300
Коль пожелаешь, то выпьешь, пожалуй, и целую реку!
Только к чему тебе влага? Ахерусийские воды
Смертоносные хлещешь, ныне погибельным током,
Горькой волною чрево наполнилось, Мойрой чревато!
Вод и кокитских попробуй и Леты потоков отведай,
Дабы забыть о сраженьях и о кровавом железе!"
Так насмехался над трупом он влажным. С телом раздутым,
Зыбится мертвый Оронт на волнах речных и спокойных.
Заледеневшие члены двинулись вниз по теченью,
Брошена плоть, бездыханна, на волю зыби приречной.
310
Погребли его нимфы, по усопшему плача,
Нимфы Гамадриады, что жили у самой Дафны,
У реки... Надписали надпись они на могиле:
"Непочитавший Вакха здесь покоится воин,
Павший от собственной длани Оронт, полководец индийский!"
Только жестокая битва не кончилась. Наполовину
Схватка зта свершилась - и на высоком прибрежье
Индов вопит Арей, туда, к разгоревшейся битве,
Исступленный лидийский рев издавая, несется
Энио́, вакханка священная, к бою готова.
320
В недругов метя, листвою увитый тирс смертоносный
В пляске вакхической бьется! Лозолюбивым Лизем
Недруг наземь повергнут, сражен листвой и лозою,
Чьи смертоносны раны. От безоружных вакханок,
Мечущих плющ, все железо расходится лат и кольчуги!
Меднодоспешные инды дивятся, что плющ остролистный
Разрешает от медных доспехов тело нагое,
Ибо без лат и доспехов уязвимее воин!
Каждому избиенье по-своему зто предстало
Страшное: обагрены доспехи, разбиты лозою,
330
Кровью... Лежат, где их сбили. По Тавра отрогам вакханки
Непобедимые тесно сошлися вкруг загнанных индов.
Звонкий авлос запевает песню убийства, и в схватке
Стаи вакханок, дев лозоносного Диониса,
Хоть их и рубят секиры с мечами кривыми наотмашь,
Словно стена невредимы - но к вящему посрамленью
Падает недруг на землю, листовьем хрупким сраженный!
Часто в гибкие ветви и стебли сыпятся стрелы
Меткие индов... Вот дротом, посланным издалёка,
Расщеплена сосна, вот лавр умечен пернатой,
340
Будучи древом Феба, прячет в ветвях густолистных
И целомудренных тучу стрел, его уязвивших.
(Как бы бог Аполлон и ран от стрел не заметил!)
Вот безоружною пястью, щита и меча не имевшей,
В бубен ударит вакханка - и щитоносец запляшет,
Тронет кимвал рукою - закружится в хороводе!
Лишь загремят кимвалы - и перед богом Лиэем
Падает инд молящий! Коснутся ль оленьей накидки
Необоримые копий наконечники - гнутся!
И от листвы разлетается напрочь топор меднозданный!
350
Некто из сатиров буйных, сражаясь, в какого-то воя
Мечет копье лозовое - и надвое панцырь расколот
Медный побегом лозы с плющом смешавшейся тесно...
Устрашенный исходом сраженья, сулящего богу
Вакху-индоубийце победу и славу в грядущем,
Астразнт, предводитель, судьбы избегая, уходит
Из сраженья, страшась лозового дрота Лизя.
Аристей же в то время целительные коренья
На Бассарид увечья накладывал, Фебов искусник:
Раны одной врачует он некой конской травою,
360
Раненую другую выделеньями лечит
Сыворотки кровавой; стонущих дев-вакханок
Исцеляет согласно ране каждой отдельной -
Уязвлена ли в руку, ногу, грудь или чрево...
Вот у воителя вынет иного из язвы кровавой
Быстрое острие пернатой и, жилы сжимая,
Сукровицу выгоняет каплю за каплей из раны;
Длань другого подносит поближе и рану раздвинув,
Лезвием острым целящим гнилую часть вырезает,
Вытянув осторожно кончик стрелы ядовитой...
370
С животворящей травою зеленой, земли порожденьем,
Смешивает пчелиный мед, отвращающий боли,
Льет рукою целенье несущую Вакхову влагу;
Раны других облегчает Фебовым песнопеньем,
Перечисляя при пенье грозные именованья.
(Ведает он враче́ства, искусства отчего тайны!)
Так врачевал он язвы различные, а в зто время
Биться уж не хотело войско варваров индов.
Многих тогда пленили воинственные Бассариды
Воинов Множество, горы оставив Тавра, пустилось
380
В путь обратный, надеясь напрасно в земле поселиться
Индов, средь Дериадея пределов домами владея,
Взяв свирепых слонов, что меры жизни не знают.
Сатиров в поле собравший войско после сраженья,
Пастырь Пан зачинает свой эпиникий победный.
Блемис курчавоголовый, вождь эритрейских индов,
Мирную ветвь подносит древа молящих, оливы,
Выю рабскую клонит пред Индоубийцей Лиэем;
Бог же, увидев во прахе простершегося человека,
Подал руку, подняться помог и словом умильным
390
Дал прощенье. От индов отделив эритрейцев,
Он отсылает враждебных нравам Дериадея
В араби́йские земли, где, соседствуя с морем,
Край они населяют тучный, дав ему имя...
