— Нет веры в людях, — со вздохом посетовал Агасфер. — Я прихожу с любовью, превышающей христианскую, и встречаю лишь негодование, угрозы и оскорбления. Но я принимаю обиды, точно так же, как принял этот желтый знак унижения. Ибо сказано…
— Ты слышал лейтенанта! — рявкнул Джозеф. — Да простит меня сестра, но я повторю: убирайся отсюда ко всем чертям!
Медленно и скорбно Агасфер вновь проделал церемониальные поклоны, на сей раз в обратном порядке, закончив тетей Элен. Он с достоинством удалился, двигаясь так же изящно, как и при своем появлении.
— Вот псих, — вяло заметил Артур.
— В кои-то веки я с вами согласен, — сказал Маршалл. — Но здесь я чую что-то странное. Агасфер пришел не только ради того, чтобы… Можно позвонить?
Элен кивнула. Лейтенант сел за стол и принялся быстро отдавать приказы. Ближайшей патрульной машине, снабженной рацией, он велел немедленно связаться с кем-нибудь из полицейских в окрестностях Храма Света, чтобы тот как можно скорее перезвонил по указанному номеру.
— Я в курсе, — яростно произнес Джозеф, — что у подобных негодяев обычно бывают политические связи, но не подозревал, что они не чураются даже бесстыдного подкупа полиции!
— Ну, не знаю, — сказал Маршалл. — Не вините того, кто дал Агасферу сопровождение, — в общем, он поступил разумно. Но, к сожалению, замечательная затея вашей племянницы не удалась. — Он с неприкрытым восхищением взглянул на Кончу. — Вы очень сообразительная девочка, мисс Харриган.
Похоже, на него Конча за “девочку” не обиделась.
— Я просто подумала, что вам было бы интересно узнать, — ответила она.
Элен с дрожью поднялась.
— Теперь меня будет преследовать присутствие этого человека. Он — зло. В нем есть что-то не от мира сего, но и не от Божьего мира.
— Полно, дорогая, — проговорил Джозеф. — Он — зло, согласен. Но, слава богу, не такое зло, с которым лейтенант либо я не сумеем справиться.
— Надеюсь, ты прав, Джозеф. Я молюсь, чтобы ты оказался прав. Прошу меня извинить. — И тетя Элен удалилась в молельню.
— Решение всех проблем. — Артур фыркнул. — Немножко поплакать, постоять на коленях, что-то такое пошептать, помечтать, и готово. Очень удобно.
Джозеф на сей раз не взорвался. Он заговорил холодно и ровно:
— Артур, если твоя нелепая, бестолковая жизнь не научила тебя почитать и уважать старших, я настоятельно прошу: по крайней мере, держи в голове условия завещания, которые ты услышал сегодня.
Артур встал:
— К черту завещание. И вы, дражайший дядюшка, тоже можете проваливать ко всем чертям. Я сам о себе позабочусь.
Он скомкал сигарету, швырнул ее в камин и вразвалку вышел из комнаты. Во время этой бунтарской речи Мэтт заметил (или ему померещилось?), что глаза Артура сверкнули, на мгновение задержавшись на полках с папками.
Маршалл поспешно ответил на звонок, отрывисто задал несколько вопросов и выслушал ответ. Затем медленно положил трубку и повернулся к остальным.
— Агасфер, — сказал он, — не покидал сегодня Храм. Более того, сейчас он лично читает проповедь, которая длится уже целый час.
Джозеф невольно перекрестился. Конча потянула носом.
— Лейтенант, — спросила она, — вы чуете запах серы?
Глава XII
Невзирая на приглашения Харриганов, Мэтт не пошел во вторник утром на заупокойную мессу. Насколько он понял, это были не настоящие похороны — погребение могло состояться лишь после коронерского дознания, которое отложили на конец недели. (Видимо, Маршаллу не хотелось предъявлять присяжным запутанный клубок невозможностей. Детектив оптимистически надеялся, что несколько дней работы принесут желанные плоды.)
Мэтт знал, что, участвуя в непонятном ритуале, посреди чужого траура, будет чувствовать себя неловко. Он решил, что лучшее выражение его личной скорби по Вулфу Харригану — остаться дома и заняться делами. Поэтому, пока на торжественной мессе пели Dies Irae[16] и помахивали кадильницами, Мэтт сидел за столом покойного босса и работал с энергией, которая, как он надеялся, была достойна человека, прежде занимавшего это место.
Особенно его занимала папка, посвященная Агасферу. Досье обретало безупречную форму. Мэтт располагал достаточным количеством материала, по крайней мере на целую статью, одновременно убийственную и правдивую. Но в одном месте зияла досадная брешь, а в другом бурлил излишек. Брешью, разумеется, была неизвестная догадка Вулфа о том, кто такой Агасфер и какие силы за ним стоят, а излишком — та фраза о богатстве беззаконном, что Мэтт торопливо записал в Храме Света. Каким образом она вписывалась в общую картину, Мэтт еще не понял, и тем не менее эта цитата явно подкрепляла гипотезу Вулфа, какова бы она ни была.
В ходе работы он тщательно изучал даже самые мелкие клочки бумаги — гораздо тщательнее, чем во время беглого осмотра с лейтенантом. Мэтт, полный надежды, искал две вещи — приписку к завещанию и пресловутые секретные заметки, касающиеся покровителей Агасфера. Но с прискорбием признал, что в обоих случаях поиски оказались совершенно безрезультатны.
