Что безумствует в чащах, кружится в пляске бессонной,
Хоть за пряди густые тащите безумную матерь!"
Так промолвил владыка. Соратники быстро пустились
В путь по отрогам лесистым, по чащам непроходимым,
След отыскать желая блуждающего Диониса.
230 [231]
Близ одинокой вершины с трудом они бога находят
И окружают повсюду тирсобезумного Вакха,
Бога хватают они, и связывают покрепче
Бромия длани, мысля, что Диониса повергли...
Вдруг он невидимым стал, и на пернатых плесницах
Взмыл в небесные выси - остались на месте безмолвно
Пораженные слуги, силы божьей страшася,
Ужаснулися гнева невидимого Диониса,
Робкие... Вмиг обратился бог в меднолатного кметя,
Буйного тура смиряет и за рога ухвативши,
240 [241]
Он предстал как дружинник верный владыки Пенфея
Перед ним, на бога ложного будто браняся.
Вот приблизился к трону поближе Пенфея-безумца,
Стал над ним надсмехаться жестоко и громогласно,
Говоря без улыбки в лице ужасные речи:
"Вот он, о скиптродержец, кто ранил нашу Агаву,
Вот он, желавший похитить и трон, и власть у Пенфея,
Вот этот зверь рогатый, обманно назвавшийся Вакхом,
Вот - вяжите же ноги притязателю-зверю,
Пусть роголобой страшатся главы, как бы он не сорвался
250 [251]
Не пронзил зтим рогом длинным кого перед троном!"
Бромий молвил такое, и становясь безумным,
Браннопоносные речи вскричал Пенфей нечестивый:
"Что же, вяжите скорее похитителя трона,
Вот он, враг моей власти, он алчет корыстно Семелы,
Он явился, чтоб трон отобрать у родителя Кадма!
Честь для меня - Диониса, рожденье тайного ложа,
Взять в оковы, его, что скрывается в облике зверя,
Коего как Пасифая, породила Семела,
Сочетавшися браком с роголобым супругом!"
260 [261]
Рек он, и приказал связать копыта покрепче,
Повелев сего зверя, вместо плененного Вакха,
В конское стойло свести и там привязать его к яслям,
Мысля, что это не тур, а сын нечестивый Семелы;
После толпу бассарид, опутав им длани веревкой,
Бросить велит в темницу, заперевши покрепче,
В темную яму большую, место для многих несчастных,
Где, как в стране киммерийцев, нет ни лучика света,
Стаю священных служанок Вакха, связавши им кисти
Кожаными ремнями, натиравшими пясти,
270 [271]
Ноги ж велел в оковы железные заковать им...
Но приходит и время плясать в хороводе священном -
И заплясали менады! И устремились вакханки
Бурно, взметнули руки и ноги в танце безумном,
И ремни соскользнули с дланей их невредимых,
И оковы разбились, едва только ноги забили
Оземь в ладе эвийском, разлетелися звенья
Кованые из железа, лишь только затеяли танец!
И разлилося сиянье по каменной мрачной темнице,
Все высокие своды высветив понемногу,
280 [281]
Пали сами собою затворы тюрьмы ненавистной!
Затрепетав и воспрянув, понеслися прыжками
С воплями бассариды, пену безумья роняя
С губ и страх наводя на стражу, сии же беглянки
Все до одной воротились в непроходимые дебри -
Вот уж одна умерщвляет тирсом целое стадо
Бычье, неистовой дланью рвет и кости, и мясо,
Шкуру от кровоточащей туши она отдирает;
Вот уж другая ветвями виноградными стадо
Овчее настигает и всех овец убивает;
290 [291]
Третья преследует коз... Омываются кровью вакханки
Сих несчастных животных, руками разъятых на части!
Вот вырывает третья дитя из родительских дланей
И на плечо сажает - держится прямо малютка
И улыбается даже, нисколько дитя не боится,
Только сидит спокойно, не падая в прах придорожный!
Вот открывает менада небриду мохнатую, дабы
Неразумный младенец млеком ее напитался,
Дева ж его напояет необычным напитком!
Многие бассариды львят отнимают у львиц,
300 [301]
Дабы своими сосцами вскормить зверенка тугими,
Вот иная изострым тирсом землю пронзает
Иссушенную, тут же бьет из недр сам собою
Ключ из земли каменистой винно-пурпурного хмеля,
А с вершины гранитной млеко струится обильно,
Белыми струями льется сверху на каменном ложе!
Эта змею на дуб забрасывает, и вкруг древа
Аспид чешуйчатый вьется вдруг плющом густолистным,
Гибким стеблем прильнувши к коре ствола векового,
Сим плющом, что как змеи кольцами вьется и гнется!
310 [311]
Вот бежит некий сатир и вспрыгивает на спину
Тигра, грозного зверя, хребет его он седлает,
Сделав дикого нравом смирным и даже послушным!
Вот и Силен почтенный вепря вдруг раздирает,
В воздух подбрасывая куски как будто бы в шутку;
Вот иной из силенов вспрыгивает мгновенно
На верблюжий загривок косматый без стремени, третий
На хребтину быка взобравшись, мчится и скачет!