Блемис тотчас поспешает туда, к семиустому Нилу,
Дабы стать скиптродержцем подобным ему зфиопов,
Вечно теплые земли Мероз его принимают,
Носит отныне он имя владыки Блемиев рода!
Песнь XVIII
В восемнадцатой песне Стa'фил приходит и Бо́трис,
И приглашают на праздник сына Тионы, скитальца.
Тысячеустая Слава пернатая вдаль полетела,
Миновала в полете ряд городов ассирийских,
Имя провозглашая лозоносного Вакха,
Славя с индами битву и зрелость гро́здей блестящих.
Стафил, слыша о ратях сатиров безоружных,
Празднествах виноградных, священных бденьях Лиэя,
Вакха видеть пылает. Ботриса отпрыска нудит
Ассирийский владыка на быстрой как ветер повозке
Устремиться навстречу виноградному Вакху.
Бога узрел он тотчас в колеснице среброколесной,
10 [11]
Леопардом и львом влекомою, с упряжью яркой.
И нестриженный Ботрис родительскую повозку
Сдерживает. Вот Стафил-владыка на землю спустился,
Видя, что леопарды не движутся Диониса.
Только стопою коснулся земли, как пал на колена
И умоляющей дланью ветвь масличную тянет...
Милостей Диониса молит он словом медовым:
"Ради родителя Дия тебя, Дионис, умоляю
И богородной Семелы - нашего дома не презри!
Ведаю я, отца твоего принимал и Лик&он
20 [21]
Со Блаженными вместе, что сына на части разрезал
Никтима, подал его ни о чем не знавшему гостю...
Со всемогущим Дием потом разделил он и пищу
На земле аркадийской! И на вершинах Сипила
Та́нтал, как говорят, предложил ему гостеприимство,
Сына изрезав в куски, богам подавал он то яство!
Пелопа же лопатку (ее Део проглотила)
Заменивши на кость слоновую с дивным искусством,
Юноше, жертве несчастной, снова вставляет Кронион,
Разъединенные члены тела приставив друг к другу!
30 [31]
Что поминать, Дионис, Лика́она-детоубийцу,
Гостеприимца Блаженных, и Та́нтала-воздухознатца,
Хитроумного вора нектарических кубков,
Мужа, врага амвроси́и и нектара, называя?
Макелло́ принимала и Зевса, и Аполлона,
И когда всех флегийцев из самой пучины глубокой
Вместе с островом вырвал трезубцем бог Эносихтон,
Пощадил он и матерь, и дочерь - не гневался боле!
Ты же, обликом схожий с родителем Гостеприимцем,
Хоть бы на день единый, взойди в жилище просящих,
40 [41]
Окажи нам обоим, и мне, и Ботрису, милость!"
Так говорил, убеждая... Взошедши в свою колесницу,
Осчастливил он дом свой, увлек с собой Диониса!
Ловкий Ботрис вздымает бич над упряжкой блестящий,
На дороге, кружащей среди пустынного Тавра,
Отчим возком управляет и провожает Лиэя
По земле ассирийской. Перебирая искусно
Вожжи яркозлатые мигдонийской повозки,
Бромия бога возничий, Ма́рон, возчик преловкий,
Взмахивал неутомимо бичом, что зверей укрощает,
Леопардов повозки стремительной погоняя.
50 [52]
Сатиры будто в дозоре, приплясывают перед ними,
Окружая толпою мчащего в горы Лиэя.
По сторонам мелькают вакханки в венках виноградных,
Легкой стопою минуя неровности горной дороги,
Переступая проворно скалистые склоны и щели,
Плещут они в ладони, перебирают стопами,
И скрывают усталость, одолевая ущелья
В легком безумье! А паны цокают звонко о камни -
Пляшут мохнатые ноги на гребнях всхолмий высоких,
Скачут через вершины - и следа не остается!
60 [62]
Вот, наконец, пред толпою и царский дворец показался,
Видимый издалека блистаньем резьбы и узоров.
Ботрис тотчас густовласый, повозку отца оставляя,
К дому, резвоплесничный, стремится, будто он вестник!
Все там приготовляет с усердием, полным почтенья,
Яствою многоразличной к пиршеству стол уготовив.
Временем тем, пока Ботрис пир собирал для Лизя,
Многощедрый владыка показывал Дионису
Все чудеса и всю прелесть каменнозданного дома,
В коем царило сиянье многоцветное света,
70 [72]
Соединивши в себе блеск Солнца с лунным мерцаньем!
Стены дворца излучали серебристые тени,
Очи людей ослепляли узоры из яркого камня,
Что эскарбуклом зовется и пламя нам напоминает,
Он дворец изукрасил пыланьем ярким и алым,
Соединив с гиацинтом и аметист пурпуровый...
Переливается бледный агат, офиты искрятся,
Повторяя узором чешуйки змеиного тела,
Зеленью яркой смарагды ассирийские блещут.
Кровлю держат колонны, бегущие точно по кругу,
80 [82]
Древо балок сияньем пластинок златых исходило,
Покрывающих крышу, мраморной плиткой искусно
Выложены полы в прекрасноцветистых узорах,
Соразмерны ворота с деревянной резьбою,
Изукрашенной также накладками кости слоновой -