80
Первым согласно жребию с ладом сложным кифару
Взял Эрехтей, кекропийский насельник, и заиграл он
Песнь отчизны своей: как древле в священных Афинах
Царь Келей принимал Део, всей жизни праматерь,
С отпрыском Триптолемом и Метанейрой-старухой,
Как подарила богиня зерно (его в борозды пашни
Бросив, сей Триптолем изобрел искусство посева!),
Как у гробницы недавней скончавшегося Келея
Матерь жатвы, Део, изрыдала бесслезные очи,
После ж, в речах милосердных слов изронив утешенье,
90
Тяжкую скорбь уняла Триптолема и Метанейры...
Все случилось подобно тому, как царь ассирийский
Принял в дому Диониса и за пиром обильным
Эвия дар изведал, дар виноградных гроздовий,
Как после смерти царя, сего винолюбца-владыки,
Ботриса бог утешил вином, унимающим скорби,
Также и Меты-супруги плачущей боль успокоил...
Вот что лирник искусный исполнил! И ладом, и строем
Очаровал он песни, и с благотирсным Лиэем
Все восхитились сказаньем аттическим благозвучным!
100
Быструю песнь заводит Эагр, вторым по порядку,
Он же родитель Орфея, взысканы милостью Музы!
Славит дистихом звонким, изошедшим от Феба,
Звучновозвышенной речью случившееся в Амиклах:
"Гиакинф благокудрый воскрешен Аполлоном -
Стафилу же, владыке, Вакх дарует бессмертье!"
Песнь еще не свершилась, а все уж вокруг разразились
Ликованьем единым, хвалою единодушной.
Сатиры заскакали, и Эвий своею десницей
Лад отбивал, привставши, а Ботрис кинулся с места
110
Славить все сочиненье за благозвучье и стройность,
Кличет в восторге он: "Эвоэ́!", и звонко смеется!
Так Эагра владыки виски плющом увенчали,
Так родитель Орфея и радуясь, и ликуя,
Неукрощенного тура получает в награду
И веселой толпою други его окружают.
А козел бородатый - его уводит в обиде
И печали афинский уроженец стыдливо!
Вот Иовакх благокудрый в щедрые длани приемлет
120 [119]
То, что наградою станет состязателям в пляске:
Полный до самого верха кратер с вином благородным,
Глубокодонный, златой, и через края проливалась
Выдержки четырехлетней влага густая Лиэя!
Это работа Гефеста, ее же когда-то Киприда
Брату в дар отдала, сему виноградарю Вакху;
Посередине собранья кратер поменьше он ставит,
Из серебра, округлый, когда-то Лиэю подарок
От господина алибов, живущего в тех пределах,
Где сквозь тучную почву видится выход подземный
130 [129]
Серебра, что белеет в отвалах чернеющих пашни.
Там по краешку вьется вместе с лозой виноградной
Плющ кудрявоузорчатый, весь позолоченный сверху...
Сей кратер и выносит бог и ставит пред всеми:
Мнится, что дышит чаша вином недавнего сбора,
Ягодой, зреющей первой, для легкого только лишь хмеля,
Зла ведь не будет, коль муж проигравший не опьянеет!
Вакх посредине покоев установил все награды
И обратился со звонкой речью ко спорщикам в пляске:
"Кто победу одержит в двойном прыжке, кто стопою
140 [139]
Всех резвей и быстрее будет, тот сразу получит
И золотой кратер со сладким вином благовонным!
Кто же не совладает с пляской, споткнувшись о ноги,
Будет поменьше удачлив, подарок получит поменьше!
Я ведь на всех не похож, и всем состязателям в пляске
Хороводной, наградой в танце этом искусном
Ни треножник блестящий не сделал, ни даже кобылу
Быструю или панцырь с копьем побежденного инда!
Не вызывал я атлетов диск метать за отметку
Иль показывать резвость ног, иль метания дальность
150 [149]
Копий, но Стафилу ныне усопшему мирно владыке,
Весельчаку винолюбцу веселый пир посвящаю:
Чтить тут не будут доблесть телесную в состязаньях,
Нет тут кониых ристаний, нет и борьбы элидской,
Нет быстроты Эномая смертельной - тут только пляска,
Не арена, а залы, где ловкие ноги мелькают,
Резвые длани, тут в танце свершают прыжки, преискусно
Лик повернув к другому, ни слова не молвив, движенье
Пальцев тут красноречивей, тут взор говорит бессловесный!"
Рек он - и с места некий силен поднимается сразу.
200 [159]
Также и втрое старший Марон следом стремится,
Хоть и дряхл... Но украдкой на золотую чашу
Смотрит не потому, что из злата - пенится чаша
Через край благовонным вином, душистым и старым;
Страсть к вину сотворила старца юношей милым,
Вакховой влаги дыханье старца жизнь укрепляет...
Дабы крепость проверить ног, он прыгает резво,
Тяжкая старость память о пляске не пригасила ль?
И почитающий душу Стафила, молвит он слово:
"Марон я, сатир, сопутник бесскорбного бога Лиэя,
210 [169]
Слезы лить не умею - что слезы для Диониса?
