Так изливал печали Пан, в любви несчастливый,
Страстно завидуя пылу брачному бога Лиэя.
Страсть утолив и желанье попутным сладостным ложем,
Вакх воспрянул и прочь устремился в бесшумных плесницах..
Отроковица, проснувшись, корит ручьи ключевые,
Гневается на Киприду, на Гипноса, на Диониса,
340 [345]
Проливает потоки слез. Оскорбленная, слышит
Отзвуки брачного гимна наяд в отдалении где-то,
Видит и то, что приводит мысли к удаче Лиэя:
Ложе в листве виноградной, дающей прохладу и свежесть,
Дионисом заботливо стеленную небриду,
Соглядатая страсти тайной Видит повязки
Собственные, повсюду забрызганы брачной росою...
Рвет она в исступленье ланиты румяные, плачет,
Всплескивает руками, жалостливо стенает:
350 [354]
"О, чистота девичья - похищена Эвия влагой!
О, чистота девичья - похищена дремой хмельною!
О, чистота девичья - похищена Вакхом блудливым!
Прокляты будьте, потоки Гидриад вместе с ложем!
Гамадриад обвинять? Или нимф? Это сон в опьяненье,
Страсть, вино, хитроумье девственность нашу сгубили!
Девственности Артемида не защитила! И дева
Эхо, противница страсти, зачем не открыла уловок?
Ах, почему же мне в уши, так, чтобы Вакх не услышал,
Питие не прошептала, не молвила милая Дафна:
"Нимфа, не пей эту воду обманную, поберегися!"
360 [365]
Молвит - и слезы струятся ливнем с ланит изобильным...
Мыслит: надо ли в горло мечу погрузиться девичье?
То вдруг страстно желает броситься вниз головою
С высей обрывистых, тело оставив катиться во прахе...
То уничтожить мыслит во́ды ключа рокового:
Но уж прозрачная влага сменила Вакхов напиток,
Льдистые струи журчали в ручье, а не влага Лиэя!
То умоляет Кронида и Артемиду порушить
Домы наяд, чтоб от жажды они иссушающей сгибли...
Часто взором по склонам рыщет - где бы сыскался
370 [375]
След неверный и слабый невидимого Диониса,
Дабы его засыпать стрелами, дабы низвергнуть
Бога лозы виноградной! Желает каждую ветку,
Ложем служившую страсти, сжечь огнем смертоносным!
Часто, видя на склонах следы, что остались от Вакха,
Стрелами осыпает окрест просторы лесные.
Часто копье воздымает, желая за ближним утесом
Поразить и низвергнуть неуязвимого Вакха -
Только напрасны усилья, нет нигде Диониса...
Гневается она, клянется вовек не касаться
380 [385]
Жаждущими устами этой обманчивой влаги!
Спать клянется все ночи глаз своих не смыкая,
Хитростям дремы клянется боле в горах не поддаться!
Гневается на свору ловчую псов - отчего же
Не отогнали собаки вожделевшего Вакха?
То погибели ищет, петли силков призывает,
Дабы они вкруг выи, ее удушая, обвились,
Только чтоб не смеялись над нею ровесницы девы...
Против воли и лес оставляет она звероловный,
Ей перед Лучницей стыдно после всего появиться!
390 [395]
Семенем божьим чревата, Никайя-дева носила
Бремя в собственном лоне, вот срок подошел и для родов -
Животворящие Хоры младенца женского пола
Приняли по истеченье девятого круга Селены.
И от союза с Бромием народилась малютка,
Имя ей дали Телета: предана празднествам вечно,
Пляскам полуночным дева, сопутница Диониса,
Радуется кроталам и двуударным тимпанам...
Каменнозданный город у винной протоки поставил
Бог - Никея зовется по Никайе астакидской
400 [405]
И в честь победы великой бога-Индоубийцы
Песнь XVII
В песне семнадцатой битвы Ареевы первые славлю,
Струи медовые влаги, ставшею винным потоком!
Завершилася битва опьяненьем всеобщим
Рода смуглого индов, взятого в рабство без боя...
Но Дионис не рассеял гнева в ветре забвенья,
Поднял он тирс фригийский вновь - ведь на битву поднялся
Дериадей надменный, призвав раздоры и распри.
Вакх о любовном лукавстве, о страсти своей к амазонке,
Ставшею жертвою хмеля, отныне уже и не мыслил!
Он повел ополченье как вестник Диевой крови,
Осененный небесным сияньем и ропотом горним,
10
Вкруг повозки лидийской Вакха-Гигантоубийцы
Тирсоносное войско теснилось и среди рати
Высился он одиноко, соперник высей Олимпа,
Всех затмевал красотою, и бога зрящие мнили:
Гелий сам огненосный сияет в скопленьях созвездий!
И неоружное войско бог ополчил перед битвой:
Нет ни меча, ни дрота смертного, вместо копейной
Меди - непобедимый плющ, он же им помавает
Над городами Асиды, и в почву Асиды его же
Укореняя, ведет возок Кибелиды-богини,
20
Взмахивая бичом, увитым листвой, в колеснице
Оплетенной объятьем братским плюща и гроздовья,
Влагою маронидской восточный край опьяняя!
