Пьян - и плющом кудрявым венчает чело Диониса!
Вот что рукою искусной представил силен круторогий.
Вот подъял он десницу, взлетел он в прыжке высоком,
Очи горё воздевши, от земли оторвался -
То съединяет ноги, их сплетая в полете,
То одну об другую бьет движеньем искусным,
То кругами идя, во вращении быстром несется
Увлекаем по залу вихрем стремительной пляски...
310 [269]
Вот, опершися на палец правый, стоит неподвижно,
Вдруг, разогнувши ногу, на полупальцах подпрыгнет,
То перстами искусными бедер коснется мгновенно,
То колена он выпрямит, сей силен кривоногий,
То стопу он поднимет до плеча или выи,
Обернувшись назад, а то, отбросив преловко
Ногу, в прежнюю позу возвращается быстро!
Вот приведя во вращенье все свое резвое тело,
Перегнулся за спину, почти кольцом совершенным,
Грудь и живот обнажая движеньем неуловимым,
320 [279]
Сохраняя и в пляске венкообразную позу.
Мнится, он головою сейчас вот земли коснется -
Но и назад прогнувшись, он не касается праха!
Вот силен завращался вдруг на ступнях косматых,
Телом откидываясь то вправо, то влево на месте,
Подгибает колена, вытягивается по струнке -
И на спине внезапно оказывается, спрямленный...
Вот превращается в реку, стал влагою будто текучей,
В долах струящейся вольно... Вспухает двурогое темя,
Дабы забить водометом, струею кипящим упругой,
330 [289]
Вот уж и зыбь поднимает гребни над головою,
Чрево же стало пучиной рыбообильной потока.
Сам же силен растекался влагой струистой, а кудри
Возросли тростниками, а над рекою дохнули
Ветерки, и тростинки, сколько б их ни было много,
Заиграли, запели... Сладкой победою Марон
Удовольствован - чашу с вином он до дна осушает.
После, схватив награду силена, ставшего влагой
Зыбкой, кратер из сребра в поток бросает, смеяся...
И вино опьяняет пляшущие потоки!
340 [299]
Место Кратером назвали, по награде силена,
Пляшущего в честь Вакха, чей голос слышится в водах.
После промолвил Марон радостноплещущей влаге:
"Марон тебя не обидел, силен! В тебя опрокинул
Темно-пурпурный напиток, тебя назвал винопийцей!
Так прими, ненасытный пьяница, кроме напитка
Также кратер из сребра и стань среброносным потоком!
Ах, силен резвоногий, ты пляшешь и будучи речкой,
Свой прыжок преискусный в водоворотах хранишь ты
И продолжаешь пляску вести... Так милостив буди
350 [309]
К сатирам и вакханкам, к вину от позднего сбора,
И да хранишь ты силенов, и племя их, и потомство!
К Марону милостив буди, видеть тебя не хотел бы
Гневным, пенной струею, не победившею в пляске...
Лучше живительной влаги прибавь к маронидскому сбору,
Пусть и средь волн ты пребудешь навек съединен с Дионисом!
О неразумный, зачем за награду первую спорил?
Некий силен когда-то, взяв гордую дудочку в руки,
Вскинул гибкую выю и с Фебом посмел состязаться:
Только косматую шкуру с него самого содрали,
Был он на ветви повешен и сделан мехом раздутым...
360 [320]
Только лишь ветер подует - он прежний лик принимает,
Будто поет он снова, пастырь, ныне безмолвный!
Аполлон же дельфийский сжалился над силеном,
Превратив его в речку, и ныне поток сей струистый
По силену косматому зваться станет вовеки!
Воды его бормочут, лишь только ветер всколышет
Заросль густую песчаных брегов, в тростниках и осоках.
Так вот и ты превратился от огорчения в споре,
Словно другой силен когда-то... Так перестань же
Ты добывать в супруги какую-нибудь вакханку,
370 [330]
Любящую скитаться в горах. Теперь лишь наяды,
Вольновласое племя, радость твоя среди влаги.
Так перестань домогаться венков змеиных Лиэя,
Угря преследуй в струях бурноизвилистых тока,
Рыб вместо змей преследуй с радужною чешуею,
Рыб, скользящих средь влаги в поисках мест укромных.
Но, хоть ты и в разлуке с винолюбивым Лизем,
Все-таки ты счастливый: гроздовью взрасти помогаешь!
Что и желать-то иного? Ты вскормлен не только Вакхом,
Но и Зевсом ты вскормлен, что зыбь твою с неба питает...
380 [340]
Вместо сатиров стаи - волны, а вместо давильни
Пляшешь на хребтовине немолчного Океана!
Облик свой сохраняешь и в лоне влаги текучей!
Нет беды, что силен, гордившийся очень рогами,
Облик речного бога рогатого ныне воспринял!"
Молвил Марон. Дивились все струям извилистым речки,
Даже и в ней признавая силена, искусного в пляске,
Облик и свойства приявшего речки сей прихотливой.
Песнь XX
В песне двадцатой пою секиру Ликурга-убийцы,
В рыбообильные глуби он бога загнал Диониса!
Кончился пир. С благотирсным сатиры Дионисом
В Ботриса дом богатый на ночлег удалились.
