— А где вход? — спросил Эльри. — Или мы туда впорхнём на крыльях любви?
— Ворота откроются в положенный час, — сказал Рольф угрюмо, — на закате. Если откроются…
— Целый день впереди, — Борин беспечно потянутся и разлёгся на плаще. — Будите, если что…
Верно, ныне ещё не было полудня. Чистое небо, шитое тучами по виднокраю, проливало свет на древние горы. Чужие горы, страшные, не такие, что могли бы понравится нашим людям. И Девятый Замок, обломок доброй сказки, был под стать горам.
Следовало бы мне его бояться, но сердце отчего-то не хотело обливаться льдом. Нет, я любовался твердыней, ибо она была прекрасна. Ужасна — да, но и красива. Замок словно рос из обсидиановой скалы, и стены его казались обтёсанными, шлифованными склонами гор. Нежно-лиловое небо любовалось собою в тех чёрных зеркалах. Мы все стояли и любовались прекрасным творением неизвестных зодчих.
И вдруг Дарин тихо произнёс:
— Мир суровый, мрак подземный у жестокой Хель чертогов…
Дэор продолжил:
— Семь темниц, узилищ девять, замка снежного пороги…
И Рольф повёл дальше, под звук одинокой волынки западного ветра:
— И начертанные знаки над Железными вратами…
Борин присоединился:
Над вратами Нибельхейма,
Над студёным краем мёртвых
Золотое зреет око
Повелителя драконов.
Над пустыми мертвецами,
Над седыми мудрецами,
Над ослепшими певцами,
Над безумными бойцами,
Над героями-отцами,
Над волками и над псами,
Над медвежьими лесами,
Над скорбящими глазами…
— Над студёными ветрами, надо льдами и морями… — грустно улыбнулся Корд'аэн. — Это выше всех нас. Не ищите смысла, не думайте о выгоде: они обманут вас, отравят вас, и выбросят, и мне горько говорить это… Тут мало просто не бояться смерти. Тут надо и жизни не бояться.
Что её бояться, — промолчал я. — От неё тошнит…
И тут меня словно ударило. Сильно.
А ведь его тоже тошнило. Корд'аэн О'Флиннах, друид, человек Холмов, он никогда не забывал, насколько омерзительным сделали мы этот мир, устав напоминать себе, что мир прекрасен. Жалел ли я его? Нет, пока — нет. Но моё уважение он вернул.
— Знаешь, Корд… — начал было я, избегая поднимать на него глаза, но он мягко прервал меня:
— Знаю, дружище. И поэтому мы пойдём в Девятый Замок все вместе. На закате, когда для смертников распахнутся врата судьбы. Пока же — отдохнём…
— Какое в волчью задницу отдохнём! — буркнул Тидрек. — Холодрыга же…
— Я ради такого случая колдону, — уверил его Корд. — Заслужили…
— Собаки служат! — фыркнул Дарин. — Дверги — зарабатывают!
— Зарабатывают, — со смехом кивнул друид. — Всякие раны, синяки и ссадины. Подойди ближе, наследный князь Подземных Палат, надобно осмотреть твоё плечо. Остальных это, кстати, тоже касается!
Все, кроме Асклинга и самого колдуна, носили повязки. Молодчина, Корд'аэн, предусмотрел, захватил пол-лиги тряпок и прочей лекарской мелочи. Только где он это все уместил?
Хо-хо. Там же, где и еду.
В Асклинге.
Эльри, Борин, Тидрек и Дэор хохотали, глядя на Рольфа. Бедняга, он-то думал, что наш Асклинг добропорядочный дверг-бородач, и вот у него на глазах чародей берёт и откручивает ему голову! А тот — нет бы орать от боли — улыбается. А потом рука волшебника достает из его внутренностей лепёшки, солонину, воду, какие-то лекарские пузырьки… Это мы привыкли к ясеневому товарищу, да и то — Дарин, похоже, ещё сомневается, как к нему относиться…
Рольф хмуро покрутил головой, и отвернулся, громко сплюнув в сторону Асклинга:
— Тьфу! Чёрное колдовство! Пропадите пропадом, чтоб вам гореть после смерти!
Лазуриты Асклинговых глаз потускнели. Он обиделся, но промолчал.
Зато Тидрек бросил презрительно:
— Уж ты-то наверняка праведник, каких поискать, прям святой Мартен…
Рольф дёрнулся: словно полоснули ножом по лицу. Потом замер, окаменел, и долго так сидел, в молчании и бездвижии. Мы все безумцы, все, кто пришёл сегодня к Девятому Замку. Наша сага завершится сегодня. И кто-то из неё выпадет.
Каменное дерево. Зеркало великанов. Чудовище, сочленённое из трупов других мразей. Выкидыш воспалённой зодческой мысли. Тёмный идол драконьего бога, и закат вдоволь пролил ему жертвенной крови…
В этих землях закаты куда краснее, чем дома.
Я лежал на плаще, сытый и почти довольный, и смотрел на замок. Корд сказал, что идём на закате, когда ворота станут видны. Мы обошли замок кругом, но ни намёка на вход не обнаружили. Солнце садилось за горами. Мы ждали, стуча зубами… хотя Корд'аэн исполнил обещание, и холода не было. Снаружи. Но иней крался изнутри.