Бромию подражало в этом все войско вакханок,
Одержавшее в прежней битве победу! И сладкой
Яростью одержимый трепал в кольцевидных объятьях
Труп врага бездыханный, латного инда, сей старец,
Вечно пьяный Силен беспечный, бродя где придется!
И приплясывая и ритм отбивая стопами?
Мималлона, вакханка, топтала оружного воя,
30
Инда сонного, после ж, голову оторвавши,
Битвенную добычу тащила как дичь по отрогам...
Шел от града ко граду бог и вот оказался
На плодородной равнине алибов, где по соседству
Бурно и яро струился, питаемый влагою ливней
Гевдис и в водах белесых таил неисчетных сокровищ
Груды, путь пробивая себе средь почв среброносных.
Тут, идя по отрогам, таящим в недрах богатства,
Сопровождаемой свитой сатиров круторогих,
Вакх повстречался с мужем, живущим в лачуге убогой.
40
Бронгос бродил по отрогам в необитаемых долах.
В хижине, сложенной только из грубых камней он ютился,
В доме, который и домом назвать-то нельзя. Вот веселья
Благоподателю козий напиток пастух предлагает,
Доброго гостеприимства знак, белоснежное млеко.
После одну он из стада овчего матку выводит
Густорунную, дабы в жертву отдать Дионису.
Бог отклоняет жертву. Старик подчиняется Вакха
Непреложным веленьям. Нетронутой матку оставив,
Яство добросердечно пастушье Лиэю подносит,
50
Накрывает на стол (обед не обед!) он убогий
Ужин. Ставит кувшины на стол и миски простые,
Так же, как некогда ставил Молорк из Клеон пред героем,
Поспешающим в битву со львом свирепым и страшным,
Пред героем Гераклом. Он подает изобильно
Вымоченные в рассоле оливы позднего сбора,
Бронгос, следуя прямо примеру доброго старца.
Он в плетеных корзинках сыр подает новожатый,
Круглый, сочащийся влагой; Бог улыбается, глядя
На подношенья простые. На пастуха благосклонным
60
Взором взирая, бог поедает скромные яства
С неистребимой охотой, при этом же поминая
Пиршества столь же простые без всякого мяса и дичи
За столом у богини Кибелы, матери горной;
Вакх дивился вратам из глыб в том доме округлом,
Трудолюбивой природой выточенному жилищу -
Будто бы без резца вершины на две разделили!
Только насытился Бромий-владыка сим яством пастушьим,
Вдохновленный явленьем божественного Диониса,
Песнью священною Пана тотчас почтил его пастырь
70
Бронгос, двойным авло́сом пользуясь девы Афины;
Диониса он славил, и очарованный песней,
Бог, смешавши в кратере сок молодого гроздовья,
Милостиво промолвил, чашу тому подавая:
"Вот тебе, старче, подарок! Он прогоняет заботы!
Боле нет нужды во млеке, коль соком душистым владеешь!
Это земное подобье небесного не́ктара, оным
Ганимед на Олимпе отрок радует Зевса.
Млеко оставь отныне древнее, ибо напиток
Сей из козьих сосцов тобой добываемый белый
80
Горести и заботы рассеивать не помогает!"
Рёк - и пастырю подал за милое гостеприимство
Матерь веселья и хмеля, лозу виноградную с гроздью.
Обучил и уменью возделывать виноградник,
Как черенок на почву высаживать тучную лучше,
Как подрезать побеги старой лозы могучей,
Дабы побег плодоносный пустился в рост побыстрее.
Вот, пастуха оставив и горный гребень лесистый,
Бог на сраженье с индом отправился по отрогам,
Сатиров подгоняя идущих к ним через скалы.
90
Вновь примкнул он к вакханкам, служанкам неистовым бога.
Алча убийства и крови в благотирсном сраженье,
Он из тирренского моря трубу к устам прижимает,
Раковину морскую, трубит Эниалия бога
Клич, собирая войско, опьяняет он воев,
Дух в мужах пробуждает, зовет их на жаркую битву,
Дабы покончить с родом индов, Вакху враждебных;
Вот Дионис-владыка строит войска против индов.
Астраэнт же пророчит в это время Оронту
Голосом горьким и слезным только о рабстве грядущем:
100
"О нестрашимое племя копейщика Дериадея!
Внемли и не гневися, ибо тебе я открою
Правду о дивной победе неоружного Вакха!
Инды и сатиры в схватке сойдутся, вскричат Бассариды,
И народ, ополчившись на Вакха, щитами взблистает
Нерушимыми, видя войска́, подъявшие копья.
Многоопытный в битве лидиец пред ними встрепещет:
Встал во главе хвастливых сатиров муж неоружный,
Нет ни меча, ни дрота, ни стрел на жилах воловьих
Тетивы, что летели б к цели стремительней ветра!
110
Только вздымает он бычий рог, и пенится в роге
Чудное зелье, его же он в струи реки среброносной
Изливает, напиток коварный, и воды алеют,
Сладостны и пахучи горного струи потока...
Жаждой охвачены, вышли из схватки смуглые инды,
Стали пить и пустились, безумные, в дикую пляску!
После их Гипнос лукавый настиг. Сраженные сразу
Сном и томною пляской, на землю они повалились!