Родом из Феневифиса, деревни под Панополем, был Гораполлон, знаменитый грамматик времени Феодосия, комментировавший, по сообщению «Суды», Гомера, Софокла и Алкея; он же, возможно, был автором знаменитой «Иероглифики», трактата, якобы написанного по–египетски, но сохранившегося в греческом переводе и содержащего символические толкования иероглифов (не имеющие ничего общего с их реальным значением).
Из Египта происходил и Клавдиан, споры о соотношении греческого и латинского творчества которого с творчеством Нонна упоминались выше.[74] Независимо от того, повлиял ли Клавдиан на Нонна или наоборот, ясна общая теологическая и мистериальная направленность «Деяний Диониса» и «Похищения Прозерпины». Когда Клавдиан просит музу вдохновить его, его мысленному взору предстают торжественные шествия Элевсинских мистерий, Триптолем, Геката и Дионис;[75] последний появляется со своими ритуальными атрибутами — шкурой леопарда и змеей, постоянно фигурирующими среди символов поэмы Нонна. Фригийское обиталище Рейи–Кибелы, одного из главных действующих лиц «Деяний Диониса», подробно описывается у Клавдиана[76] с излюбленными Нонном барсами, тимпанами, корибантами и прочими оргиастическими атрибутами.[77]
Общим для Нонна и Клавдиана является интерес к орфической поэзии: похищению Персефоны была посвящена одна из главных орфических поэм — «Нисхождение Коры».[78] В поэму Нонна из орфической традиции попал «первый Дионис», Загрей, а из вдохновлявших Клавдиана элевсинских мистерий «третий», Иакх (упоминаемый и в «Похищении Прозерпины»). К другой орфической поэме, теогонии или «Священным речам», восходит образ «перворожденного» Фанета, несколько раз появляющегося в «Деяньях Диониса»: в него превращается Гермес, отдавая Диониса на воспитание Рейе–Кибеле,[79] ему же Нонн приписывает создание вселенского астрологического календаря, предсказывающего судьбы мира и богов и висящего во дворце Гелите.[80] Хотя гипотеза Альбрехта Дияриха, допускавшая, что орфические гимны созданы в Египте, была опровергнута Отто Керном,[81] знакомство Нонна с религиозной орфической поэзией бесспорно.[82]
Среди анонимных отрывков эпической поэзии римского времени, обнаруживаемых в египетских папирусах, часто встречаются мотивы нонновской поэзии. Известен отрывок, восхваляющий преподавателя Бейрутской юридической школы (прославление которой часто считалось специфическим для Нонна[83] или буколический отрывок о Пане и Эхо (один из излюбленных мотивов Нонна);[84] среди обнаруженных на папирусах магических гимнов имеются два гимна Тифону,[85] ямбический и гекзаметрический, которые исследовались в контексте мистических верований поздней античности,[86] но, кажется, не связывались с Нонном. В них заклинающий называет Тифона «богом богов», «громовержцем», «господином космоса», «вожатаем неба, земли, хаоса и Аида», а самого себя — его союзником в войне против богов, желающим вместе с ним «замкнуть двойные своды неба» и «остановить моря и потоки рек». Это весьма похоже на претензии Тифона и на поведение Кадма в «Деяньях Диониса». Налицо в гимне и нонновская любовь в композитам–неологизмам, и поэтика парадокса и космической катастрофы: Тифон назван «мракосияющим», «скалосотрясающим» и «волнокипящим», его призывают «хладножаркодуть», «стеносокрушить» и «глубивозмутить»;[87] невероятные композиты в заклинании должны поражать таинственностью и ужасать, хоть в равной степени достигают и комического эффекта. Несомненно, Нонн знал о подобных верованиях и отражающих их текстах, и они не в меньшей степени, чем классические источники, повлияли на образ Тифона, открывающий «Деянья Диониса».
Таким образом, понятие о «предшественниках Нонна» и тем более о «нонновской школе» чрезвычайно расплывчато и противоречиво. Шаткость хронологии никогда не позволяет быть уверенным в определении влияний. Различны критерии общности: метрика, лексическая и содержательная близость, общее происхождение из эллинистического Египта или просто более–менее общая эпоха (три–четыре века?). Крист[88] причислял к «нонновской» школе Трифиодора, Коллуфа, Мусея (которого теперь принято называть «Псевдо–Мусеем»), Кира, императрицу Евдокию и Клавдиана. Из авторов «Палатинской антологии» к ней, по Кристу, примыкают Христодор, Иоанн из Газы, Павел Силенциарий и, наиболее поздний, Григорий из Писы (жил при императоре Ираклии, 610—641 гг. Р. X.). В настоящее время к ним необходимо добавить Пампрепия и анонимного автора энкомия Ираклию Эдесскому. Нонн, несомненно, самая крупная фигура всего позднеантичного эпоса (и шире — гекзаметрической поэзии), однако «школы» он не создал и сам не имел «учителя»; перечисленных авторов следует назвать скорее «окружением», «средой», в которой (или несмотря на которую) развился его талант.
