Соименного, зять храбрейший Дериадея!
280
Рейя богиня во гневе, Лучницы гневной ужасней:
Вакха, Фебова брата, бегите! Страшуся заплакать
Боле при виде бедствий индов, чем собственных бедствий!"
Так промолвивши, камень снова замкнулся в молчанье.
Бог же лозы виноградной, оставив Фригии горы,
В Аскани́ю явился. Все населенье столпилось,
Каждому Иовакх предложил налитое гроздовье,
Каждый принял обряды и таинствам научился,
Выю отдав во владенье неодолимого Вакха,
Только покоя желая, а вовсе не крови в сраженье!
290
Столь рогатые рати страшны и ужасны вакханок,
Ополчившихся в битву. В честь всенощного Лиэя
Ночь напролет все звезды след огнистый чертили
В горнем просторе, и гром гремел неустанно ужасный -
Рейя так предвещала победу Индоубийцы!
Утром бог собирался наказать за гордыню
Воинов смуглокожих, избавить лидийца от рабства,
Жителя Фригии вместе с насельником Аскани́и
От ужаснейшей власти освободить и мучений!
Вестников двух посылает Вакх им, доставить скорее
300
Вызов на битву, пускай же или бегут иль сразятся!
Вместе с козлиным Паном те пустились в дорогу,
Богом, коего кудри брады всю грудь затеняли.
Резвоплесничная Гера густокудрявому инду
Меланею явилась, не прославлять виноградный
Тирс приказала богиня Астраэнту-владыке,
Не принимать во вниманье сатиров крик полупьяный,
Но в беспощадной битве противостать Дионису!
Молвила речи Гера предводителю индов:
"Слава тому, кто ужас вселяет в сборище женщин!
310
В битву ступай, Астраэнт, и ты, Келене́й, ополчися,
Медью изрежь изострой плющеносного Вакха!
Тирсом махать - не дроты метать! Келеней, опасайся
Гневного Дериадея, если кинешься в бегство
Перед врагом, столь ничтожным, войском изнеженным женщин!"
Так промолвила властно мачеха, прянула в воздух,
Гневом грозным пылая на доблестного Диониса.
Вот, наконец, посольство Бромия прибыло, только
Был Астраэнт неприступен, полон угроз, бессердечный,
320 [319]
Сатиров он быкорогих прогнал, а вместе и Пана,
Не почитая посольства мирного Диониса.
Робкие, обратились в бегство они и пустились
Вновь обратной дорогой к воинственному Дионису.
Бромий же выставил войско напротив индов враждебных.
И Келеней темнокожий увидел женские рати,
И ни мгновенья не медля, выстроил индов фаланги.
Астраэнт же отважный, битвенным пылом влекомый,
Встал у вод астакидских, шумно струящихся, с войском,
Натиска там поджидая бога лозы, Диониса.
330 [329]
Тут, как во всяком сраженье, когда встречаются рати,
Обе когда, влекомы вождями, сближаются к бою,
С воплем неистовым инды смуглые кинулись в битву -
Журавлям они стали подобны фракийским, бегущим
Зимних ливней секучих, коими полнятся тучи,
Птицам, что на пигмеев с воздуха нападают
Подле влаги тефийской и клювом своим изострым
Племя ничтожное губят сих невзрачных людишек,
После летят в облаках над струями Океана.
Тронулись в битву, навстречу врагам, безумные рати
340 [339]
Непобедимые слуги воинственного Диониса!
Бросились Бассариды шумной толпою. Вот эта
Поясом ядовитым из змей шипящих обвита,
Та - в плюще благовонном, кудри ее окружившем,
Третья тирс медножалый схватила крепко рукою,
Яростью обуянна, четвертая распустила
Волосы вольной волною, ничем не скрепив сии пряди,
Без покрывала она, меналида, и над плечами
Вьются, ветром влекомы, свободно кудри густые!
Пятая в роптры бьет и двузвонный шум раздается
350 [349]
И взвиваются кудри над косматой главою,
Эта вот в исступленье ладонями ударяет
В тяжелозвонную кожу огромного барабана,
Гулкие звуки рождая, подобные шуму сраженья,
Вместо копий - лишь тирсы, но сулицы лозовые
Прячут в плюще кудрявом лезвий медные жала!
Вот одна из вакханок, влекома к битве кровавой,
Повязала вкруг выи змей огромных и хищных,
Вот другая под грудью, как будто это одежда,
Пеструю шкуру оленью, в пятнышках светлых по шерсти,
360 [359]
Подвязала, оленя, что любит прыгать по скалам;
Подпоясалась дева шкурой узорчатой лани;
Эта львенка прижала косматогривого к грудям,
Укрощенного млеком, что лишь человеку прилично;
Та к непорушенным чреслам кольца змеи прижимает,
Сей невидимый пояс, плотно бедра обвивший,
Тихо шипящий... А если кто-то на деву хмельную
Посягнет, то хранят ее девственность бдительно змеи!
