Стал бродить по чаще Лиэй, терзаемый негой,
Тайно он па Берою смотрит пристальным взором,
Следует незаметно за нею в нежной истоме.
Но уж ему недовольно взглядов... Чем боле взирает
Бромий на деву, тем боле хочет он ей любоваться!
Вспоминая о страсти владыки созвездий к Климене,
Гелию он взмолился, дабы свою колесницу
С конями, мчащими в выси, он придержал хоть немного,
50 [51]
Дабы продлил сиянье дне́вное, дабы к закату
Медленней день катился, дабы не гнал он повозки
Вот постепенно к Берое, идя за нею вплотную,
Бог приближается будто случайно... Тогда же с либанскнх
Гор Эносихтон, скрываясь, сходит в эти же чащи,
Бродит, блуждая, по лесу, ни на что не решаясь,
Ум уподобив морю, когда оно бьется в прибое,
Рокоча неустанно бьющимися валами...
Ненасытный от страсти, в чаще лесов ливанских
Дионис остается подле отроковицы,
60 [61]
Остается один! О, молвите мне, Ореады,
Что же хотеть еще богу, как девою не насладиться,
Видя ее одну, без влюбленного Энносигея?
Уж покрывает он тайно поцелуями землю
Многими там, где дева ступала, и прах под стволами,
Там, где касалась стопою белою отроковица!
Смотрит на нежную шею Вакх, на Берои лодыжки
Промелькнувшие, смотрит на красоту, что Природа
Сотворила, ведь дева румян благовонных и масел
В кожу свою не втирала и лика не украшала,
70 [71]
Не подкрашивала ни щеки, ни губы, ни очи!
Перед блестящею медью собою не любовалась,
С ликом довольным образ лживой красивости дева
Не судила, искусной драгоценной тесьмою
Кудри не перевивала, по брови кромку равняя
Убранных с превеликим умением локонов легких!
Но и в простом уборе она поражала сильнее
Страстью несчастных влюбленных, блистая красою природной -
Волосы вились вольно по ветру без лент и повязок,
80
Прелестью яркой пленяли, не заплетенные в косы,
Белоснежные щеки приоткрывая невольно!
Время от времени дева, истомленная зноем,
Веющим от дыханья Пса небесного с выси,
Воду пила из истока ближнего, наклоняясь
Ниже и ниже главою к токам прохладным, ладонью
Черпала из глубоких струй сородную влагу,
И утолив свою жажду, источник она оставляла,
Путь продолжая по лесу... Вакх же склонялся над током
Тем, подражая деве, ладонями черпал он воду,
90
Влагу лесного истока впивая, что нектара слаще!
Видя его, от страсти сгорающего любовной,
Босоногая нимфа вод глубоких смеялась:
"Хладную воду напрасно пьешь, Дионис, ведь не могут
Жажду любви угасить и воды все Океана!
Порасспроси-ка родителя - зыби пересекая
Моря, влюбленный в Европу не справился с жаром желанья!
Стало томленье лишь жарче! Спроси ты и у Алфея,
Странника по́ морю, в рабстве у Эроса находился
Он, стремяся сквозь влагу по влаге зыбучей не в силах
100
Справиться с пламенем страсти, хоть пена его окружала!"
Молвила так, и нырнула во влагу, сходную цветом
С телом ее, и смеялась притом над Лиэем, нагая!
Бог же, на Посейдона гневаясь, влаги владыку,
Стал ревновать и бояться, - ведь не вином утоляла
Жажду дева, водою... Воскликнул он громко, взывая
К деве Берое, дабы с ними она соединилась:
"Дева! Нектар отведай! Оставь любострастную воду!
Струй опасайся истока, как бы Лазоревокудрый
Не похитил во влаге девичьего достоянья,
110
От молодиц он в безумье впадает, хитрец! Фессалийки,
Девы Тиро́, ты знаешь во влаге речной обольщенье...
Ах, опасайся коварных струй! О, как бы повязок
Не развязал девичьих приявший лик Энипея!
О как желал бы потоком быть я, как бог Эносихтон,
Дабы, журча, в объятья сгорающую от жажды
Принимать невозбранно мою Тиро́ - либанийку!"
Молвил бог - и тотчас же преображает он облик.
Там, где дева бродила, он оказался, в той чаще,
Стал охотнику Эвий подобен, неузнанный, тут же
120
Он приблизился к деве густокудрявой и вольной,
Юноше уподобясь, придал он прелестному лику,
Хитрости преисполнясь, стыдливое выраженье -
То на горы́ посмотрит уединенной вершину,
То он взгляды направит в самые глуби чащобы,
То на сосенку глянет, то на ель, то на ясень
Взор отведет, но тайно все время смотрит на деву,
От него столь близко проходящую ныне -
Только бы не бежала! Ибо юному взору
130 [129]
Малое утешенье, взоры ровесницы милой,
Ибо любви желанье в нем лик ее пробуждает!
Вот он подходит к Берое, сказать как будто бы хочет
Что-то, да только робеет... О буйный, где ж твои тирсы
Смертоносные? Где же рога? Где переплетенье
Змей извивных на кудрях, сей земли порождений?
Где же мык и рычанье от уст? О великое чудо:
Дева страшит Диониса, повергшего племя Гигантов!
Страх победил победившего земнородное племя!