Приземистая башня нависала над пропастью жирным брюхом, грозя свалиться в бездну, цепляясь снизу толстыми кривыми столбами-лапами. Окоченевшими. Другая — прямоугольная, высокая, увенчанная двускатной крышей. Струя алого пламени время от времени взлетала над кровлей. Хитросплетение множества тонких башенок, что обвивают друг друга гибкими побегами винограда, танцующими змеями. Роскошные балконы, острые колпаки и широкие чаши на крышах. Чёрные знамена с алым кругом, к которому стремится белая птица, похожая на чайку. Хрустальные источники, проливающие воду с неимоверной высоты. Их вода наверху кажется сладким красным вином, а внизу — седым туманом, серебряной пылью. Лёгкие, изящные, уходящие ввысь… облепленные целыми гроздьями уродливых чудовищ-горгулий. Кажется, будто башенки стремятся сбросить с себя тварей, а те хватаются за выступы, друг за друга, цепко и жадно. И по девять чудищ висит на девяти, уцепившихся за гладкие стены.
Эти жуткие и жалкие твари — это мы. Мы — те, кто просит. Те, кто хочет. Те, кто жертвует. Те, кто стремится. Те, кто шёл со мной тремя морями, крутыми тропами и сырыми пещерами Безмолвия…
И я.
Тем временем на цельной стене появились в лучах заката чугунные ворота цвета увядшей розы, покрытые инеем, и яркий, обжигающий золотой круг вспыхнул над ними. Солнце?
Какое холодное…
К воротам вела тропа, посыпанная серым пеплом погребальных костров, а по обе стороны от тропы — бездна. Шум потока едва доносился наверх…
Мы, девятеро, стояли как полудурки, задрав головы и разинув рты, пока Корд'аэн не сказал:
— Всё, час пробил! Сворачиваем лагерь! Рольф, ты с нами?
— Когда я был тут прошлый раз, тоже по приказу Олафа, то не смог подойти к замку и на сто шагов, — глухо признался тот, — испугался. Я хочу отомстить за тот страх!
Рука в потёртой перчатке легла на хьяльт меча. Хищное пламя зажглось в синих глазах воина.
— Я иду мстить за невесту и за поруганную честь моего народа! — прозвенел голос Дарина. Красный плащ на его плечах пылал, как холодный гнев.
— Я иду мстить за родичей! — сказал Борин и достал щербатый древний меч. По чёрному лезвию бежали багровые сполохи.
— Я иду, чтобы обрести родство в народе Двергар! — прогудел Асклинг.
— Я иду, чтобы прервать родство в этом народе, — прохрипел Тидрек.
— Я иду за именем ключа! — Дэор отряхнул накидку.
— Я иду вернуть забытое! — произнесли мои губы.
— Я иду отдать долг чести! — взмахнул секирой Эльри.
— Я иду, — сказал Корд'аэн и хотел что-то добавить, но…
Корд'аэн вдруг согнулся пополам, его зрачки расширились от боли, а руки судорожно вцепились в посох. Дэор бросился к нему, поддерживая за плечи и тревожно глядя в глаза. Волшебник покачал головой и указал куда-то вбок.
Я обернулся.
Рядом выругался Эльри.
Оказалось, не мы одни пришли в тот день к воротам Девятого Замка. Непонятно только, как толпа в две дюжины подобралась незамеченной, ведь Рольф, Эльри и Дэор сторожили лагерь. Не иначе как по волшебству.
Это были орминги, Дети Змея. Так мы зовём их, ибо у них глаза змей, и чешуей покрыты их тела от шеи до бёдер. Мне никогда прежде не доводилось их видеть, ведь их изгнали из Эльдинора задолго до того, как мой прадед Ари поселился в Норгарде. Но о них говорится в сагах. Орминги, а еще утенгеманы, Люди Пустоши, так их назвали: где бы они ни прошли, везде оставляли пустошь. Думается, это преувеличение, хотя я никогда не помыслил бы, что увижу их своими глазами.
С другой стороны, я никогда не думал, что умру с оружием в руках.
Орминги — высокие, выше трех альнов ростом, растянулись цепью, однако не подходили и не поднимали ни глеф, ни капюшонов серых накидок.
— Из Песков, — криво усмехнулся Эльри, — жалкие говноеды. Считайте, нам повезло.
— Привет, братья! — Асклинг вышел вперед и торжественно обратился к воинам на ломаном Имрехе, языке сидов. — Клириннэ лаймес, илькас! Ардэ ар-эймелиа!
Дэор медленно обхватил голову руками.
— Воистину безмозглый дубоголовый чурбан… — прошипел он. — Предложил им пожать руки и спеть песню дружбы…
— Он просто слишком много времени пробыл в Холмах, — пожал плечами Тидрек.
Однако орминги расступились. Вперёд вышли двое, по виду — из Верольд, мужчина и женщина. Оба в плащах, подбитых мехом, только мужчина в тёмном, а его спутница — в ярко-красном. Кроме того, она прятала лицо под острой шапочкой, только рыжий локон выбивался. На шеях мерцали золотые веточки омелы. Краем глаза я заметил, как тревожно переглянулись Тидрек и Асклинг. Кажется, они были знакомы с нашими гостями.
Женщина сняла шапку. Закат скупо осветил красивое лицо, отразился в печальных глазах. Короткий шрам под левым оком — след от почётного удара. Чернобородый господин, волосы которого изрядно притрусила седина, насмешливо прищурился, глядя на нас. В карих глазах разгорался тёмный огонь.
— О, кого мы лицезрим! — прохрипел Корд'аэн, плюя словами. — Аллиэ О'Кирелл из Маг Байд, дочь Меартэ из Эри, и Дейрах сын Кеараха, прости, не помню откуда! Предательница, отверженная от Круга Высоких Вязов, оборванка, взятая в Маг Байд из жалости, подло и коварно укусившая кормящую руку. И недоношенный ублюдок какого-то межевого князька, алтарный служка, бездарный бард, никчёмный воин, вечный мальчик на побегушках у нищих владык… кем вы ещё были в этой жизни, мои краткоживущие друзья, напомните?