— А ты отчего любопытствуешь? — недобро улыбнулся сид.
— Поверь, не из пустого желания. Может статься, будет лучше, если мы выберем нужного человека жребием? Прости, но на удачу и судьбу я полагаюсь больше, чем на тебя.
— Что же, ты честен. Потому я отвечу тебе, — сказал Корд'аэн голосом болотной гадины, и змеи шипели вместе с ним. — Рольф Ингварсон — воин Серебряного Креста. Он таннар-десятник, он прошёл посвящение в рыцари ордена… и это в двадцать два года!.. Орден Креста — карающая десница Золотого Совета. Я — один из предстоятелей Золотого Совета, потому этот юноша принадлежит мне целиком и полностью… И если мне будет угодна его смерть — он принесёт себя в жертву.
Потом добавил устало и грустно:
— Придётся тебе поверить, Борин-скальд, что у меня больше удачи, и в искусстве принесения жертв среди вас мне нет равных.
И когда тот кивнул, Корд'аэн сказал Рольфу:
— Западный ветер.
И Рольф ответил:
— Отлично.
Неведомо было Рольфу, что такое тропа Владыки ветров. Не называли сына Ингвара Хельгасона сведущим в колдовстве. Да он и не думал о том, идя во главе клина. Справа от него шёл Корд'аэн, слева — Дэор Обоерукий. Соплеменник больше не лез на рожон — ледяное спокойствие мерцало в его глазах, и каждый, кто приближался на два альна, знакомился сразу с мечом и топором. Друид же словно обезумел. Его лицо исказилось, точно у припадочного, метался взгляд горящих глаз, невнятный хрип рвался из горла вместе с обрубками диковинных слов — и прикосновение посоха обращало тролля в камень. И вот тут Рольфу снова стало немножко страшно. На миг.
Дверги и Асклинг шагали строем позади, защищая спины друзей. Им, впрочем, мало перепало веселья — Рольф, Корд и Дэор стремительно шли к дольмену, отбрасывая неприятеля, который отчего-то не догадался стать стеной.
"Это неправильно, — подумалось Рольфу, — так не бывает. Почему они так легко нас пропустили? Почему не стали плечом к плечу?.." Две дюжины — более чем достаточно. Тем более — троллей. Это не было похоже не то что на настоящий бой — а даже и на учения…
…А было это похоже на то, как четыре года назад рыцари Ордена расправились с ополчением вельсов. Той весной сотню Рольфа послали под Вильме, усмирять взбунтовавшихся болотных жителей. Поднял восстание некто Ардвис, местный колдун-сейдман (или сейтон, как его тут звали). По его ли наущению сожгли новую церковь Белого бога в Вильме или нет — никто не выяснял. Его Святейшество архиепископ Хлордвика и всех Северных земель нажаловался королю Бьернслейгу. Король же слыл человеком терпимым. Никто не мог бы сказать, что ему запрещали креститься — или же, напротив, заставляли силой отречься от древних богов Севера. Платил бы подати. Однако с нарушителями закона он был куда как суров. И потому Серебряный Крест обратился на восток.
Рольф тогда уже стал кнехтом — пешим меченосцем, правда, без звания рыцаря-фрэльса. Впрочем, это мало что меняло: те, кто стояли в хирде — в строю — были хирдманы, побратимы, как велось на Севере исстари. А зовется вождь хёвдингом или хундаром-сотником — не важно.
Вельсы не стали нападать из засады. Проявили благородство, не хотели прослыть трусами или просто понадеялись на численный перевес — как знать. Так или иначе, а пять сотен Ардвиса, в шкурах и кожаных доспехах, с острогами и рогатинами, с палицами и кремниевыми топорами, с ножами из скверного железа шли в бой гордо, с непокрытыми головами и без особого порядка. На пятачке сухой земли между бесчисленными озерами, лесами и болотами они храбро напали на орденский прямоугольник…
И откатились от железного зверя, истекая кровью.
Крепки были длинные щиты, прочны и надёжны шлемы и кольчуги. Копьями встретили первый натиск, потом в дело пошли мечи. Рольф помнил бешеную круговерть лезвий, таких острых, что вскоре перед хирдом лежала гора напластованного мяса. Орден перешагнул кровавый поток — и перешёл в наступление. Щёлкали самострелы, летели копья, а мечники шли, растянувшись цепью и не тратя больше одного удара на врага. Бегущих вельсов отрезали от спасительного леса. Потом отряд разделился. Одни отправились в Вильме, другие же — в непролазные болота, в погоне за остатками непокорных.
Вот на что это было похоже. Отряд шёл по колено в воде, по незнакомой местности, в тяжёлых плащах и доспехах, и не было лучше цели для неожиданного нападения. Вельсы же гибли по одному. Гибли до тех самых пор, пока наконец в живых не остался лишь сам Ардвис.
И его юная дочь…
…пролетела рядом с головой, разорвала острой кромкой ухо. Обычно шестопёр не метают, но кому ведомы привычки троллей? Стражи теперь окружили путников и принялись швыряться топориками, дротиками, обломками льда и камня, а один умелец напустил серого тумана, от которого слезились глаза и першило в горле. Корд'аэн отразил часть снарядов колдовством, но против тумана оказался бессилен и приказал:
— Вперёд!
Клин ринулся сквозь облако, вслепую, и Рольф выругался, когда ему наступили на пятки. Кровь текла за шиворот, глаза и рот горели. Выбежав из морока, он рубанул перед собой — и меч со звоном отскочил от края дольмена.