Он, ниспровергнувший войско свирепо-воинственных индов,
Ныне перед единой девою нежной трепещет,
140
Нежного тела страшится... И средь скал и отрогов
Львов свирепых и ярых тирсом властным к молчанью
Призывал он, ведь девы нежной отказа страшился!
Пылкая речь стремит с языка к устам онемевшим
И уж слететь готова от уст, но страха исполнясь,
Возвращается снова, из сердца исшедшая, в сердце!
В сладком и горьком стесненье слова на устах замирают,
Уж прозвучать готовы, но страх их вглубь загоняет!
Вот он с трудом разрешает в устах оковы стесненья
И прерывает молчанья медлительную отсрочку,
150
Мнимым охотника гласом он речь обращает к Берое:
"Где же твой лук, Артемида? Кто же колчан твой похитил?
Где же хитон потеряла, едва прикрывавший колена?
Где же плесницы, в которых ты ветра стремительней мчалась?
Где же служанки, где сети, где резвые псы для ловитвы?
Ты не готова к погоне за ланью? Ловить не желаешь
Там, где с Адонисом рядом почивает Киприда?"
Молвил он, изображая изумленье, но сердцем
С отроковицей лукавил... Не разгадав обмана,
Гордо выгнула выю, красу свою осознавая,
160
Дева смертная, ликом подобна бессмертной богине,
Обольщенная ложью смущенного Диониса:
Вакх же сильнее страдает - ведь милая дева не чует
Страсти, чиста и невинна, а он желал бы, чтоб чувство
В ней зародилось глубо́ко, ведь если это случится -
Есть потом и надежда, что страсти возникнут, желанье
И любви обоюдной... А если же нет, то напрасно
Ждут мужи наслажденья от жен, не познавших желанья...
Стал он и денно и нощно бродить по рощам сосновым,
Эос встречая в чащобах, приветствуя в дебрях и Веспер,
170
Близости с отроковицей желая, терзаясь томленьем...
Могут довольствоваться му́жи сновидением сладким
И сладкогласною песнью и пляскою бурно-веселой
В хороводах согласных, но обезумевшим в страсти
Нет ни сна, ни покоя - ах, лжива книга Гомера!
И Дионис, страдая, пытается вынести молча
Муки, божественным жалом причиненные, втайне
Неисцелимые раны Эроса претерпевает!
Так и быка, что в чаще густолистной пасется,
Вдруг безжалостно жалит в хребтину овод чащобы,
180
Зверь же огромный несется напролом сквозь лесную
Чащу, жалом гонимый, ревет и мычит он прегромко,
Мимо бычьего стада устремляется в горы,
По бокам своим хлещет хвостом и по хребтовине,
Извивается телом, и, поваляся на землю,
Трется о камни спиною, катается он по травам,
После вскочив, рогами воздух вокруг сотрясает...
Так и бог Дионис, столь часто увенчан победой,
Эросом вдруг ужален, жалом его всемогущим!
Вот, наконец, исцеленья ища от любовной напасти,
190
Стал он плакаться Пану, богу косматому, горько,
Что любовная мука жестоко его истомила,
Просит у Пана защиты от любовных терзаний,
Выслушав о томленьях жгучих и муках Лиэя,
Пан роголобый хохочет, но все же (в любви-то несчастен!)
Движим и состраданьем к влюбленному столь неудачно,
Хочет совет подать - хоть и малое, а утешенье
Видеть, как кто-то страдает от стрел из того же колчана!
"Оба мы, Вакх, страдаем! Твоей сочувствую страсти!
Как же бесстыжий Эрос сразил тебя? Смею ли молвить:
200
Опустошил колчан свой Эрос для Вакха и Пана!
Что ж, тебе расскажу я о мороке всяком любовном
Каждая женщина больше желает мужчины, хоть стыдно
Ей обнаружить пламя, снедающее безумьем!
Больше она страдает, когда же страсть разгорится,
Жарче пылает, хоть втайне старается пламень эротов
Удержать, когда жало лоно ее уязвляет!
Если жены друг другу расскажут о бедах любовных,
Легче станет бремя Кипридино, болтовнёю
Скрыто... Ты же, милый мой Вакх, ты должен, томяся,
210
Лживый румянец лика использовать точно уловку!
Нет, улыбаться не надо - яви ей умеренность, скромность,
Пребывая с Бероей, но сеть держи наготове:
Лик, столь розе подобный, озирай с восхищеньем,
Льсти красоте ее, будто б и Гере с ней не сравниться,
Молви, что дева краше Харит, порицай же за облик
Строгий богинь обеих, Афину и Артемиду,
А Берое открой, что краше она Афродиты!
Дева, хвале внимая, притворным твоим порицаньям,
Станет к тебе благосклонней, слышать она не захочет
220
О серебре или злате - а только как лик ее хвалят
Розе подобный, что всех ровесниц она превосходней...
Зачаруй ее сердце красноречивым молчаньем,
Взгляд истомный украдкой пошли, чтоб она оценила
Страсти огонь, а дланью ударь по груди́ словно в горе!
Чувство яви в молчанье, в лике яви восхищенье!
Ах, выказывай робость пред скромной отроковицей...
Чем же дева ответит? Ведь сулиц она не мечет,
Дрота нежною пястью она не бросает, лишь очи -