Мчатся они по отрогам... В Фивах же лирозданных
Гражданам всем являет Вакх чудеса и знаменья:
320 [321]
Быстрой стопою несутся по улицам града вакханки,
Пена с их губ струится - стонут целые Фивы,
И языки огня все улицы охватили!
Содрогаются стены, и словно бы глотки бычьи
Исполинские створы визжат и ревут непрестанно!
Даже строенья огромные содрогаются града,
И начинают как будто трубы трубить из камня
Вакх не умерил гнева; и глас божества несется,
Поднимаясь над градом до семислойного неба -
Словно бык обуянный яростью мык испускает
330 [331]
Обезумевшего владыку Пенфея он гонит
Пламенем, освещая светом дворец, а по стенам
Словно струясь побежали язычки, пламенея,
Огоньков: над одеждой царской уж пламя сияет,
Пеплоса не опаляя, не плавя златых украшений,
Только бегут по складкам смарагдового оттенка
Вот уж над ним заплясали искорки, кинулись в ноги,
Поднялися до чресел и на́ спину взобралися,
Вот на затылке трепещут, вот уж в подбрадье мерцают;
(Часто божественный пламень жарко сияет над ложем
340 [341]
Геей рожденного мужа, но не сжигает покровов,
Рассыпая лишь искры, плящущие над тканью...)
Видя огонь самородный, Пенфей рабов призывает
В страхе, велит водою залить пугающий пламень!
Пусть, говорил он, погаснет огонь столь жаркий и вольный
В доме, политый обильно зло отвращающей влагой!
Опустошили слуги округлые все сосуды,
Лили влагу струями изобильными всюду,
Воду нося прилежно и огонь заливая:
Только труд бесполезен, бессильна источников влага,
350 [351]
Струи, что в пламя лилися, делали пламя сильнее,
Жарче и ярче, чем прежде... Всюду рев раздавался
Словно бы тысяч и тысяч глоток бычьих свирепых,
Мык заглушал ужасный всё в покоях Пенфея!
Песнь XLVI
В песне сорок шестой безумца и нечестивца
Видишь ты гла́ву, Пенфея, и матерь-убийцу, Агаву!
Скоро владыка узнал во гневе, что пали оковы
Сами собою железные с дланей безумных вакханок,
Что менады сбежали в горные чащи лесные,
Скоро он понял хитрость невидимого Диониса,
И воспылал владыка Пенфей неистовым гневом!
После увидел он бога в венке из плюща над висками,
Волосы Диониса струились густою волною,
Кольцами рассыпаясь под дуновением ветра,
И разразился бранной речью царь нечестивый:
"Как хорошо, что Тиресий лживый был прислан тобою!
10 [11]
Ныне твои провидцы уж разум мой не обманут!
Молви кому-нибудь это! Сыну Рейя-богиня
Собственному отказала Зевесу - ужели воскормит
Сына Тионы? Спроси же Дикты пещеры об этом,
О, спроси корибантов, ведь ими дитя охранялось,
Вымя козы Амальтеи млеком вспитало малютку,
Вырастило Зевеса - не млеко Рейи-богини!
Ты же воспринял лживость вместе со лживой Семелой!
Из-за ее обмана спалил сию деву Кронион,
Так что как бы Кронид и тебя не поверг, как и матерь!
20 [21]
Я же не варварской крови, пращуром назову я
Струи Исменоса, вовсе Гидасп мне пенный не родич!
Дериадея не знаю, не ведаю о Ликурге,
Так что с сатирами и вакханками убирайся
Ты от потока Дирки; коль хочешь, тирсом изострым
Убивай в ассирийских пределах другого Оронта!
Ты не от крови небесной Крониона, ибо зарницы
Осветили бесчестье самозванки погибшей,
Молнии и перуны ложное видели ложе!
Ибо покои Данаи влажный не жег Кронион;
30 [31]
Кадма, отца моего, сестру он нес на хребтине
Бережно, деву Европу в море не утопил он!
Ведаю, что до рожденья младенца пламень небесный
Сжег вместе с матерью, дабы незаконного сына
Освободить из чрева горящего матери мертвой!
Если только дитя невинное не сгорело
Тайного ложа земного, свидетеля страсти Зевеса,
Только тогда я поверю, что ты себя называешь
Отпрыском горнего Зевса, не повергнутым громом!
Что же, ответь мне на это чистой правдивою речью:
40 [41]
Зевс Арея иль Феба рожал из лядвеи разве?
Если ты Диевой крови, взойди на свод поднебесный,
В горних живи просторах, оставь Пенфея и Фивы!
Ну же, скажи доброхотно, чтоб каждый остался доволен,
Не используй уловок Пейто, чарующей душу,
Разве Кронид породил из ко́сти тебя височной,
Расскажи нам об этом: Зевс всевышний и Вакха
Из головы как Палладу породил сам собою!
Я бы желал, чтоб Кронион высокогремящий, могучий
Породил тебя, дабы мог я тогда Диониса,
50 [51]
Отпрыска Дия, преследовать - я, Эхи́она отпрыск!"
Оскорбился такими речами бог, но ответил,
Гнев ужасный и грозный в сердце скрывая глубо́ко:
"Варварским правом кельтских пределов я восхищаюсь,
Там, где потоки Рейна свидетельствуют о рожденье
Незапятнанном, чистом от родителей верных,