Как бы за Химносом вслед и тебя я не укротила!
Неуязвимого бога, Диониса я раню!
Коль не под силу железу плоть, коль бессильны и стрелы,
Вспомню я мощноогромных отпрысков Ифимедейи -
О, заключу тебя в узы из нерушимейшей меди,
Единокровному брату подобно, будешь ты в медной
Заперт амфо́ре Арею вослед и мною удержан,
160 [163]
До поры, пока лун двенадцать полных не минет,
Ветрами не поразвеет пыл твоей страсти любовной!
Нет! Не смей и касаться страстною дланью колчана,
Лук этот мой! У тебя же тирс! На брегах астакидских
Стрелы во льва и вепря мечу я, с самой состязаясь
Артемидой-богиней! Ступай же к отрогам ливийским
Ланей преследовать, словно ты ловчий самой Афродиты!
Ложе твое мне противно, хоть ты и от Диевой крови!
Если б желала я бога в мужья, то не с женскою гривой,
Без оружья, без силы, расслабленного наслажденьем
170 [173]
Диониса, о нет, охранял бы мне брачное ложе
Дальновержец преславный или Арей меднолатный!
Первый бы мне на свадьбу лук подарил, а второй же -
Меч! Но из всех Блаженных я никого не желаю,
И отнюдь не пылаю назвать своим зятем Кронида...
Так что, мой Вакх, другую зови своею невестой!
Мчишься куда? Напрасно! Так тщетно некогда Дафну
Гнал Летоид, так Гефест за Афиной гнался напрасно!
Мчишься куда? Бесполезно! Ибо в скалистых отрогах
Сети или силки твоих мне милее котурнов!"
180 [183]
С этою речью Вакха она оставляет. Но в чащах
Гонится бог неустанно за нею, дикаркой, в скитаньях
Не оставляет Лиэя мудрый пес тонконюхий,
Коего Дионису, любящему ловитву,
Пан круторогий в подарок дал, воспитатель ищеек!
И к наделенному речью и разуменьем отменным,
Спутнику по ловитве, сочувственнику по мученьям,
Вакх, обезумев от страсти, слово милое молвил:
"Что ж ты, о пес мой ловчий, сопровождаешь Лиэя?
Пану, томимому страстью вечной, ты служишь, так что же
190 [193]
Отроковицу гонишь вместе с гонителем Вакхом?
Разве же твой хозяин учил сострадать тебя страсти?
Что ж, любимую мне отыщи! Среди скал и отрогов
Бромия не оставляй одного блуждать да скитаться!
Ты лишь меня не бросил и мне сострадаешь как смертный,
Рыщешь, узнать пытаясь, где милая может таиться
Так послужи, и почесть получишь великую сразу
Ты в награду, и там, где Сириус, Майры светило,
Будешь сиять созвездьем на поясе неба высоком
Подле Первого Пса, ускоришь ты созреванье
200 [203]
Грозди, твоим же сияньем высушит кисть винограда!
Что же дурного в Третьем Псе? Все в мире заметят
Бег неустанный и скорый за быстрым Зайцем небесным!
Ах, за меня укори целомудренную юницу,
Рыскаючи по Кибелы дебрям всевидящим оком:
Страждущего божества избегает смертная дева!
Ах, укори ты обоих - Адониса и Киферейю,
Ах, гони по отрогам зыбкую странницу Эхо,
Дабы не отвратила возлюбленную от страсти,
Дабы похоти Пана злосчастного деве не ведать,
210 [213]
(Вдруг божество насильно любимою овладеет?)
Если отыщешь ее - беги, соглядатай безмолвный,
Дионису скорей сообщить иль рычи потихоньку!
Стань посланником страсти! Пусть другие по следу
Гонят львов или вепрей на склонах отвесных отрогов!
Пан мой! Тебя назову я блаженнейшим из Бессмертных,
Ибо псы твои сами возлюбленных пригоняют!
Ах, многоликая Тюха, ты племенем смертных играешь,
О всевладычица, сжалься, не только людьми ты владычишь,
Власть у тебя и над зверем! А псинка несчастная эта
220 [223]
Пану влюбленному службу несла, теперь - Дионису1
Деву браните, дубравы! Молвите милой, о горы:
"Псам влюбленного жалко - не амазонке жестокой!"
И средь собачьего рода есть умйые, коим Кронион
Дал человеческий разум, но голосом не наделил их!"
Так говорил он, стеная, и голос до кроны ветвистой
Древа достиг. Услыхала стенания Диониса
Древняя нимфа Мелйя и стала над ним надсмехаться:
"О, Дионис! И другие вздыхатели посылали
Лучнице вслед всю свору - за тщетной Кипридою мчишься!
Ах, прекрасный влюбленный, нежной грозишь дикарке?
Бромий бесстрашный в рабство попал, молящий, к эротам!
230 [235]
Дланью, низвергнувшей индов, он молит слабую деву!
Твой родитель не ведал, как лестью любовною к ложу
Или к страсти склонить уже покорную нимфу!
Не умолил он Семелу - заставил повиноваться!
Не убедил и Данаи с девственностью расстаться!
Знал ты союз Зевеса с супругою Иксиона,
Их лошадиное ржанье, их любовные игры;
Игры знал Антиопы по всем законам эротов;
Знал и сатира облик, представленного супругу!"