Пляску могу предложить я с прыжками у милой могилы,
Смех - мой удел и улыбка, Марон не знает заботы,
Горя Марон не ведал, не ищет печали и скорби,
Он лишь милый прислужник бесслезного Диониса!
К Марону милостив буди - я б выпил и влаги летейской!
Дай же глотнуть пощедрее напитка древнего снова,
Пусть силен помоложе пьет и вино помоложе!
220 [177]
Стафилу ныне в угоду, как будто живой он, спляшу я,
Ибо он хороводы предпочитал застолью!
Стафилу будто живому посвящаю я пляску,
Праздничный шаг соразмерив с шествием погребальным...
Вакха я служка, не Феба, выть причитанья не учен,
Коими в острове Крите некогда плакал владыка
Аполлон над Атимнием милым. И Гелиадам
Не уподоблюсь! Я странник и на брегах Эридана,
Я не юнец фаэтон, оплаканный ими возничий,
Не обитатель я Спарты, не рву и цветы я в знак скорби,
Хрупкие лепестки печального гиакинфа...
230 [188]
Если у Миноса ты выносишь свои приговоры
Или у Радаманта в лугах цветущих блуждаешь
По элисийским рощам, вдыхая дух благовонный,
Марону, Стафил мой, внемли - я словно кубок кипящий
Пеной в речах изливаюсь, творя возлиянье словами!
Марону, Стафил мой, внемли - дай же мне хмеля победы,
Всем прославленной людом, я же тебе над гробницей
Из золотых кратеров пожертвую влаги начатки,
Если в честь этой победы вина отведаю только!"
Так изрек и пустился Марон в пляс резвобуйный,
Правой и левой стопою в пляске чредуясь искусной,
240 [199]
Красноречивой рукою призвал остальных он к молчанью!
Завращалися очи, знаки лика немые,
Поводя своей выей, он строил пляски фигуры,
Сотрясал бы и кудри, откидываясь головою,
Если бы плешь не зияла на яйцевидной макушке!
Старец, хоть он и был по крови из рода Титанов,
Не титанидское племя в пляске буйной представил...
Не было там древнейших Ф&неса или Крона,
Гелия-солнца потомства, рожденного вместе с миром,
Судьбы вселенной оставив, россыпи чистых созвездий,
250 [209]
В пляске яркой представил он виночерпия Дия,
Зевсу и всем Блаженным подающим во дланях
Кубок за кубком, чаруя собранье бессмертных Блаженных
Излияньем из чаш божественного напитка -
Темою танца сладость вина послужила... Как дева
(В пляске представил он!) Геба нектар свой разливала!
Бросив на сатиров взгляд, представил он Ганимеда
Пляскою дланей безмолвных; взглянув на вакханок, являет
В красноречивом молчанье златоплесничную Гебу!
Вот им кого сей Марон представил игрою ладоней!
260 [219]
Он соразмерным движеньем ног закончил сей танец,
Ловкой пляски плетенье с ритмом искусным и сложным.
Встал, трепеща, неподвижно, бросая взоры украдкой -
Не победил ли кто-то, не входят ли в зал этот люди,
Дабы кратер огромный внести, для пьянства пригодный
Вот и силен заплясал: как многообразно искусство
Рук безмолвных, творящих танец, исполненный смысла!
Вот вам одна из картинок: спор меж сыном Кирены
И Дионисом (чей лучше будет напиток предложен!)
На собранье Блаженных. Там не было состязанья
270 [229]
В единоборстве кулачном, беге, метании диска -
Кубки раздали сыну Феба и Дионису,
Также кратеры. В одном вино густое, в другом же
Мед, свежесобранный пчелкой трудолюбивой, томился.
Стал в этом споре судьею Кронид - о сладкая распря,
Сладко ведущаяся за сладостную победу
С помощью чаш и кратеров! Словно Гермес златокрылый,
Эрос, всеми любимый, засомневался в застолье...
Мял он и плющ, и оливы ветвь единой рукою...
Все же плющ протянул он Вакху, а Аристею
280 [239]
Ветвь оливы - лишь в Писе венок из оливы дается,
В граде священном Паллады... И вот Аристей с ключевою
Влагой первым мешает мед, рожденный пчелою
В сотах, богам подает напиток, дарующий мудрость;
Обходя одного за другим, всем чашу подносит:
Боги едва пригубили питье благородное в чаше -
Тут же насытились, с третьей чашей они отвернулись,
А на четвертую даже взглянуть-то не пожелали...
Мед они упрекнули в сытости сладкой! Вот льется
Густовласого Вакха вино из кратера Блаженным...
290 [249]
Пару кубков во длани бог берет и подносит
Первый отцу Крониду, второй владычице Гере,
Третий же подает он дяде, Энносигею.
После на радость бессмертным богам и родителю Зевсу
Смешивает в кратерах вино и с улыбкою богу,
Помрачневшему ликом, Фебу, чашу подносит...
Все опьянели от многих кубков с напитком чудесным,
Алчущим мало, и просят еще и еще наливать им!
Нет пресыщенья напитком, все просят кубков всё новых,
Радостно восклицают Бессмертные, славят Лиэя,
300 [259]
Как победителя в споре, давшего лучший напиток,
Эрос же неодолимый, распри распорядитель,