Голос Кончи слегка дрогнул. Мэтт открыл глаза и увидел, что она встала.
— Но что тут поделаешь? — умоляюще продолжала она. — Все мы разные. Я не могу ни молиться за папу целыми днями, как тетя Элен, ни уйти в работу с головой, как дядя Джозеф, ни хотя бы слоняться по дому, хандрить и говорить глупости, как Артур. И плакать я тоже не стану. Я не ребенок.
— Вы можете сесть, поговорить со мной и перестать беспокоиться о том, что я думаю. Уж это точно можете. Или давайте сыграем в крокет.
— Лучше поговорим. Я сегодня прогуляла учебу.
Конча была еще так юна, что это прозвучало как признание в чем-то ужасном.
— Всякий бы на вашем месте прогулял.
— А вот и нет. Я не просто взяла и прогуляла. Мне велела сестра Урсула.
— Неплохой совет для монашки. Она подрывает американские общественные институты, вот что. Не против, если я закурю?
— Курите. Знаете, так странно. Она попросила меня остаться с тетей Элен вчера вечером, а утром пойти с ней на мессу — прямо как епитимья, правда? Но, наверное, вы не знаете, что такое епитимья.
— Я думал, это деньги, которые платят за исповедь.
— Деньги! — На мгновение в девушке вспыхнул испано-ирландский темперамент. Тут же Конча добавила спокойнее: — Боже, какие глупости. Никто и никогда не платит за исповедь. Епитимью нужно выполнить, чтобы искупить свою вину. Например, прочитать несколько молитв. — Она что-то вспомнила и засмеялась. — Когда Артуру было восемнадцать, однажды в субботу он вернулся домой после исповеди, зашел ко мне — я устраивала кукольное чаепитие — и спросил: “Знаешь, какую епитимью на меня наложили?” Я сказала, что, наверное, пять “Отче наш” и пять “Аве” — большее, что зарабатывала я сама. Но он усмехнулся и ответил: “Нет. Три полных розария. Я теперь не мальчик, а мужчина”.
— Боюсь, в католичестве я полный профан. Не вижу ничего смешного.
— Я так и думала. — Конча тихонько вздохнула.
— Но отчего сестра Урсула попросила вас прогулять колледж? Или есть что-то, чего я не понимаю?
— Я тоже не понимаю. Не знаю, что и подумать. И поэтому волнуюсь. Когда мы вернулись из церкви, я позвонила сестре Урсуле и пересказала все, что делала тетя Элен. Сестра Урсула особенно интересовалась, ходила ли тетя на исповедь и к причастию.
— И?..
— Только к причастию. Знаете, тетя Элен причащается каждый день. Вряд ли она успевает выйти из состояния благодати. Но, наверное, этого вы тоже не поймете.
— Боюсь, что нет.
Конча пристально посмотрела на Мэтта:
— Вы не любите католиков?
— Ничего против них не имею. — Он смутился. — Мы живем в свободной стране. Но моя мать была агностиком старой школы, знаете — Томас Пейн[14] и Роберт Ингерсолл[15]… “Освободите народ от поповской тирании”. Боюсь, я никогда не начну думать по-другому.
— А моя мама, — негромко сказала Конча, — верила в Бога, любила его и служила ему. У нее было плохое зрение, и она умерла.
Эта фраза показалась Мэтту странной. В последовавшей тишине он крутил ее в голове так и сяк, пытаясь понять. “У нее было плохое зрение, и она умерла”. Почему-то он вновь увидел кабинет, испуганную девушку и упавшую книгу, которая открылась на белене.
В стеклянных дверях возник Баньян.
— Мистер Грегори Рэндал хочет видеть вас, мисс.
— О господи. Скажите… скажите, что я лежу ниц и молюсь.
— Лежите ниц? Хорошо, мисс. Думаете, простой головной боли он не поверит?
— Да бросьте, — сказал Мэтт. — Повидайтесь с ним. Грег славный парень. По-моему, вы его изрядно помучили.
— Каким образом?
— Ну, сначала эта история с монастырем. Вы понятия не имеете, как он испугался. Чуть не поседел. А если еще и теперь прогоните…
— Ладно. Баньян, проводите мистера Рэндала сюда.
— Он выразил желание, мисс, увидеться с вами наедине.
Мэтт встал.
— Я буду в кабинете. Пора наконец заняться бумагами.
— Нет, — твердо сказала Конча — Вы останетесь здесь.
Грегори Рэндал явно удивился, увидев Мэтта. Он приветствовал приятеля вполне дружелюбно, но, несомненно, уже совершенно позабыл, как в субботу Мэтт пытался пробиться сквозь толщу его похмелья. Закончив с любезностями, Грегори повернулся к Конче и взял девушку за руку.
— Какой ужас, — пылко произнес он.
— Да, — согласилась Конча и замолчала.
— Я знаю, что ты чувствуешь. Сначала я даже думал, что не посмею потревожить тебя в твоей скорби в такое время, но затем решил, что мое место рядом с тобой. Женщине нужно надежное плечо, на котором она может поплакать.
Он надеялся выразить шутливое сочувствие.
— Плечо я уже нашла. — Она высвободила руку и указала на Мэтта. — Потрогай. Оно промокло насквозь.
Грегори взглянул на приятеля почти с яростью:
— Конечно, я рад, что ты нашла того… кто способен тебя поддержать. Но, в конце концов, одно дело — какой-то посторонний, и совсем другое — жених!
— Боюсь, я этого не осознала.
