10
Словно вакханка, на плечи и голову возлагает
(Вот Бассариды накидка!); в честь жен, что вот-вот разродятся,
Жен капризных, стала Киссою величаться.
Но и носящая в чреве тяжкого божьего сына,
Только заслышав сирингу старого козопаса,
Песнь, средь скал и утесов будящую отзвук ответный,
Тут же, безумствуя, дева в хитоне простом убегала,
Только двуустой свирели почуяв средь долов призывы,
Тут же бросалась, босая, прочь из высокого дома,
В чащи бросалась лесные, в поросли горного склона;
20
Если бряцали кимвалы - мчалась в неистовой пляске
Дикой по лугу кругами, прыжками высокими дева,
Если внимала мыку быка со лбом круторогим,
Бычий мык вырывался из нежной глотки девичьей;
Часто в горных ущельях напевы Пана безумным
Гласом подхватывала, становилась сородницей Эхо;
Часто, заслышав пастушью дудочку роговую,
Тут же плясать принималась. Дитя зачатое тоже,
Все понимая, во чреве материнском пускалось
В пляс, обезумев от дудки; слышал песни пастушьи,
30
Что отражались в утробе, еще не рожденная детка!
Так во чреве, сулившим младенца мужеска пола,
Вестник веселия рос, разумный малютка - вкруг девы
Служки Крониона, Хоры, вечали и звезды, и небо.
Фтон же, зависти бог, следя за ложем владыки,
Высочайшего Зевса, за мукой Семелы, зачавшей
Вакха, божьего сына, к младенцу в утробе ревнует,
Сам своим ядом отравлен, что губит любовь и терзает:
В сердце своем замышляет замысел злой и коварный.
Принял он ложный облик воинственного Арея,
40
Сотворил и доспехи, и цветом отравного корня
Щит воловий окрасил, изобразивши кровавый
След сраженья, и словно убийца он многих героев,
Пальцы обманные в краску алую окунувши,
Руки кровавит, словно в битве они обагрились.
После он испускает вопль ужасный из глотки,
Вопль, способный развеять ряды воителей грозных;
Речью обманной и бурной волнует он разум Афины,
Гнев разжигает и ревность в сердце завистливой Геры,
И такими речами обеих богинь укоряет:
50
"Гера, ищи в поднебесье другого, получше, супруга,
Зевса взяла Семела, ради милостей ложа
Девы предпочитает он семивратные Фивы
Небесам семислойным, вместо Геры в объятьях
Дий чреватую деву земную ныне лелеет!
Где ж материнская ревность? Где гнев твой и ярость, богиня,
Что покарает Семелу - иль чувства эти ослабли?
Где беспощадное жало овода? Разве телицу
Боле не гонят за море? Разве же пастырь твой, Аргус,
Чьи неисчетные очи гонят прочь сновиденья,
60
Не стерегут уж ложа тебе изменившего мужа?
Что мне дом на Олимпе! На землю я возвращаюсь.
Отчее небо оставлю, в родимую ныне отправлюсь
Фракию, дабы не видеть матери боль, оскорбленной
Зевсом, мужем неверным. Если когда он нагрянет
В край мой, влекомый любовью к прелестнице бистонийской,
То узнает, как может Арей яриться, ведь нашим
Копнем смертоносным для дерзкого рода Титанов,
Я прогоню Кронида, что обезумел от женщин.
Он бесчестит юницу - вот вам мое обвиненье!
70
Так отомщу я, по воле собственной, Геры бесчестье!
Он, сочетался браком с земными женами, звездный
Свод блестящий заполнил плодами собственной страсти
(О, да простит меня небо!) - домом сделал для смертных!
Я ухожу. Разве в высях Каллисто не мелькает
Там, где блистает созвездье аркадской Медведицы с гривой?
Семипутье Плеяд ненавижу! Электра с Селеной
Там сверкающей вместе долит меня горькой обидой!
Что ж ты, Гера, спокойна? С ложа Лето ненавистной
Ты погнала Аполлона - и щадишь Диониса?
80
Деве Тритогенейе помог ты, Гефест, народиться -
Только в бедре от жены незаконной сына доносит
Зевс, и сам породит, и будет отпрыск сильнее...
Нет в топоре твоем нужды! Так подчинись же, Афина,
Не прославляй ты Зевеса главы беременной боле,
Ибо сие рожденье мудреное Дионису
Будет казаться смешным: рожденный от смертного корня,
Станет он жить на Олимпе, как и богиня Афина,
Славу затмит Паллады, не знавшей матери девы.
Стыдно мне мысли единой, что смертный станет смеяться:
90
"Зевс дал битву Арею, веселье дал Дионису!‟
Вот я и оставляю Кронида детям побочным
Свод небесный, а сам удаляюсь, пусть Истра замерзший
Ток увидит владыку, блуждающего по дорогам,
Нежели кравчего Зевса, кудрявого Ганимеда,
Пастуха на Олимпе, у самого Пергама встречу
Гебы небесной супругом, девы с винною чашей,
Нежели я Семелу и Вакха на небе увижу
Иль Ариадну земную в венце небесных созвездий,
Рядом идущую с Солнцем, подле Эригенейи.
