Отрока тут увидала в горах смертоносная Ата
Смелого, он на охоту вышел без друга Лиэя.
Приняв ровесника облик пред ним, богиня обмана
Ампелоса принялась обольщать соблазнительным словом,
Мачехе угождая фригийского Диониса:
"Отрок бесстрашный, напрасно тебя Дионис так пугает!
Что ты имеешь от дружбы? Лиэй ведь не позволяет
120
Ни на повозке дивной поездить, ни править пантерой!
Правит Ма́рон повозкой Бромия, оного в дланях
Зверя гонящий бич и недоуздок тяжелый -
Даром каким обладаешь ты тирсоносца Лиэя?
Дети Пана пектидой играют, звонким авлосом,
Есть у сатиров даже тимпан благошумный округлый,
От твоего Диониса-хранителя, а по отрогам
Бассариды несутся, на спинах львов восседая!
И с какими ж дарами достойными шествуешь гордо
Ты, возлюбленный Вакха, что славно пантер погоняет?
130
Часто на Феба возке восседая и гордо, и прямо,
Едет по горним сводам Атимний, эфир рассекая!
А́барис юный также по небу часто летает,
Если Феб на стреле его отпускает в поездку.
Правит орлом в поднебесье и Ганимед, восседая
На пернатой хребтине Зевса, родителя Вакха!
Ампелос же не обласкан Лиэем, в облике птицы
Страстной он не похищен, в когтях его не уносили!
И виночерпий троянец выше тебя, ибо Дия
Домы - жилище его! А ты - ты томишься и страждешь
140
На повозке поездить, но этого даже не можешь!
Ибо бурные кони, бия копытом могучим,
Быстрые словно ветер сбросят наземь возницу!
Главка некогда тоже повергли безумные кони!
Некогда Посейдона крови, отпрыска бога
Энносигея, от самых высей горних эфира
Быстрокрылый Пегас низвергнул Беллерофонта!
Следуй ко стаду за мной. Пастушки́ там звонко играют!
Там быки столь прекрасны, что сесть к одному ты сможешь
На хребет! Обучу я как править быком или стадом!
150
Твой владыка похвалит тебя, когда он увидит,
Дионис быковидный, что ты на быке восседаешь!
Нечего и бояться! Ведь даже нежная дева,
Дева Европа на бычью взошла хребтовину бесстрашно,
За рога ухватившись, бича и узды не хватившись!"
Молвив так, божество тотчас растворилось, исчезло.
Тут с утесов внезапно спускается бык одинокий,
С кончиков губ его длинный язык иссохший свисает,
Признак жажды. Открывши пасть, принимается жадно
Воду лакать, и так близко встал подле отрока, будто
160
Пастырем был тот знакомым. И не грозился он рогом
Остроизогнутым, только, неукротимый, извергнул
Поглощенную воду из пасти своей преогромной.
Юношу с головы и до ног омочила та влага -
Весть грядущего! - ибо тяжко землю по кругу
Истоптав, из колодца воду быки качают,
Орошая сей влагой ростки лозы виноградной...
Отрок смелый подходит к бычьей шее поближе
И бестрепетной дланью за рог его гнутый хватает:
Очарованный туром лесным, желает поездить
170
По горам и чащобам верхом на быке прирученном.
Без промедления рвет он на луговине цветущей
Травы различной, из стеблей вьет зеленых и гибких
Что-то вроде хлыста, из ветвей же гибких сплетает,
Их скрепив меж собою, род узды и поводьев.
Отрок охапкой росистой цветов быка украшает,
На хребтовину бычью роз кладет плетеницы,
Взлобье венчают бычье лилии и нарциссы,
Вьется по бычьей вые и анемон пурпуровый!
Вот со дна он речного черпает полною горстью
180
Ил золотой и тем илом рога́ позлащает искусно,
А на хребет возлагает зверя огромного шкуру
Пеструю, сам же на спину взобрался словно для скачки.
Вот над боками тура взмахнул он хлыстом и по ребрам
Хлещет как жеребенка с гривой густой и волнистой!
Дерзкий, такое он слово Мене кричит быковидной:
"О, богиня Селена, рогатая, мне позавидуй!
Стал я тоже рогатым, на турьей скачу хребтовине!"
Вот такою он речью хвалился пред Меной округлой.
Глянуло с высей небесных завистливой око Селены,
190
Ампелоса увидала на звере-мужеубийце...
Насылает богиня бычьего слепня, и тут же
Обезумев от жала, пронзившего толстую шкуру,
Словно конь тот метнулся тотчас в бездорожную чащу.
Ампелос же, увидев от жала безумного зверя,
Вскидывающего выей и мечущегося по скалам,
Устрашенный судьбою, так он, плача взмолился:
"Тур мой, остановись же, завтра в скачке безумствуй!
Не уноси на скалистый кряж пустынный и дикий,
Вакх ведь должен проведать о судьбине злосчастной!
200
Тур мой! Рогов позолоту запачкаешь в беге безумном!
Ах, не завидуй же злобно любимому отроку Вакха!
Ты умертвить меня хочешь, не ведая про Диониса!
Нет в тебе милосердья и к плачущему вознице,
Я ведь совсем еще юн, я возлюбленный бога Лиэя -
К сатирам мчи, не в горы, средь них убей поскорее!
Там я умру, их слезы мой прах оросят и утешат!