Наконец, устав от бесплодных усилий, он откинулся на спинку кресла и взял дротик. Первый бросок вышел неудачным: дротик попал в стену и покатился по полу. Второй угодил в край мишени и затрепетал гам. Мэтт почувствовал прилив сил. Еще несколько попыток… Вулф сказал правду: дротики отлично расслабляли в разгар работы. До сих пор Мэтт самым неоригинальным образом прибегал к пасьянсу.
Третий бросок был не лучше и не хуже второго, четвертый воспроизвел фиаско первого. Мэтт нацелился пятым, твердо вознамерившись наконец поразить цель, когда ему помешал легкий стук в дверь.
Конча вошла, когда Мэтт крикнул “можно”.
— Здравствуйте, — бодро произнес он, но вдруг осекся и взглянул на девушку. — Что случилось?
Она села на кушетку.
— Я плакала. Глупо, да?
— Не знаю. Иногда помогает.
— Я знала, что вы так и скажете. Мужчины всегда думают, что какая бы у женщины ни стряслась беда, стоит только поплакать, и все наладится.
— А разве нет?
— В том-то и дело, вы совершенно правы. Вот только я обычно не плачу. В груди спирает, и я не могу дышать, ничего не чувствую, но и заплакать не получается. А сегодня на мессе… Наверное, я ошибаюсь. Конечно, ошибаюсь. Пожалуйста, Мэтт, скажите, что я ошибаюсь.
— Насчет того, зачем женщины плачут? Я не специалист, конечно, но…
— Не говорите со мной, как с ребенком! Вы знаете, что я… Нет. Не знаете. Конечно, не знаете. Извините. Наверное, вы думаете, я совсем глупая.
— Вовсе нет.
— А теперь вы мне поддакиваете. До свидания.
Дверь хлопнула. Мэтт пожал плечами и бросил пятый дротик, который вонзился в край внешнего круга. Уже лучше. Когда он встал, чтобы собрать дротики и пройти еще один круг, дверь снова открылась.
— Я вернулась, чтобы сказать, — официально, как Баньян, объявила Конча, — что сестра Урсула пришла из церкви вместе с нашими и спрашивает, не слишком ли вы заняты и можно ли с вами поговорить.
— Со мной? Господи, зачем?
— Я не стала спрашивать. Вы ее примете?
— Разумеется.
— Я так и передам. — Конча помедлила в дверях. — Вы правда считаете меня дурой?
— Да, — невозмутимо ответил Мэтт.
Она улыбнулась, столь же солнечно, сколь и неожиданно.
— Вот и хорошо.
“Странно, — размышлял Мэтт. — О сестре Урсуле всегда думаешь в единственном числе, хотя существует она, так сказать, во множественном”. Он никогда не видел сестру Урсулу одну, рядом неизменно была сестра Фелиситас, которая ничего не делала и ничего не говорила, но ее присутствие, видимо, удовлетворяло каким-то требованиям ордена.
Мэтт встал, когда монахини вошли и уселись на кушетке.
— Пожалуйста, сядьте, мистер Дункан, — сказала сестра Урсула. — Я так понимаю, вы удивляетесь, отчего я выразила настоятельное желание вас видеть?
— Признаюсь, да.
— Тогда не будем тратить время на обмен любезностями. Я попросила о встрече, поскольку узнала от членов семьи, что вы в некотором роде неофициальный помощник лейтенанта Маршалла. Это так?
— Да, но ключевое слово — “неофициальный”.
— Хорошо. Я хотела бы поговорить с лейтенантом лично, однако, боюсь, мать-настоятельница не сочтет это приемлемым. Но нам, естественно, разрешили присутствовать на похоронах, и если я смогу сегодня же побеседовать с вами… Понимаете, мистер Дункан, я намерена найти убийцу Вулфа Харригана.
Мэтт улыбнулся:
— Очень мило с вашей стороны.
Под апостольником блеснула улыбка.
— Я не виню вас за сомнения. Но я не такой уж неопытный детектив. Мать-настоятельница сильно удивилась, когда я объяснила ей, куда пропадало вино для причастия. А потом еще какой-то вандал изрезал служебник, который иллюстрировала сестра Перпетуя. И сестра Иммакулата всегда зовет меня… — Она вдруг замолчала и покраснела. — О господи.
— Что такое?
— У каждого человека, — медленно произнесла сестра Урсула, — есть свой смертный грех. Один из семи, которому наиболее подвержена его душа. Мой грех — гордыня. Как сказал апостол Навел, “мне дано жало плоти моей — аггел сатаны, что избивает меня кулаками”. Боюсь, я даже не могу радоваться своей немощи, потому что эта радость сама по себе греховна. Поэтому, пожалуйста, мистер Дункан, примите меня как есть и не вынуждайте потворствовать собственным слабостям.
— Хорошо, сестра… если мое приятие хоть что-то значит. Так в чем дело?
— Я должна добавить, что неплохо разбираюсь в методах расследования и в криминологии. Моя совесть спокойна, поскольку это всего лишь констатация факта.
— Вероятно, вы прочли множество детективных романов и каждый раз разгадывали тайну на второй главе?
— Вы надо мной смеетесь. Нет, я не любительница детективных романов, но мой отец был капитаном полиции. В двадцать лет я собиралась пойти по его стопам. Потом мое здоровье пошатнулось, и долгое выздоровление подсказало мне иной путь.