Мелькнул каменный кулак, и рухнул Дарин Фундинсон. И страшная, невиданная доселе улыбка расцвела на лице Корд'аэна! И тогда он воскликнул:
— Ветер! Западный Ветер, я зову тебя!
А потом зашёлся в пляске, прозревая иные просторы. Танцевал с ветром. Ветер откликнулся на его зов, набросился, точно голодный беркут, разметал клочья колдовского тумана. Тролли падали на землю, как и спутники друида. Только двое остались на ногах в тот миг — Рольф и Корд'аэн. И звучала песня, прекрасная и сильная, как полночный ураган.
Беги, беги, как ветер,
И радость ведёт.
Беги, беги, как кровь,
По жилам течёт.
Почувствуй же сердцем,
Как он поёт.
Ветер, ветер знает, кто ты;
Ветер, ветер тебя ведёт;
Ветер, ветер останется в сердце;
Ветер, ветер в тебе поёт.
Слышишь ли ты, как плачет в гнезде
Соловей?
Слышишь ли дикую песнь
Падения солнца?
Знаешь ли в сердце своём,
Как он звенит?
Ветер, ветер знает, кто ты;
Ветер, ветер тебя ведёт;
Ветер, ветер останется в сердце;
Ветер, ветер в тебе поёт.
Шторм ледяной
Сметает листву,
Укрытую снегом,
И перед спячкой
На долгую зиму
Воет над морем.
Помнит, в пожара
Зареве сладко
Тешился с милой.
Ветер, ветер знает, кто ты;
Ветер, ветер тебя ведёт;
Ветер, ветер останется в сердце;
Ветер, ветер в тебе поёт.
Песня уносила прочь, прочь от мира людей, ввысь. Судорога свела Рольфа, и вспомнилась ему красавица Эрика, с которой он впервые отведал мёда любви…
…и ступил на тропу Владыки ветров.
Тяжко и властно хлопали за спиной исполинские крылья у него над головой.
Свет, безбрежный свет вокруг. Не мог помыслить сын Ингвара, что есть столько оттенков белого: от золотистого, нежного и теплого, до бело-голубого, леденящего, пекущего холодом. Рольфу было легко и прекрасно, как бывает редко, во снах…
Он летел. Против бури, навстречу урагану, и плескал на ветру синий плащ с серебряным восьмиконечным крестом. Он — безумный бог ветра с пылающим мечом в кровавой деснице: так раскайтесь же, покайтесь, а затем встаньте и подите прочь, и более не грешите!..
— ГОРЕ ПОБЕЖДЁННЫМ!!! — грохочет Гроза Стражи, Варденведар, и горящий взор его хозяина ищет неверных, не покаявшихся, нечистых…
Свет потускнел. Теперь Рольф плыл в холодном тумане, над мёртвой, серой землёй. Где-то вдали вертелись ураганы, прорезаемые багровыми молниями, и трубил гром. Впереди маячили каменные великаны. В глазах их пылал огонь. Хватать и разрывать.
Насмерть.
— Начнём, зелёный?! — раздался оглушительный звон тысяч колокольцев.
— Начнём, Страж Долины! — ответила буря за спиной Рольфа.
И рухнул на врага пламенеющий меч в кровавой деснице…
Десять тысяч раз сокрушил он каменных великанов. И десять тысяч раз сокрушили они его. А потом кипело пламя, и бойцы восставали из праха, чтобы через миг ввергнуть в него друг друга…
Но буря слабела, и не могла поддерживать прекрасных ледяных крыл. И тогда Рольф отвёл меч и рухнул на землю, под ноги гранитных исполинов. И земля приняла его…
"О прошлом всех сущих…"
…Колосился овёс. Облачка бежали по синему небу. Над полем летела песня. Шла жатва.
Жнецы споро работали серпами, женщины тут же вязали снопы и бросали на телегу. Рыжий бычок грустно глядел на это безобразие, ибо ему предстояло тащить сию тяжесть. Вдруг взгляд его устремился влево, где темнели каменные столбы, обозначающие конец поля. Жнецы также отвлекались от работы, глядя в ту сторону.
Из-за столбов шагал высокий человек в поношенной одежде и широкополой шляпе. На плече держал жердь с котомкой, а на поясе люди заметили боевой топор. Поравнявшись со столбами, путник спросил:
— Это земли Ингвара Хельгасона, бонда из рода Вирсингов?
— Да, это его земли, — отвечал молодой человек со светлой щетиной и спокойными ледяными глазами, обнаженный по пояс. — Кто ты, добрый человек, и чего тут ищешь?
— Меня называют Гаутом, — уклончиво ответил странник, — и говорили мне, что здесь редко отказывают в крове и столе нуждающемуся.
— Это так, — кивнул юноша, — если нуждающийся не проливал кровь последние семь дней.
— За то не поручусь, — рассмеялся Гаут. — Однако мне мстить не будут, и вне закона меня не ставили. Ну а ты, верно, Харрик, старший сын Ингвара?
Юноша кивнул. Насторожился. Ветер пахнул гарью. На миг.
— Люди говорят, — молвил гость, — что не ты самый ленивый из Вирсингов, и будет большая удача Ингвару Хельгасону передать тебе одаль. Кстати, я тут видел толпу разгневанных поселян, и они идут сюда. Кажется, они гнались за парнишкой из вашей усадьбы, пастухом, но он улизнул. Вроде бы.