Тур мой, мой милый, тебя умоляю: утешусь я если
Горькую смерть Дионис, хоть без слез, но все же помянет!
Коль погубить ты хочешь того, кто за рог твой схватился,
210
Голос и речь обретя - тебе, подобному ликом,
Бычьим весть о злосчастье моем передай ты, Лиэю!
Бык! Сказался врагом ты Деметры и Диониса,
Бромию боль причиняешь, Део изобильную ранишь!"
Слово такое промолвил отрок розовотелый,
Близкий Аиду, злосчастный... На сдвоенных мчася копытах,
Бык, одержимый безумьем, в горах без пути и дороги,
Отрока с хребтовины бросает на камни свирепо,
Падает тот головою оземь, хряснули кости
Выи юноши нежной, глава отделилась от тела...
220
Бык же бросился к трупу и стал подбрасывать тело
Остроизогнутым рогом, в расселину голову сбросив.
Обезглавлено тело, непогребенной осталась
Белая плоть, струей пурпурной омытая крови...
Видел лишь сатир некий любимца бога во прахе,
Ампелоса, о злосчастье весть и принес он Лиэю.
Бог же, нисколько не медля, несется, ветру подобный,
Так и Геракл не мчался спасать от нимф злоковарных
Гила, любимца, стащивших на дно водяного потока,
Отрока предназначая одной из юных в супруги!
230
Ныне вот устремился Вакх на горные выси,
Думал, лежит живое во прахе юноши тело -
И разрыдался, увидя нагое... На плечи набросил
Пеструю шкуру оленя, прикрыть охладелые члены,
И на отроке мертвом ремни плесниц приторочил,
Розами тело украсил, гирляндой из лилий, а кудри
(Как у всех, кто случайно погиб в горах при паденье)
Он украсил цветком быстровянущего анемона.
Тирс вложил во длани и собственным одеяньем
Алым прикрыл... С никогда и никем не стриженных кудрей
240
Прядь густую срезает - усопшему для посвященья,
Наконец, и приносит он амвроси́и от Рейи,
Раны телес затирая ею, чтоб отрок любимый
От божественнодивной расцвел амвроси́и и в смерти.
Так вот мертвого тела тлен никакой не коснулся,
Хоть и на каменном прахе покоилось, милые пряди
Развевались под легким ветром над милой главою
Умершего до срока, над ликом отрока вились...
Сколь он прекрасен лежал и во прахе! Подле же тела
Плакали горько силены, вакханки горько стенали!
250
Отрока красоты и смерть не похитила, словно
Сатир улыбчивый, мертвый покоился. Мнилось:
Сладкие речи с безмолвных уст потекут, как и прежде!
Глядя на мертвое тело, Вакх, смеющийся вечно,
Прослезился и с лика улыбка ушла Диониса:
"Зависти полное пря́дево Мойр прервалось... о, ужели
Стали быки юнцов любить, как некогда ветры?
Зе́фир ужель ополчился на Аполлона и Вакха?
Я восхвалял, счастливый, Феба Атимния имя -
Отрока взял он, любимца! Но терапнийца утешив,
260
В честь его имени корень взрастил он, цветущий на диво,
На лепестках Гиацинта запечатлел свои стоны!
Чем обовью я кудри, какой цветок взращу я,
Скорбь и печаль утешить по отроку и исцелиться?
Дабы отмстить за погибель ушедшего слишком до срока,
Я на твоей могиле быка соделаю жертвой!
Нет, не жертвенной медью умерщвлю я убийцу,
Как и обычно бывает, нет, ненавистное чрево
Зверя-убийцы рогами собственными разорву я
На куски, точно так же, как некогда юное тело
270
Рвал твое на куски он, неистовый, в пропасть бросая!
Энносигей блаженный! Фригийского отрока тоже
Ты полюбил в стране по соседству с моей, и восхи́тил
В домы златые Зевеса, привел пожить на Олимпе...
Бог всепобедную отдал для скачек в честь Афродиты
Собственную колесницу, чтоб деву Гипподамию
Выиграл отрок... Любимый мой погиб слишком рано!
Ампелос жен не ведал, цвет жизни, на брачное ложе
Не восходил этот отрок, моей не правил повозкой,
Смертную муку оставил бессмертному Дионису!
Вот и богиня Пейто не ушла от уст твоих, милый -
Хоть ты и умер, она на губах твоих бездыханных!
280 [282]
Вот и у мертвого так же как в жизни ланиты сияют,
В веках прикрытых улыбка таится, а пясти как прежде,
Белы как горные снеги вместе с твоими плечами!
А ветерки шаловливо вздымают милые кудри,
И не стерла смертыня сияние розовой плоти...
Все в тебе - как при жизни! Увы, увы мне, эроты!
Ах, зачем тебе было на дикого зверя взбираться?
Если тебе так хотелось коня быстроногого, что же
290
Ты не сказал мне об этом? Я бы от Иды соседней
Колесницу привел с упряжкою древнею вместе
Тросских коней небесных, родом из края, откуда
И Ганимед похищен, питомец Иды лесистой,
Равный тебе красотою, кого от свирепости бычьей
Зевс высоко летящий умчал в когтях осторожных!
Если хотел ты охоты за дичью в чаще нагорной,
Что же ты мне не открылся, что надо тебе колесницу?
Мог бы тогда на повозке моей безопасно поездить,