Девы идет столь лениво ко браку, как путник беспечный!
И крылами забив, кричала хрипло, глумливо:
"Кадм неразумный плетется, не смысля в науке любовной!
Эрос быстрый не знает ленивцев! Пейто, умоляю,
110 [105]
Кадм твой медленно ходит - да погонит его Афродита!
Пламенный Эрос кличет, жених, что медлишь да мямлишь?
Сладко станет собрату Адониса нежного, сладко!
Сладко, кто сродником будет всем обитателям Библа
Ах, не прав я: не видел ты струй Адониса, пашен
Библа не знал, где Хариты живут, где пляшет Сирийка
Киферейя, где нет избегающей ложа Афины!
Радостная с тобою божеств повивальница брачных
Шествует, не Артемида - Пейто! Не терзайся же боле -
Насладись Гармонйей, быку оставь ты Европу!
120 [115]
Примет тебя Электра, спеши из рук ее помощь
Получить! И эроты корабль нагрузить твой помогут!
Афродите доверься в этой сделке любовной!
Дочерь Киприды для брака хранящую зорко, Киприду
Чти неустанно! И птицу восхвалишь вещую после,
Ей провозвестницы брака дашь имя, посланницы страсти!
Ох, заболталась - Киприда меня вдохновила! Богиня
Пафоса свадьбу пророчит, хоть я и птица Афины!"
Так рекла и сомкнула болтливый клюв в знак молчанья.
Он же по многолюдным улицам шествовал града.
130 [125]
Вот, наконец, показался дворец высококолонный
Царский, где всех принимали; и палец вытянув тонкий,
Ясный знак вместо речи - красноречивый, безмолвный,
Кадму Пейто указала на блещущий ярко огнями
Дом царя; а после, облик приняв настоящий,
На пернатых плесницах в небе исчезла богиня.
Кадм же блуждающим взором осматривал в изумленье
Дивное бога деянье. Его же невестной Электре
Выстроил мастер лемносский когда-то, с миринским искусством
Чудесами украсив. Дворец, недавно построен,
140 [135]
Медным порогом блистал. По сторонам же обеим
Входа ввысь поднимались врата искуснорезные,
Над высокою кровлей дома плавно круглился
Ровный купол срединный, отделаны лещадью стены
Гладкие ровно и чисто, как будто из белого камня,
От порога до комнат внутренних. Вкруг простирался
Сад за оградой, плодами росистыми преизобильный,
На четырех десятинах; и ветви мужеской пальмы,
Плотно смыкаясь над женской, о страсти любовной шептали.
Грушевые деревца-однолетки, плодами блистая,
150 [145]
Шелестели под ветром, касаясь верхушками тихо
Рядом растущего с ними кустика тучной оливы,
И под весенним дыханьем ветра листики мирта
Лавровых веток касались. Листвы кипариса пахучей
Куща крутая вверху взволнованно колыхалась;
А над смоквой медовой, над сочновлажным гранатом,
Плод алеющий тесно с плодом пурпурным мешался.
Яблоня рядом с соседней яблоней расцветала.
Милые Фебу, повсюду цвели ученые знаки
Лепестковых письмен прежалостливых гиацинтов.
160 [155]
Зефир веял дыханьем над зеленью преизобильной,
Взором зыбким над садом скользил Аполлон безутешный:
Глядя на юную зелень цветка, клонимого ветром,
Стонет... Метанье диска он вспоминает! Боится -
Вдруг, завидуя, ветер и к лепесткам приревнует,
Стебель цветка сломает и тот затрепещет во прахе.
Брызгали из бесслезных зениц Аполлоновы слезы,
Только в цветок обратились Аполлоновы плачи,
Запечатлел же рыданье узор лепестков гиацинта -
Вот каков благотенный сад! С ним рядом источник
170 [165]
Бил двуустый: устье одно всем людям давало
Воду, канавку с другого отвел садовник, чтоб влага
Прихотливо текла от растенья к растенью, как будто
Фебовых уст песнопенье изножья лавра касалось.
Много в покоях стояло на каменных пьедесталах
Статуй златых: держали юноши светочи в дланях,
Дабы пирующим было светло во время ночное.
Много с равным искусством изваянных, молчаливо,
С пастью, открытой свирепо, с оскалом клыков до подбрадья,
Псов находилось разумных по обе стороны створок
180 [175]
Врат, золотые собаки с серебряными совместно
Лаяли радостно-звонко навстречу входящему люду,
Если его признавали. Когда же Кадм появился,
То заскулили они искусно содеянной глоткой,
И завиляли хвостами, в нем своего признавая!
Домом любуется Кадм, то туда, то сюда обращая
Лик. Очами своими сады владык созерцает,
Росписью стен наслаждаясь, красою рельефов и статуй,
Ослеплен он сияньем белого мрамора кресел...
Временем тем, оставив и площадь и брани судилищ,
190 [185]
На косматогривастом гордо коне восседая,
Самофракийский царь жилища Арея, Эматий,
Остановился у дома матери милой, Электры.
Он без брата владычил, держа бразды управленья
Царством, ибо отчий дом и пашни оставил.
Дардан же поселился на бреге противоположном,
Основав Дарданйю, город, ему соименный,
Колесницей своею прах потревожив идейский.
