обещание мастеру.
— Нам мало удачи в этих горах… — лицо каменеет, становится жёстким.
— Хорошо, что мы сделали своё дело, можем уходить.
— Но бочонок…
— Наплюй.
— Нет! — Аллиэ взяла на ладонь светлую ясеневую стружку, сжала кулак. — Проклинаю тебя, Асклинг Сульдарсон. Как сгорит эта стружка, так и ты в пепел обратишься!
На ладони вспыхнуло пламя. Аллиэ сдула горячую золу. Она знала новое имя. Она знала, что теперь Асклинг нигде не найдет покоя, знала и радовалась.
Только пламя могло возродить его, но Аллиэ полагала, что вряд ли тот осмелится взойти на костёр.
— Больше так не делай, Дейрах, — зелёные глаза наливаются свинцовым льдом. — Помни, я ведь отдала тебе Корд'аэна. Хотя и поклялась отплатить ему сама.
— Лиса я придушу и без твоего соизволения, — Дейрах жёстко усмехнулся. — Я ведь не любил его, так как ты… сестрица.
Страшные очи Аллиэ обещали шторм.
…Тиримо пришла. Прекрасная как рассвет на севере, верхом на бородатом финнгалке. Она молчала. Финнгалк спросил:
— Ты разгадал мою загадку?
— Да, — отвечал Тидрек, не решаясь снять маску. — Мастер, слепой, раб.
— Правильно, — зверь зарычал. — Но почему?..
Тидрек понял, что не знает ответа.
— Колдун, тварь, подарил тебе ответ, — оскалился финнгалк.
— И поэтому ответ ничего не стоит, — добавила Тиримо.
Тогда Тидрек сорвал маску. Заорал от боли: к бронзе приросло лицо, кожа рвалась, обнажив чудовищный облик. И понял ответ:
— Меня ведут на поводке сквозь мрак, — улыбался он голой костью черепа. — Я думаю, будто знаю куда, и всегда обманываюсь. Слепой: это очевидно. Раб: его ведёт хозяин, у раба нет прав, да и хозяин не обязан говорить, куда ведёт его. Мастер: когда он в поиске, когда он творит, то очень смутно представляет себе конечную цель. Умелец всегда высвобождает внутреннюю сущность вещи, а ведёт его вдохновение. Без слепого не будет потехи, без раба не будет хозяйства, без мастера не будет вещей на продажу. Я прав?
Нет ответа. Молчание. Туман.
Лишь ветер качает верхушки пихт.
…Тидрек проснулся во тьме. Тиримо приедет завтра. Маска…
Пусть будет маска.