Призывает тебя копьеносная, ложем юницы
Вознагражу за отвагу, увенчаю любовью,
Ибо ты выиграл битву на состязаньях Киприды!"
Молвил такое Вакху, скорбящему в страсти, сородич
Эрос, бог всемогущий. Крылья с шумом расправил
Пламени треску подобно, и в выси небес устремился,
В горние домы Зевса. И из долин ассирийских
Пышноодетый Бромий двинулся в домы лидийцев,
К долам песчаным Пактола, чьи темные влажные глуби
440 [442]
Золотом отливают в песках, рассыпанном щедро.
Вот миновал Меони́ю, предстал пред матерью Рейей,
Громоздя перед нею дары Индийского моря,
После, оставив струи сей реки златоносной
И фригийские долы с изнеженными племенами,
К северу путь направил, сажая лозу хмельную,
Грады Асиды минуя, оказался в Европе!
Песнь XLIV
В песне сорок четвертой в Элладе Вакх торжествует
Зрит безумие жен, Пенфея-царя побеждает.
Вот давлантийского племени иллирийские земли
Он миновал, Гемони́ю, а также пелийские выси,
И оказался в Элладе. По аонийским равнинам
Пляс повел хороводный... Мычанье авлоса услышал
Пастырь, и игры святые в честь Пана в Танагре устроил;
Ключ забил говорливый из мягкого праха обильно
Там, где конским копытом ударили влажную землю;
Заплясали струи Асопа в пламенной пляске,
В пенных водоворотах; С отцом, Исменосом милым,
Заструилися воды Дирки бурной по кругу;
10 [11]
Заплескали листвою высокоствольные чащи,
Выглянув, вдруг запела гамадриада на древе,
Славя имя благое щедрогроздного Вакха,
Величанье нагая нимфа вод подхватила;
Грохот обтянутых шкурой бычьей тимпанов раздался
Средь отрогов и слуха достиг упрямца Пенфея -
Гневался нечестивец на винолюбивого Вакха
И ополчился на бога, призвавши сограждан-фиванцев
Семивратного града закрыть замки и ворота!
Вот уж поочередно сходятся створки... Внезапно
20 [21]
Сами собою ворота открываются снова,
И горожане напрасно, быстрые словно ветер,
Мчатся к тяжелым створкам запереть их покрепче -
Нет, их не в силах сдержать и стражи, завидев вакханку!
Опытные щитоносцы пред безоружными в страхе
Затрепетали силенами и презрели угрозы
Повелителя града, не подчинившись владыке,
В пляс пустились безумный, в хоровод устремились,
Гулко щитами бряцая, обитыми кожей воловьей,
Ликом во всем подобны доблестным корибантам!
30 [31]
Обезумев, медведи в горах окрестных завыли,
Грозно взревели пантеры, поднявшись на задние лапы,
Развеселившийся лев мурлыкает и играет
Со своею подругой, соратной и кроткою львицей!
Сам же дворец Пенфея сотрясается бурно -
Вздыбливается основанье каменного строенья:
Башня привратная дома дрожит от толчков подземных,
Вестница грозных несчастий... Колеблется сам собою
Храм и алтарь Афины Онкайи, который воздвигнул
Некогда Кадм-повелитель, когда на колена телица
40 [41]
Пала, давая знаменье ко основанию града!
И вкруг лика богини согласно божественной воле
Катится сам собою пот обильный и слезы,
Граждан во страх повергая, от ног до главы покрылся
Во обещание горя кровию лик Арея...
Ужасом город объят. От ужаса вся трепещет
Мать нечестивца Пенфея, помутился рассудок -
И она вспоминает зловещее сновиденье,
Предречение горя... После того, как похитил
Власть у отца родного над градом Пенфей-владыка,
50 [51]
Сном забылась Агава - и к спящей сладко на ложе
Вдруг является призрак из врат роговых необманных,
Смутен он и неясен, всю ночь напролет бормотал он...
Царь Пенфей как живой поет на улице, пляшет,
Он облачен (а мужчина!) в женский узорчатый пеплос,
Топчет он, бросив на землю, царский наряд пурпурный,
Тирсом он потрясает, не жезлом державным владыки...
Мнится, что видит Пенфея Кадмеида Агава,
Высоко на вершине густолистного древа...
Высокоствольное древо, где Пенфей восседает,
60 [61]
Окружено зверьем, и яростно у изножья
Клацают звери клыками и скалятся, и ярятся...
Когти точат о ствол, а древо сильней и сильнее
Верхом качает, где дерзкий Пенфей в листве укрывался!
Падает царь - и злобно медведицы ярые тело
Рвут... Вот дикая львица некая вырывает
Руки его, рыча, и вот уж неудержимо
Бросилась на Пенфея, рвет простертое тело,
Полосует когтями, внутренности выедает,
Голову высоко́ вздымая в когтях пред собою,
70 [71]
И, обглоданную, бросает свидетелю Кадму,
Голосом человечьим клича свирепые речи:
"Да, это я, твоя дочерь-звероубийца, Пенфея
Матерь, да, я Агава, детолюбивая дева!
Вот какого я зверя убила! Прими же ты гла́ву,
Знак моей доблести львиной, силы моей первородной!