— Какой ужас. — Грег вернулся к прежней теме. — Твой отец, дорогая, был замечательным человеком, великим человеком, если можно так выразиться. Уйдя, он оставил брешь, которую нелегко заполнить. Немногие знали Вулфа Харригана, но мы-то понимаем, что означает его уход. А главное, каково теперь вам — родным и близким…
— Пожалуйста…
— Он служил вам опорой и защитой, — продолжал Грегори. — И теперь вы открыты всем ветрам и злобе мира
Конча ядовито улыбнулась.
— Я могу все-таки уйти в монастырь.
— Господи! Эта бредовая затея тебя еще привлекает? Даже теперь, когда…
— Нет. Нет. С пятницы слишком много всего случилось. Правда, Мэтт?
— Можно и так сказать, — сухо отозвался тот.
Грегори подозрительно взглянул на него.
— То есть ты отказалась от безумной идеи посвятить себя Богу?
— Нет. Просто сестра Урсула объяснила, что есть разные способы.
— Сестра Урсула? А я думал, что она…
— Пожалуйста, не надо об этом. Я не уйду в монастырь. Точка. Итак… Зачем ты вообще приехал?
Грегори был застигнут врасплох.
— Зачем? Ничего себе. А как же должен поступить мужчина, у которого невеста в беде? Что я мог сделать, кроме как…
— Примчаться ко мне? — подхватила Конча.
— Примчаться к тебе, — со всей серьезностью повторил Грег. — Вот именно. Мое место рядом с тобой, дорогая, отныне и навсегда.
— Пожалуй, — сказал Мэтт, — я все же лучше пойду займусь бумагами.
— Это обязательно? — поспешно спросил Грег. — Я не хочу тебя прогонять, старик.
— Знаю. Но работа есть работа. — Он двинулся к кабинету.
Конча властно вытянула руку.
— Нет, — негромко произнесла она.
— Но, дорогая, — запротестовал Грег, — если у Дункана дела, мы не вправе его задерживать. Разумеется, его общество нам приятно, но если долг зовет…
— В последнее время он работал слишком много. Пусть останется.
— Работал? Здесь?
— Да. Мистер Харриган взял меня на работу в качестве помощника. Я пытался рассказать тебе в субботу, но, кажется, ты был не в настроении слушать.
— О да. Ужасно болела голова, — объяснил Грег Конче. — Мигрень. Иногда бывает. То есть, — подытожил он, внимательно глядя на Мэтта, — ты работал здесь в воскресенье?
— Да.
— И ты… можно сказать, в гуще событий?
В его голосе послышался намек, который Мэтту не понравился, но он предпочел не обратить внимания.
— О да. А ты не слышал? Сегодня лейтенант подписал ордер на мой арест.
— Господи помилуй. — Рэндал явно разрывался между ужасом и восторгом. — Но в таком случае, старик… почему ты еще здесь? Почему ты не попытался…
— Мистер Дункан шутит, — холодно заметила Конча. — Он считает, что подобные шутки идут к его шраму.
— Тьфу ты. Я решил, что ты серьезно. Мог бы и догадаться. Но, господи, подумать только — ты был здесь, когда… А я торчал на садовой вечеринке у миссис Аптон, развлекался и даже представить не мог…
— Послушай, — перебила Конча. — Да, я знаю, что леди не начинает речь таким образом, но прямота мистера Дункана испортила мои монастырские манеры. Послушай, Грег. Я во второй раз спрашиваю: зачем ты приехал? Ты бросил свою любимую контору не для того, чтобы выразить соболезнования, посмотреть в мои прекрасные глаза и рассказать про вечеринку у миссис Аптон. Зачем ты приехал?
— Я как раз надеялся объяснить, — сдержанно произнес Грегори, — когда Дункан займется бумагами.
— Он не займется бумагами. Теперь ты скажешь?
— Я лучше… — начал Мэтт.
— Нет! Итак, Грегори?
— Ну хорошо. Я приехал, Конча, чтобы попросить тебя назначить день нашей свадьбы.
Конча рассмеялась.
— Да перестань! Разве так подобает? Разве человек из рода Рэндалов станет назначать день свадьбы, когда покойника еще даже не похоронили? Расчетливость, Гораций? Сомневаюсь, что на брачный стол пойдет пирог поминный.
— Я не понимаю, Конча. Я вижу лишь, что сейчас ты одна-одинешенька в мире…
— И у меня никого нет, кроме дяди, тети и брата…
— Тебе нужен мужчина, на которого ты сможешь опереться. Я прошу об этой чести, дорогая моя, чтобы защищать тебя.
— Какая прелесть!
— Зачем ты надо мной издеваешься? Я предлагаю тебе крышу над головой, уют, безопасность, а ты… ты стоишь здесь и смеешься мне в лицо! Да-да, и в процессе улыбаешься моему приятелю. Так нельзя, дорогая.
Грегори Рэндал был скучен, напыщен, неостроумен и красив почти до отвращения, но Мэтт всерьез растрогался. Эта странная девочка действительно его мучила, и Мэтт не испытывал никакого удовольствия, наблюдая за происходящим.
— Послушайте, Конча… — попытался он вмешаться.
— Не лезь, Дункан, — огрызнулся Грег. — И вообще, хотел бы я знать, чем ты тут занимаешься. Корпишь над бумагами, как же. Очень правдоподобно!
В ту секунду могло случиться что угодно. В воздухе повисло незначительное, но тем не менее угрожающее напряжение. Под яростным взглядом Грегори Мэтт на всякий случай сжал и разжал правый кулак.