Так дриада смеялась над сердцем робеющим Вакха,
240 [245]
Спрятавшись среди древа-ровесника. Снова по скалам
Гнал Дионис, пылая страстью, резвую деву,
Нетерпеньем сгорая. А быстрая амазонка
На неприступные выси каменных гор взобралася,
Сбив умело со следа рыщущего Диониса.
Знойный жар Фаэтонта, что тело бичует лучами,
Жаждою неукротимой уста иссушает юницы.
И, не ведая хитрость влюбленного бога Лиэя,
Видит златые воды она бурливого тока -
Пьет она сладкие струи как пили их смуглые инды...
250 [255]
Ум помрачился девы, слабеет отроковица,
Клонится головою она то вправо, то влево,
Кажется ей и мнится, что озеро вдруг двойное
Встало перед глазами, чело тяжелеет, пред взором
Вдруг поплыли вершины родимых гор звероносных,
Уж подогнулись колена и наземь она опустилась
Будто сама собою, и Гипнос возносит на крыльях
Деву... Так погрузилась она в томление страсти!
Эрос дикарку увидел и показал Дионису,
Гипносу помогая, Немесида смеется!
260 [265]
И Дионис хитроумный на бесшумных котурнах
Осторожно ступает, к возлюбленной приближаясь.
К отроковице подходит, стягивает повязки,
Что хранят ее чресла, узлы на них разрешает
Осторожным движеньем, сон опасаясь нарушить.
Гея распространяет благоуханье над ними
Сада, способствуя этим страстному Дионису.
Быстро свиваются стебли гуЛой лозы виноградной,
Переплетаются грозди тяжелые, сверху свисая,
Ложе листва затеняет, в едином порыве гроздовье
270 [275]
Отовсюду скрывает благоветвистое ложе...
И, где ни глянешь, трепещут виноградные грозди
Под ветерками Киприды, друг с другом переплетаясь,
Льнут друг к другу любовно, и ветви лозы кудрявой
Рвутся, полны желанья, вверх, собой опьяняя
Вьющийся плющ сопутный, карабкающийся по стеблям...
Так лукавая свадьба во сне свершается, в дреме:
Гипнос ей помогает и дремлющая юница
Девственность потеряла... но зрела друга эротов,
Гипноса, в шествии чудном, обманута опьяненьем!
280 [285]
Там и сосна в лесу, обуянном священным безумьем,
Пляшет сама собою, слагая песню эротам,
В небо летящую песню этого горного брака,
Целомудренной речью нимфы повторенной Эхо,
Пана подруги, что вечно отзвук рождает... Танцуя,
Флейта поет в изумленье, "Гимен! Гименей!" восклицая,
"О желанная свадьба!" - сосна отзывается звонко.
Ветром влекома, душа пастуха несется, трепещет,
Деву она укоряет, громко крича в сновиденье:
"Есть Эринии в мире и для влюбленного, дева!
290 [295]
Химноса ты бежала, но стала супругою Вакха!
Праведность лжива твоя, и ты и жена, и невеста!
Милого ты убила - тому, кто не мил, отдаешься?
В сон железный низвергла Химноса, а ведь любил он,
Сгублено все твое девство в сладостном сновиденье!
Кроткого пастыря кровь лилась, а ты надсмехалась!
Жальче ты застенаешь от собственной крови девичьей!"
Молвила так душа, подобная тени от дыма,
Слезно и горько стеная, пастыря, жертвы любовной.
Быстро она скользнула в Тартар гостеприимный,
300 [305]
Бурно к Вакху ревнуя, к обманной хитрости брачной.
Свадебный гимн играя на звучных и звонких тростинках,
Ревность тая глубоко́ на сердце, Пан-песнопевец
Гимном, полным укоров, славит свадьбу другого.
В чаще соседней сатир, что вечно в любовном томленье,
То, что не должно и видеть, высматривающий столь алчно,
Молвит, Вакхово ложе видя с девою чистой:
"Пан быкорогий, единый гоняешься ты за любовью!
Будешь ли ты удачлив, настигнув Эхо-юницу?
Изобретешь ли уловку, с помощью коей поймаешь
310 [315]
Деву и насладишься с ней страстью неутомимой?
Лучше, о Пан мой милый, ты виноградарем стал бы
Вместо доли пастушьей, отрекся б от посоха, в скалах
Бросив коров да овец И что тебе доля пастушья?
Лучше займись виноградом, обхаживай Эроса грозди!"
Только кончил он речи, как Пан-козопас и ответил:
"Если б отец мой поведал про хитрость любовную хмеля,
Если б как Вакх я правил лозой, затемняющей разум,
Я б насладился любовью, что гонит меня и терзает,
В сон хмельной погрузивши жестокую Эхо юницу...
320 [325]
Да простят мне луга! Отныне в истоках соседних
Стану я овчее стадо поить, когда винным потоком
Дев Дионис увлекает, не склонных к любовным забавам!
Он отыскал целебный корень от Эроса! Козье
Или овечье млеко прочь! Ведь оно не способно
Жар пробудить любовный и к страсти склонить молодицу!
Стражду лишь я, Киферейя, увы мне, увы, о эроты!
Пана бежала Сиринга, любви его неутоленной,
Славит зато повсюду свершившийся брак Диониса
Радостным песнопеньем и в довершенье к тому же
330 [335]
Звонко поющей Сиринге тотчас ответствует Эхо!
О, Дионис, о пастырь, в страсти, навеянной хмелем
Ты лишь блажен единый! Отроковица откажет -
Сразу вино поможет, пособник брачный эротов!"