100
Тут остаюсь, чтоб не видеть Кита и серпа Персея,
Иль Андромеды лик, иль око Горгоны Медусы,
Коих Кронид пристроит еще в небесах напоследок!"
Так говорит и смущает ум самородной Афины,
И разгорается злоба Геры и тяжкая ревность.
Фтон стремительно прянул, коленами острыми взрезал
Воздух, несясь по воздушным тропам. Для рода же смертных
Он проносился по небу подобно струям тумана,
Вооруженный коварством и злобным духом тельхинов.
Не дремала и злоба тяжкая Зевса супруги.
110
Прянула бурной стопою, небо пересекая
Пестрое, все в созвездьях, пылавших пламенем ярким,
Неисчислимые веси повсюду земные минуя,
Только б найти Апату, умыслов полную злобных.
Вот с высоты диктейской, милой всегда корибантам,
Гера Амнис узрела поток, дарующий жизни,
Там, в горах, и наткнулась она на богиню обмана,
Ведь Апата жила у мнимой гробницы Зевеса,
Милая критянам, ибо лгут всегда эти люди!
Пояс кидонский богини стягивал узкие бедра,
120
Изображенье там было всего, что смертных прельщало:
Все воровское лукавство, лести искусной беседы,
Хитрости и обманы, возможные при коварстве,
Также и лживые речи, что ветер по воздуху носит!
Вот к злоковарной Апате со словом лукавым богиня
Хитроумная Гера, Зевесу мстя, обратилась:
"Здравствуй, с сердцем коварным, рекущая речи коварства,
Здравствуй! В искусном притворстве Гермеса ты превосходишь:
Дай же мне пояс обманный, с помощью коего Рейя
Бедра свои обернувши, мужа запутать сумела!
130
Не поднесу я Крониду каменной глыбы какой-то,
Не обману я супруга какой-то мнимой скалою,
Нет, лишь дева земная гнев возбуждает и ложе,
Из-за коего небо Арей оставляет во злобе;
Что мне званье богини, когда какою-то смертной
Зевс уведен, отторгнуть коего мать Аполлона
Не смогла; Высочайший более не был с Данаей,
После того, как из медной темницы вызволил деву,
Та супруга бранила и дождь его златоносный,
И получила в подарок брачный соленую пену,
140
В ларчике этом медном плывя по воле течений!
Снова на Крит не вернулся Телец олимпийский по волнам,
Выйдя из брачных покоев, Европы он боле не видел;
Даже Ио, телица, плыла, гонимая слепнем!
Даже богини браком полностью не насладилась!
Даже Лето, понесши во чреве, долго скиталась
По островам округлым, на месте отнюдь не стоящим,
По зыбям беспокойным негостеприимного моря,
Только с великим трудом смогла разродиться у пальмы...
Столько Лето страдала - помощи не было мужа!
150
Зевс ради страсти к смертной, что скоро умрет и исчезнет,
Гере, сестре небесной, отказывает от ложа!
Боязно мне, что известный как брат и супруг Кронидаон
Из-за страсти земной меня с Олимпа изгонит,
Геру - соделав Семелу владычицею Олимпа!
Если Крониону Дню ты служишь больше, чем Гере,
И не отдашь мне пояс, что полон чары обманной,
Дабы вернуть на небо смогла я изгнанника сына,
К самым дальним пределам отправлюсь реки Океана,
Горние выси оставив из-за Зевесова брака,
160
И к очагу Тефи́и-праматери сяду. Оттуда
К дому пойду Гармонии, с Офисном рядом пребуду!
Ты же почти праматерь премудрую, Зевса супругу,
Пояс мне дай, обольщу я воинственного Арея
Беглеца, чтоб к Олимпу, на небо он снова вернулся!"
Ей откликалась богиня ответным словом искусным:
"Мать Эниалия бога, единая на престоле!
Дам я тебе сей пояс и все, что мне ни прикажешь,
Ибо ты правишь богами, первая после Зевеса!
Вот тебе подпояска, вяжи ее прямо под грудью,
170
Дабы Арея на небо вернуть, а если желаешь,
Ум зачаруй Кронида... Коль надо - и Океана
Гневного! Зевс же, оставив женам земным вожделенье,
Сам вернется на небо по собственному разуменью,
Чарой опутан могучей, обманной моей опояски,
Ибо она сильнее пояса дивной Пафийки!"
Так коварная молвив, исчезла - словно, как ветер
Прянула в воздух, высь рассекая крылатой плесницей
Над диктейским отрогом с пещерой? где бычьи гремели
Древле щиты и с гротом, где древле богиня рожала...
180
В опочивальню Семелы явилась коварная Гера,
Ревностью горькой пылая. Преобразилась в старуху
С речью слащавою, облик кормилицы приняв, что деток
Взращивает и лелеет, Агёнора кто вспитала -
Дал он ей землю и мужа выбрал, отцом ей родимым
Стал, она ж, в благодарность, заботливой стала и верной
Мамкой, и собственной грудью Кадма-младенца вскормила,
И взрастила Европу от самой ее колыбели.
Облик нянюшки приняв, явилася Гера в покои,
Гневаясь на Семелу, Пафийку и Диониса,
190
Хоть он и не родился еще... И вставши у ложа
Страстной любви, устремила взгляд свой на ближнюю стену,
Взор отвратив, лишь бы ложа любовного Зевса не видеть.