К пиру также явились Хоры, что любят гроздовье:
И загудели тимпаны, и зазвучала сиринга
Звонкоголосою песнью... Кравчие же притомились,
Чашу за чашею винной нося допоздна пировавшим...
Только гости все больше вина подавать просили
Слуг и пили все больше. Вот закружилась вакханка,
Пляски буйной подруга чистая, и над перстами
Закрутились кимвалы и волосы взвились по ветру...
10 [11]
Вот призывает супругу Стафила бог виноградный,
Пепел и грязь отирает, пеплос дает ей пурпурный.
Пифоса омывает бородку и тело от грязи
И в хитон облачает новый и белоснежный.
Бросив траурный пеплос, испачканный прахом и пеплом,
Более не отирает слез по ланитам текущих
Ботрис, от скорби не стонет, утешенный Дионисом,
Сундуки открывает и там любуется блеском
Одеяний, каменьем усыпанных преизобильно.
Он родителя Стафила царственный плащ выбирает,
20 [21]
Выкрашенный пурпурной краской из раковин моря,
И в застолье идет, где пируют гости с Лиэем.
Вот над пиром веселым восходит звезда-вечерница,
Свет рассыпая, пригодный для освещения плясок!
Вот одни за другими расходятся гости в покои,
Дабы дары сновидений вкушать на постеленных ложах.
И близ Марона Пифос улегся на ложе едином,
Благоуханный нектар всю ночь извергает дыханьем,
Целую ночь друг друга они вином опьяняли
Равно... А Эвпетала, кормилица бога Лиэя,
30 [31]
Светоч один запалила для Ботриса и для Лиэя,
Сдвоенное застелила пурпурное ложе обоим.
А в соседнем покое, от сатиров с Вакхом подале,
Постелили рабыни ложе златое царице.
Вакху во сне явилась Эрис, кормилица Распри,
На колеснице стояла, львами влекомой, богиня,
Приняв обличие Рейи, любящей рокот трещоток;
Фобос правил возничий призрачной этой повозкой,
Был он и ликом, и телом подобьем Аттиса мнимым -
Мужествен, но и с телом округлоизнеженным тоже,
40 [41]
Голосом звонким, высоким гнал он упряжку Кибелы.
Вот у спящего Вакха встала она в изголовье,
В яростном гневе Эрис, и бога к войне призывала:
"Спишь, Дионис, о потомок бога, Дериадея
Вызвал на смертную битву, а сам предался веселью!
Мачеха, пыл твой завидев воинственный, надсмехалась,
Гера язвила при виде вождя сих пляшущих ратей!
Стыдно мне перед очи Кронида явиться иль Геры,
Ах, позор пред богами - ведь Рейи ты недостоин!
Срам мне! Губитель Титанов, родителя щитоносец,
Бог Арей в поднебесье шествует, выю подъемля,
Гордо щитом потрясает, забрызганный кровью привычной!
50 [53]
Боле того, и твоя сестра по родителю-богу,
Самородившееся безматернее чадо отцово,
Шлемоносица дева Паллада - где ж мне сокрыться? -
Упрекает Афина за лень воителя Вакха!
Тирс уступает эгиде: Паллада мощная древле
Сей эгидой воздетой венчала ворота Олимпа:
Мощно она отразила бурный натиск Титанов,
Роды отцовы почтив явленьем мудрым богиня!
Ты же, бедрй порожденье Диева, только срамишься!
Как смеются-то, глянь, Аполлон и Гермес над тобою:
60 [63]
Первый двойным броском забрызганных кровию братской
Дротов, сынов надменных низвергнул Ифимедейи,
Тот же многоочитого пастыря жезлом смертельным
Погубил, и должна я бегством с неба спасаться,
Дабы не слышать насмешек над Дионисом трусливым!
Видя в бездействии тирсы изнеженного Лиэя,
Над полюбившим пляски и скалы богом смеется
Дева Лучница, та, в колеснице которой лишь лани,
Чья добыча лишь зайцы робкие на охоте
В тех горах, где владычит Рейя, она и смеется
70 [73]
Над укротителем барсов и львов для повозки богини!
Стыдно мне появляться в домах отчего Зевса
Горних, боюся гордыни Лето́, что дрот мне покажет
Тот, что ложу богини защитою был от насилья
Тития, отпрыска Геи, пылавшего похотью ярой!
Мукой двойною терзаюсь, как только в небе увижу
Униженье Семелы и звездное Майи сиянье!
Ты не потомок Зевеса! Не поразил ты стрелою
Ни ужасного Ота, ни Эфиальта-громаду,
Тития ты не повергнул погибельным дротом пернатым
80 [83]
С Орионом злосчастным и дерзким! Пастыря Геры,
Аргуса, сына Аруры, сего соглядатая брака
Зевса с отроковицей рогатой, не погубил ты!
Стафил с Ботрисом вместе пиром тебя развлекают,
Ты, неоружный, бесславный, пьянство одно воспеваешь!
Сатиров племя бесчестишь, сынов земнородных, они же
Вакховой пляске предавшись, того, кто крови не пролил,
Битвенный пыл утопили на дне кратеров питейных!
Ибо пиры бывают, конечно, но после сражений!
В доме Стафила пляске предайся ты лишь после битвы
90 [93]
С индами, бей же в пектиды после кровавой победы!