Наконец Агасфер закрыл книгу с хлопком, который пробился сквозь общее бормотание и вынудил прихожан замолчать.
— Я прочел, — медленно и звучно объявил он, — последнее послание, кое оглашу с этого возвышения. Нет, не пугайтесь. Не возвышайте голоса ваши и не дивитесь, но слушайте и внимайте. Я исполняю волю Древних, и лишь одна она направляет жизнь мою. Сначала их веление передал мне Древний Иисус в Иерусалиме, а потом, когда я сделался мудрее, напитавшись великой мудростью Древних, я стал получать наказы от всех Девяти. По их слову я пришел сюда, в Город ангелов, дабы открыть вам истину, известную мне. И теперь по слову Древних я покидаю вас, и куда я пойду, никому не ведомо. Внемлите же прощальным словам Агасфера.
Мэтт повернулся к Симмонсу, но земные вещи перестали существовать для верного ученика. Он не сводил глаз с учителя, который только что произнес столь невероятные слова. Р. Джозеф был поражен не меньше, хотя наверняка испытывал другие эмоции, а Грегори, похоже, дивился сильнее прежнего.
В качестве прощальной речи Агасфер произнес удивительную проповедь, полную гуманизма и терпимости, а потому совершенно не похожую на прежние выступления. Он заклинал людей в память о нем отринуть ненависть, творить добро и защищать демократию, но в последнем не переусердствовать, впадая в нетерпимость, иначе от руки защитников демократия и сгинет. Не слыша привычных четверговых разоблачений и сенсаций, публика сначала беспокойно ерзала, но в конце концов вроде бы смирилась с новой истиной.
Агасфер закончил и отступил, медленно и величественно, к заднику сцены. Прожектора померкли, игра цветов сменилась темнотой. Осталось лишь желтое пятно, падавшее сверху на фигуру проповедника.
— Благословение Девяти, — объявил человек в желтом одеянии, — да, и Девятью Девяти, пребудет с вами вовеки. Ибо сказано в последней главе Евангелия от Иосифа: “Служи Древним, дабы возлюбили они тебя; и они, в свою очередь, будут служить тебе, дабы не иссякла любовь твоя. Ибо превыше всего любовь и служение, и они суть одно”. Прощайте!
Желтый свет погас. На мгновение зал погрузился в абсолютный мрак. Затем ослепительно вспыхнули прожектора. Они осветили сцену — пустую, не считая ошеломленного мужчины за столиком. Занавес опустился, и органист заиграл марш на выход.
— Ого, — произнес Фред Симмонс. И беспомощно повторил, как будто увиденное сократило его лексикон до одного-единственного слова: — Ого!
Лейтенант велел Мэтту и Джозефу пройти за сцену, в комнату размышлений, обещая все разъяснить. Про Артура и Грегори он ничего не говорил, но они увязались следом.
— Потрясающе! — пророкотал Джозеф. — Просто потрясающе! Каким образом Маршалл убедил этого жулика полностью отречься от своей демагогии?
— Лейтенант — удивительный человек, — произнес Артур. — Не удивлюсь, если он убедит вас бросить политику.
Компания остановилась перед дверью желтой комнаты.
— Вы не имеете права! — донесся изнутри гневный возглас.
Мэтт открыл дверь. Сержант Краутер, очень довольный, стоял на страже над человеком в желтом одеянии.
— Не имеем? Ну, здесь вы хватили через край.
— Здравствуйте, — неуверенно сказал Мэтт.
— Здравствуйте, мистер Дункан. Заходите, все вы. Если поместитесь. Лейтенант придет через минуту. Как прошла служба?
— Блеск. Люди никак в толк не возьмут, что стряслось. Сержант ткнул пальцем в сторону Агасфера:
— Он тоже. Эх, — с тоской добавил он, — как жаль, что тут нет моей жены.
— А вот и я, — произнес снаружи голос Маршалла. Лейтенант вошел в сопровождении безупречно одетого Баньяна и… человека в желтом одеянии. У Мэтта глаза на лоб полезли.
Подопечный Краутера вскочил.
— Иуда! — прошипел он.
— Иди к черту, Мейсон, — негромко произнес Агасфер номер два. — Игра окончена, и я избрал наилучший выход.
— Предатель! Крыса!
— Да, несомненно. Ну и что? Тонущий корабль кого хочешь обратит в крысу.
— Слушайте, — сказал Мэтт. — Давайте начистоту. Какого дьявола здесь творится?
— Вот именно, сэр, — прогремел Джозеф. — Скольких людей в желтом одеянии нам еще ждать?
Маршалл указал на своего спутника:
— С этим вы оба знакомы, хотя, возможно, и не узнаете его в гриме. Снимай бороду, разбойник, и пусть джентльмены полюбуются на твое смазливое личико.
Человек в желтом одеянии повиновался.
— Херувим! — Мэтт присвистнул.
— Господи помилуй, — сказал Джозеф. — Тот самый молодой человек!
— Какой молодой человек? — робко спросил Грегори, но ему никто не ответил.
— Удивились? — произнес Робин Купер. — А я-то думал, вы тогда не сомневались, что именно меня видели в роли Агасфера. На всякий случай скажу, — добавил он, — так оно и было, только вы, значит, не знали.
— Тогда, черт возьми, лейтенант, кто же это?
— На сцену, Баньян, — сказал Маршалл. — Ваш звездный час.