Ибо Ино-сестрице со зверем таким и не сладить,
Автоноя такого не сможет, от дщери Агавы
Знак прими, над вратами прибив его царского дома!"
Сон такой увидала, бледна от страха, Агава.
80 [81]
После, освободившись от Гипноса крыл бременящих,
Сына она призывает Харикла утром в покои,
И открывает ему кровавое предвещанье.
Вопрошатель Тиресий быка посоветовал в жертву
Принести (дабы против знамений дурных защититься)
У алтаря Зевеса, оборонителя горя,
Подле сосны огромной, там, где отрог Киферона
Выси свои воздымает. Гамадриадам же нимфам
В чаще овцу зарезать велел, в приношенье и в жертву.
Ведал он - в облике львицы Агава явлена, сына
90 [91]
Растерзает Пенфея, сей плод материнского лона,
Главу его как добычу похитив... В молчанье, без речи,
Он хранил толкованье во сне обманной победы,
Дабы гнева Пенфея на себя не обрушить!
Детолюбивая матерь последовала совету
Старца и на вершину явилась лесистую вместе
С Кадмом и сыном Пенфеем. На алтаре благорогом
Овчую жертву и бычью приносят одновременно,
Там, где роща Зевеса в самой чаще взрастала,
Зевсу и адриадам единое приношенье,
100 [101]
Кадм, потомок Аге́нора - возжигает он пламя
Им угодное, после пламени возжиганья
Дым благовонный поднялся, кольцами в небе свиваясь,
Смолами напоенный, а после быка он прирезал,
И струею кровавой, пущенной прямо из жилы,
Орошает Агавы длани росой пурпуровой.
Вот выползает, свиваясь чешуйчато-кольчатым телом,
Выю вытягивая удлиненную к горлу владыки,
Но не свирепо, а мирно, словно повязкой какою,
Змей и над всею главою Кадма венцом величальным
110 [111]
Тихо ложится и лижет языком подбородок,
И сочится из пасти, в знак намерений мирных,
Зелье душистое... Также змея виски обвивает
Гармонии, в пшеничных кудрях затихнув царицы...
Пару змеев тотчас обращает в камень Кронион -
Кадм должны с Гармонией лик изменить, превратиться,
Дабы у волн иллирийских, в устье морского залива,
Скалами сторожевыми стать в змеином обличье!
И возвратилась Агава, и сна пугаясь, и вести
Дивной, к себе в покои с родителем милым и сыном...
120 [121]
Так познала не только пред сновидением ужас,
Детолюбивая матерь, но также и страх пред знаменьем
У алтаря. А молва над градом уже семивратным
Взмыла, пророча обряды хороводные Вакха!
Нет равнодушных во граде - уже бегут земледельцы,
Улицы украшая листвою и цветом весенним!
Вот почивальня Семелы осенена побегом
Быстрорастущей грозди, хоть еще и дымится
От перунов небесных, полнится сладостным духом...
Видя сии чудеса, во граде творимые Вакхом,
130 [131]
Гневается Пенфей, пылая гордым презреньем,
Поношеньями сыпет, полон угроз напрасных,
Слугам он объявляет, владыка сей нечестивый:
"Дайте сюда лидийца, неженку беглого, дайте
Послужить побыстрее ему за столом у Пенфея,
Только пускай наливает в кубки не хмель, а другое:
Млеко иль сладкий напиток какой... А тётку родную
Автоною, я плёткой вытяну в наказанье!
Кудри густые обрежу нестриженные Диониса!
Погремушки-кимвалы выброшу в поле подальше
140 [141]
С берекинтскими дудками и тимпанами Рейи!
Всех Бассарид полоумных и вакханок хватайте,
Бромия всех прислужниц и тут, за стеною фиванской,
Бросьте в Исменос, нимфам в добычу реки аонийской!
Пусть Киферон почтенный к своим адриадам добавит
Новых, отнятых только у свиты бога Лиэя!
Дайте огня, мои слуги, содею законное мщенье:
В пламени он родился, в пламени он и погибнет!
Зевс низвергнул Семелу, я погублю Диониса!
Коли меня он захочет убить, то и пламень перунов
150 [151]
Наших изведает, ибо жаром земли я владею,
Он помогучей небесных зарниц, огонь мой подземный,
Бог виноградный погибнет, пламенем недр опаленный!
Если он в битве со мною тирс изострый поднимет,
Да изведает дроты подземья! Его уязвлю я,
Нет, не в бедро или ноги, иль в грудь, иль в широкое чрево,
Или же в поясницу, нет, и не рассеку я,
Роголобого лика надвое острой секирой,
Шеи не изрублю, но сулицей крепкою медной
Уязвлю его тело в лядвею, мстя за обманы
160 [161]
(Хвастался он, что когда-то выношен Дием великим!
Хвастался, что обитает на небе!) - и вместо покоев
Горних небесного Дия в недра Аида низвергну
Наглого самозванца или в Исменоса струи
Загоню, ибо нет тут глубокопучинного моря!
Смертного мужа за бога принять? По правде признаться,
Сам я, как Вакх, обманулся: ибо я не от Кадма
Происхожу земного, отец мой - звездный владыка,
Да, родитель мой - Гелий, не отец мне Эхи́он,
Породила меня Селенайя, а не Агава!
170 [171]
Я от крови Кронида, высей я горних насельник,