Вот скиталица горная мчится и скачет, босая,
Топчет шипы и сучья, и острые листья аканфа,
370 [369]
Твердо ступает ногою, сминая колючую поросль,
Вот, на верблюда взобравшись, на длинноногого зверя,
Наклоненную шею режет тирсом изострым,
И вслепую бегущий вперед еще по дороге,
Движется полуумерший зверь, спотыкаясь все чаще,
Скачет само собою безглавое тело верблюда,
Бьет оно тяжким копытом пыльную землю сухую,
И, наконец, на хребтину валится, в прах придорожный;
Мчится другая вакханка на горный луг со древами,
Где пасутся быки, одного за загривок хватает,
380 [379]
Рвет его шкуру руками, полными силой ужасной,
Толстую бычью шкуру она отделяет от мяса,
А другая в то время внутренности вырывает!
Видно, как третья менада без покрывала, сандалий,
Бесноватая, скачет прямо по каменным скалам,
Деву высот неприступность не страшит, и лодыжек
Голых о камни не ранит острые дева-вакханка!
Многие полчища были у астакидского тока
Истреблены сих индов, убиты железом куретов!
Вражеские порядки воители окружали,
390 [389]
Потрясая оружьем: они подражали движеньям
Плясовой со щитами, стопою в лад выступая.
Вот косматою дланью глыбу кустистую вырвав
С ближнего горного склона - так Леней ополчился!
Он во врага ее мечет, неровную, в строй ненавистный!
Битвенный клич испускает вакханка, и дрот виноградный
Мечет тотча́с Бассарида в смуглокожее войско -
Слабым тирсом повергнут муж, воитель могучий!
Да, от лозы смертоносной падает воин отважный -
400 [398]
О, Эвпета́ла воюет! - и так листвой виноградной
И плющевой железо насквозь пробивается в битве!
В бой идет Стесихора, благогроздная дева,
Вражье племя она крушит разрушительным гулом,
Коловращая с двойною медью кимвал тяжкозвонный
Сеча с обеих жестока сторон - вот свищет сиринга,
Битвенный клич испуская, авлос призывает к сраженью,
Буйно вопят Бассариды, к распре всех разъяряя,
Небосвод потемневший грохочет раскатами громов,
410 [407]
Будто бы голос Диев Лиэю сулит победу!
Разгорелася битва, и заалела от крови
Алчущая равнина, и в устье струй астакидских
Кровь убиенных индов слилась с волною озерной!
Бог же, чье сердце кротко, сжалился над врагами:
Опьянения даром наделяет он волны,
Белая пена влаги влагой вин пурпуровых
Востекает, струятся медленным сладостным медом
Волны, пьяня излияньем, преображенные воды
Благоуханием веют, дивный хмель источая,
420 [417]
Червью одев брега... Вот индов вождь отпивает
Некий и молвит сразу речь изумленную люду:
"Вот питье неземное! Оно и козьему млеку
Белому не подобно и не темно, как влага!
И на то не походит, что в сотах тысячеустых
Нам пчела сотворяет в воске благоуханном,
Разум же будто окутан облаком благовонным;
Если жаждущий муж, изнуренный жаром палящим,
Влаги журчливой в ладони зачерпнет, хоть и малость,
Жаждою распалится его иссохшая глотка...
Мед же способствует боле сытости быстрой... Тут чудо!
Это питье я желаю все больше! Ибо и слаще
430 [429]
Меда оно, не рождая пресыщенья у пьющих!
Геба! Чашу возьми! Виночерпия, Тросова сына,
Приводи за собою с кубками для Блаженных,
Дабы из волн медовых черпать сладкую влагу.
О, Ганимед! Для Зевса наполни скорее кратеры!
Други! Сюда! Вкусите от влаги медоточивой!
Мнятся мне горние выси, ведь там струится напиток
Сам собою, Зевеса питье или нектар небесный;
440 [437]
Нам подарили наяды в земных потоках такой же!"
Песнь XV
В песне пятнадцатой молвь о Ни́кайе светлораменной,
Звероубийце младой, гонительнице эротов!
После слова такого кинулись смуглые инды
Буйно в токи речные, текущие медом. Вот первый,
Встав подле брега, ступает в ил своими ногами,
Еле видный в тумане, омывшись водою до чресел,
Наклоняется, после выпрямив бедра и спину,
Он, сложивши ладони, медовую черпает влагу.
Вот другой подле тока страшною жаждой томимый,
В струи пурпурные влаги браду погрузив пред собою,
Грудь на обрывистый берег реки упирая и свесив
10
Голову, алчно впивает Вакхову влагу хмельную.
Третий же лег на землю, приникнув к рядоположной
Зыби и влажную длань оперев на берег песчаный,
Жаждущими устами пьет влагу, родившую жажду!
Воин другой, приспособив осколок вместо сосуда,
Черпает донышком битым от целой когда-то амфоры...
Вот и толпа устремилась - и пьет пурпурные струи,
Прямо из вод наполняя, текущих обильно и быстро,
Грубые плошки пастушьи... Тут у врагов начинает
Изливаться из глоток полных винная пена,
20
И пред глазами плывут и в мареве тают отроги,
Волны речные двоятся во взорах, вином замутненных!
А теченье потока плещет влагой пьянящей,
Заставляя крутиться водовороты от хмеля,
Берег душистый лижет ток хмельного прибоя...