Дворецкий выступил вперед, такой же бесстрастный и самодовольный, как всегда, и начал:
— Боюсь, я должен предварить свою речь извинением в адрес семейства Харриганов, которые, за исключением мистера Вулфа, знали меня под вымышленным именем.
— Я понял, — сказал Артур. — Вы инспектор Баньян из Скотленд-Ярда.
На лице Агасфера (того, за которым присматривал Краутер), обычно бесстрастном, живейшим образом отразились узнавание и изумление.
— Баннистер! — воскликнул он.
Баньян поклонился.
— К вашим услугам. На самом деле я — если позволите небольшое автобиографическое отступление — Доминик Уиндэм Баннистер, бывший епископ церкви Непреложного Спиритуализма — впрочем, должен признать, самозваный. Я находил это занятие приятным и доходным, пока мистер Харриган не разоблачил некоторые мои действия. Когда я намекнул, что не имеющий профессии и лишенный наследства отпрыск аристократической семьи вынужден по мере сил зарабатывать на хлеб, мистер Харриган предположил, что из меня, с моими качествами, получится превосходный дворецкий. Я склонен признать, что он оказался прав.
— Потрясающе, — фыркнул Джозеф. — Но каким образом ваше прошлое связано с Агасфером?
— Хотя я и оставил коммерческие авантюры вместе с заблуждениями юности, сэр, но по-прежнему с профессиональной точки зрения интересуюсь развитием методик спиритуализма и частенько навещаю бывших коллег. От них я недавно услышал две новости — во-первых, что Агасфер, по слухам, некогда входил в нашу старую чикагскую компанию, а во-вторых, что в городе появился Глен Мейсон. Я достаточно хорошо знал Мейсона в Чикаго, когда там находился мой епископский престол. Он был второстепенным актером и подрабатывал в свободные вечера, выступая в главной роли на собраниях в церкви Христа-Духовидца. Глен Мейсон — весьма разносторонний джентльмен, как-то в один вечер он сыграл Джорджа Вашингтона, Роберта Ингерсолла и императора Калигулу. Впрочем, Чикаго он покинул довольно поспешно. Вне сцены Мейсон, насколько я понимаю, предпочитал роль Джованни Казановы, игнорируя законы, регулирующие допустимый возраст согласия. Против него выдвинули уголовное обвинение. Зная стиль Мейсона, я подумал, что, вероятно, он и есть загадочный Агасфер, хотя не спешил извещать мистера Харригана, не убедившись твердо. Увидев в понедельник “Агасфера”, который совершенно точно не был Мейсоном, я больше об этом не думал, пока случайно не услышал, как лейтенант выразил подозрение, что в понедельник в роли Агасфера выступил двойник. Я немедленно отправился на проповедь в Храм, установил личность Агасфера и сообщил лейтенанту.
— И тогда, — подхватил рассказ Маршалл, — я телеграфировал в Чикаго, получил досье на Мейсона, поболтал с Агасфером и убедил его, что, возможно, он избегнет скандала, если сегодня поставит точку. Я уже не сомневался, что Купер подменил нашего друга в понедельник, а потому предложил ему работенку. Как только он понял, что корабль тонет, то живо сдался.
— Но зачем устраивать спектакль с прощанием? — не успокаивался Джозеф. — Почему просто не арестовать мошенника и не разоблачить?
— Так предложил Баньян. Ему известны уловки этих ребят. Если арестовать Агасфера, догадайтесь, что будет дальше. Скажут, что учителя подставили. Он превратится в мученика. Адепты постараются оправдать его честное имя. Агасфер станет божеством для помешанных. Но после трюка с призванием Храм Света просто распадется сам собой. Организация недостаточно сильна, чтобы существовать без своего проповедника.
— Ловко, — ворчливо отозвался Джозеф.
— Итак, мы довели дело Харригана до конца. Уничтожили детей Света. А теперь мое дело: кто стоял за ними? Мейсон, вы будете говорить? От кого вы получали приказы?
Агасфер-Мейсон указал на Агасфера-Купера:
— Между нами, предателями, скажу — от него. Он придумывал спецэффекты и все прочее. Вручал мне речи, которые я заучивал.
— Это правда, Купер?
Робин Купер улыбнулся с таким самодовольством, что мог бы заткнуть за пояс Баньяна.
— Да, лейтенант. В общем, я и был настоящим Агасфером с самого начала. А этот тупица просто носил мое одеяние.
— А кто надел его в воскресенье вечером? — резко спросил Маршалл.
— В воскресенье? О господи, вы снова об убийстве Харригана? Я же сказал, что мы тут ни при чем. Нам представился отличный шанс для рекламы, который мы не упустили, вот и все. Кто-то, конечно, попытался нас подставить, но, — Купер неторопливо обвел присутствующих взглядом, — я понятия не имею кто.
— Кто велел вам призвать Девятью Девять на Харригана?
— Велел? Я не исполняю приказов, лейтенант. Я их отдаю.
— Отдавали.
— Нет, отдаю. Что бы ни случилось сегодня вечером, я чувствую, что моей силе еще не положен предел. И я никому не советовал бы на это надеяться.
— Так или иначе, несомненно одно. Сегодня вечером мы убедились, что прихожане легко принимают двойника за Агасфера. Иными словами, у кого-то из вас двоих нет алиби на вечер воскресенья.
— О боже, — сказал Робин Купер. — Какой ужас.
— А для кого третий бокал, сэр? — спросил дворецкий, заходя с подносом в кабинет, где сидели Мэтт и лейтенант.