Христианские литературные связи Нонна исследованы значительно хуже. Особняком стоит работа Людвиха, искавшего общие элементы в поэзии Нонна и Григория Назианзина.
История текста: рукописи и издания
Хоть автора «Деяний Диониса» и не помнили по имени, его читали и цитировали в Византии. Две строки из сорок второй песни (209–210) процитированы в «Палатинской антологии» (10, 120); четвертая книга Βασιλεΐαι Генесия, жившего в IX веке, полна аллюзий на XXXVII песню «Деяний Диониса», посвященную погребальным играм Офельтеса (стихи 290, 500, 554, 621, 624, 676, 723); эпитафия Михаила Синкелла, умершего около 846—847 гг., заимствует строки III, 110; XXVIII, 278; XXXII, 248; XXXIV, 25. «Большой Этимологик» цитирует отрывок из IX песни (11, 17, 19–24); Евстафий Солунский семь раз упоминает I песню, из которой он цитирует стихи с 7–го по 10–й и 260–й. Большинство этих цитат анонимны.
Существует одно произведение искусства, заставляющее предположить, что оно было создано под влиянием «Деяний Диониса» или миниатюр, иллюстрирующих поэму. Это ларец из слоновой кости собора в Вероли (около 1000 г. Р. X.); на нем изображена Европа на быке, которую шесть гигантов пытаются столкнуть обломками скалы. В нагроможденных друг на друга фигурах гигантов можно усмотреть нонновского Тифона с его «бесчисленными руками»; похищение Европы не связано с тифоно- или гигантомахией нигде, кроме «Деяний Диониса».
В части рукописных источников «Деяний Диониса» указано имя Нонна, однако большинство рукописей анонимно. К первой группе относится упоминавшийся выше Берлинский папирус[89] (П), состоящий из пяти фрагментированных листов, и относящийся, возможно, к VI веку, то есть написанный, возможно, примерно через сто лет со дня появления «Деяний Диониса». На странице содержится от 44 до 48 стихов; между строками приводятся варианты — уже тогда текст был сомнителен и нестабилен.
Другая рукопись, в которой поэма была подписана, ныне утеряна. Кирьяк из Анконы видел ее в ноябре 1444 года в Афонской Лавре.[90] Двенадцать сохранившихся от нее строк — это нечетные стихи (1, 3, 5 и т. д.) начала поэмы; таким образом, она была написана в два столбца — стих слева, потом стих справа.
Все остальные рукописи анонимны. Важнейшая рукопись «Деяний Диониса», Codex Laurentianus[91] (L), содержит также «Аргонавтику» Аполлония Родосского, фрагменты Гесиода, Феокрита, Фокилида, Григория Назианзина и первую книгу «Об охоте» Оппиана — все написано одной и той же рукой, курсивным письмом; отдельные ошибки писца исправлялись прямо в процессе изготовления рукописи. Эта рукопись была написана в мастерской Максима Плануда в Константинополе и датирована первым сентября 1280 года. Текст располагается также, как в Афонской, в две колонки, в каждой по тридцать три строки. Между строк или на полях отмечаются варианты текста. Плануд иногда вставлял в те места, которые казались ему испорченными, стихи собственного сочинения, отмечая их пометкой ἐμὸς στίχος.[92] Впоследствии еще несколько византийских ученых оставили в рукописи свои исправления, добавления и схолии. Один из них (L²) отмечает мифологические имена и сравнивает Нонна с Гомером, Гесиодом, Аполлонием, а также с авторами «Антологии»; например, в примечании к стиху VI.345 он излагает миф о Пираме и Фисбе. Меньшее количество добавлений принадлежит другому схолиасту (L³), пометки которого сделаны красноватыми и выцветшими чернилами; в двух из них он сравнивает Нонна с Вергилием, из чего, по–видимому, следует, что он работал в Италии уже после того, как рукопись была перевезена во Флоренцию: иногда он пишет по–гречески, иногда на латыни.
Анализ Кайделля и Виана позволяет судить и о той рукописи, с которой был скопирован Codex Laurentianus. Она была написана минускульным письмом, как об этом свидетельствуют характерные ошибки, и содержала также по 33–34 строки на странице. Ее писец вносил в текст изменения, чтобы исправить метрические ошибки, возникшие в результате деятельности его предшественников. Эти ошибки частично являются характерными ошибками унциального письма; таким образом, минускульной рукописи предшествова