Ради того, чтоб испить от вод Гептапора и Реса,
Сроднику долю оставил свою и скиптр Кабиров
200 [195]
Брат Эматия, Дардан, от Зевсова ложа рожденный
И воспитанный Дикой, когда владычицы Хоры,
Взяв и скиптр Зевесов, и Хроноса плащ, и Олимпа
Жезл пред царским домом Электры все вместе явились,
Дабы о будущем веке господства вещать авсонийцев.
Хоры дитя воспитали. Согласно пророчеству Дия,
Зрелости только достигнет, как колос, и юности вечной
Цвет распустится в нем - Электру покинет, и третий
Вал потопа высокий основы мира затопит.
Огиг подвергся сначала первого наводненья
210 [205]
Ливням и токам бурным, разбившим небесные своды.
Воды по всей разлились земле, сокрылися гребни
Гор фессалийских, и выси небесные кручи пифийской
Ливненосной стремниной волнующейся омылись.
При наводненье повторном ринулись в круги земные
Зыби безумные влаги и сушу собой затопили.
Девкалион лишь единый с подругой-ровесницей Пиррой,
В чреве ковчега укрывшись (а смертные гибли в стремнинах),
В водоворотах пробился неукротимых потоков,
Мореход, бороздящий туман с пеленою вслепую!
220 [215]
А при третьем потопе, насланном Дием, основы
Тверди и горы омыла влага, и склоны Афона,
Ситонйи вершины иссохшей скрылись под зыбью.
Вот тогда, проложив дорогу во вздыбленных волнах,
Дардан прибился к отрогам древней Иды соседней.
Вот Ситонйи владыка, земли, укрытой снегами,
Дардана брат, Эматий, покинувший шумную площадь,
Лику гостя дивится: ведь в нем благородная юность
С красотою слилася и мужеством черт соразмерных.
Лику дивился владыка: разумных правителей взоры,
230 [225]
Даже когда и безмолвны, разве не станут послами?
Царь, приветив пришельца, в дом с одобренья Электры
Кадма тотчас приводит, обильный стол предлагает,
Обращается к гостю с дружеской речью учтивой,
Угождая во всем. Но клонит чело свое долу
Гость, от прислужниц он очи царские разумно отводит.
Чуть притронувшись к яствам, лица он не открывает
Гостелюбивой хозяйке, хоть точно сидит он напротив,
Рук неучтивых не тянет жадно к еде или к чашам
Перед пирующим людом плясун да игрец выступают,
240 [235]
Громко в дудочки дуют Иды корибантийской,
Из многочисленных скважин с движеньем пястей искусных
Быстрая плясовая пронзительно-звонко авлоса
Вылетает вслед пляске в лад ударяющих пальцев,
Резвой дроби кимвальной вторят медные диски.
Шумны и гулки кимвалы, звон тарелок ударных
Ладит с рядом тростинок флейты искусной, а плектру
Лира с семью ладами струною в ответ воздыхает.
Лишь когда насладился сполна бистонийским авлосом
После пира, придвинул скамью к любопытной хозяйке
250 [245]
Кадм. Промолчав о заботе, погнавшей их через море,
Происхожденье свое раскрыл он высокое, речи
Потекли невозбранно от уст его, как из истока:
"Гостеприимица наша! О роде моем вопрошаешь?
В слове сравню я ответном с листьями род человеков:
Падают листья на землю под ветром бурным безумным,
Коли приходит время зимы, а весенней порою
Лес рождает другие, свежее да зеленее.
Недолговечней и смертный: только лишь жизнь человека
Обуздает погибель, тотчас другой расцветает,
260 [255]
Дабы после исчезнуть... Айону лишь вообразимо
Видеть и юность, и старость, текущие одновременно!
Все же скажу я о роде моем, детьми именитом.
Есть блистательный Аргос у Геры, чертог конепасный
В сердце Тантала края, и там-то некую деву
Муж растил благочестный, потомок лишь женщин... То Инах
Был, гражданин инахийских полей и пашен преславных,
Жрец - и грозные тайны, согласно обычаям древним,
Блюл он, что града богиня ему одному и открыла,
Предку нашему. Зевса, владыку Бессмертных и неба
270 [265]
Взять отказался в зятья он, хранящий почтение к Гере!
Обращенная в телку, в образе стадной телицы,
Вместе с коровами в стаде паслася Ио в луговине.
Гера тогда же наслала бессонного быкопаса,
Аргуса, коего тело сияло повсюду очами,
Дабы Зевс не предался любви с рогатой невестой,
Зевс незримый! И дева пошла на пастбище кротко,
Трепеща пред очами всевидящими быкопаса.
После, гонимая слепня укусом жалящим, дева
Зыбь ионийского моря топтала безумным копытом -
280 [275]
Лишь у Египта очнулась, мне сродного, что называют
Нилом сооттичи, ибо из года в год постоянно
Он разливается, будто вступая со влажной землею
В брак, и наносит на пашни новый ил плодородный!
Дева, Египта достигнув, сбросила облик телицы,
И явилася с ликом рогатой богини, отныне
Плодородье дающей. Когда возжигают начатки
Нашей нильской Деметре, Ио ветвисторогатой,