Знаю, что твой властитель, бог ложный, бегством спасался
Во глубину морскую спасительного простора!
Коли желаешь, немедля в мидийский край отправляйся,
Там говори о плясках и шествиях Диониса!
250 [251]
Бактрию обойди, где богом Митру считают,
Светит свет ассирийский в Персиде, Дериадей же
Ни Блаженных бессмертных не знает, ни почитает
Ни Зевеса, ни Солнца, ни хора созвездий небесных!
Крона вместе с Кронидом, губителем власти отцовской,
Крона, потомство пожравшего собственное - отрицаю!
Он ведь лишил Эфира органов детородных!
Знать не хочу приношений поздней лозы виноградной,
Не приемлю иного питья, кроме злата Гидаспа,
Хмель мой - копье боевое, питье - мой щит волокожий!
260 [261]
Не рождала Семела меня во пламени грома,
Принявшая погибель в огне, но только лишь Распрей
Меднодоспешной я вскормлен, битвами ненасытимой!
И меня не заботят Диевы дети, лишь только
Двух я богов почитаю в мире - Воду и Землю!
Прочь! И про это трусу доложи Дионису!
Горе тебе! Удалися! Не то тетиву напрягу я!
Горе тебе, если дланью схвачусь за копье! И для боя
Собирай своих чудищ, безоружных безумиц,
Бейся с Дериадеем, и после индов победы
270 [271]
В спутники Диониса своим копьем я добуду!
Ты не глашатай больше, ведь ты же не в состоянье
Быть и рабом домашним! Но твоими ушами
Обвевать на пирах меня тебе я дозволю!"
Молвив такое, он взглядом грозным его отсылает.
Все же царь на табличке восковой нацарапал
Бранное Вакху посланье, на створках ее деревянных:
"В силах ли, о Дионис, ты биться с Дериадеем?"
Так написал, а вестник пустился обратной дорогой.
Возвеселились силены, ибо восстал из зыбучих
280 [281]
Вод Дионис и смешался с толпою жительниц горных.
Прыгали сатиры, в пляску пустились бурно вакханки,
И на слабых ногах и Марон-старик взвеселился,
Опершися руками на шеи вакханок-соседок -
И вино полилося от уст благовонной струею!
Простоволосая, песню заводит тотчас Мималлона,
Восхваляя в сей песне вернувшегося Диониса.
Бог же лозы виноградной забыл о недавних печалях
Радости предаваясь, ибо узнал он в пучине
Все, что произошло от Протея, отца Торонея:
290 [291]
Как земля Араби́и страдала от землетрясенья,
Как Ликург по дорогам, немощный, бродит, ослепнув,
Как пастухов постигла вдруг смертоносная ярость,
Как земледельцев разум тронулся, как на кусочки
Женщины новорожденных стали терзать не жалея,
Как Гиады взнеслися и даже как Амвросия
Жизнь земную оставив, взлетела к высям Олимпа,
Та Амвросия, что билась с неукротимым Ликургом,
Не одолевшим лозы виноградной с листвой и гроздовьем..
В радости все пребывали, когда невредимый и здравый
300 [301]
Вестник, нетерпеливо поджидаемый, прибыл.
Он рассказал о безумной надменности Дериадея,
Подавая табличку двойную с войны объявленьем.
Медлить не стал Дионис: на битву он всех призывает,
Только проведав про эти вести от Дериадея,
Писанные на табличках буковками нарезными!
Он повелел радаманам кочевным (их некогда Минос
Выгнал из острова Крита, и они добралися
До земель Араби́и), по Рейи-богини совету,
Быстрые струги морские для битвы с индами строить.
310 [311]
Сам же быстро повозку погнал к восточным пределам,
Словно утренний светоч сияя в доспехах. Кавказа
Кручи и скалы минуя, край горный отрогов высоких,
Пересекает он пашни светоносного края,
Достигает пределов, где бег зачинает бог Гелий.
Вот раздается окрест благотирсного шум ополченья,
В бой идущего войска нагорного Диониса;
Дериадей же засаду индов располагает
Рать отправив свою на берег противолежащий.
В этом замысле он вдохновлялся только всецело
320 [321]
Меднодоспешным Ареем. Вот уж на стругах все войско
Индов, весла вздымая, плывет через воды Гидаспа.
Вот разделяются рати индов на две половины,
По берегам похожим идут реки копьеносной.
В сторону Зефира вел свои рати Турей-полководец,
Дериадей продвигался в сторону жаркого Эвра.
Было там место с тенью густою, чаща деревьев
Тесно переплеталась ветвями и листьями вместе,
Образуя полость просторную. Не достигала
Ни одна в полете стрела сих могучих деревьев,
330 [331]
Если кто и стрелял бы; и в сердцевину чащи
Не доходили солнца лучи, хоть и в полной силе
Жара полдневного, листьев сплетенных не пробивали,
Даже и ливень небесный не смачивал почвы в сих дебрях,
Воды дождливого Дия, едва ли в сводах ветвистых
Слышался Зевсов ливень, льющий волну дождевую.
Этою чащей лесною двигались тайно отряды,
Прячась в зеленом подлеске, под сенью густою деревьев
Незаметно, бесстрашно; в лоне непроходимом
Дебрей бесшумно шагали шагом они осторожным,
340 [341]
Не сминая ни ветви, не трогая ни листочка,
Не пригибаясь от страха, не трепеща, точно зайцы,
Ни один и цветом в лице своем не изменился:
Духом были бодры и отважны, и даже на ложе
Сна, когда очи смеживши, с недругом ждали сраженья -
Так они шли под песню, в ногу на битву шагая!
Песнь XXII
В двадцать второй же песне - Бромий в деяньях и битвах
Айако́са деянья в водах бурных Гидаспа.
Только лишь брода достигло реки благогалечной войско
Вакха, шедшее пешим ходом, там, где в заливы
Глубокодонные воды Гидасп индийский подобно
Нилу вливал, Бассариды сразу женскую песню
Затянули в фригийском ладе в честь Вакха ночного,
Сатиров хор косматых в честь тинств им откликался -
Всюду пашни смеялись, гудели окрестные скалы,
Всюду вопили наяды, и над волною безмолвной
Нимфы плясали и пели, рождая водовороты,
Песню на лад сикелийский особый, подобный напевам
10 [11]
Что из медоточивых уст когда-то звенели
Дев Сирен пес но певчих... И вот уж трепещет вся чаща:
Мудростью наделены, авло́сом дубы загудели,
Адриады запели, средь листов затаившись,
Спрятанной среди веток нимфы послышался голос!
Белоснежным млеком окрасились струи истоков,
Бывшие влагой прозрачной; на лоне каменном русла
Заплескались наяды в млечных зыбистых волнах,
Насыщался белым млеком... Из каменной щели,
Ставшей пурпурною, брызнул сок вина молодого
20 [21]
Сладостного; по гребню, где никогда винограда
Не вырастало, сусло течет и сами собою
Меда льются потоки, что только лишь пчелы даруют -
Нет боле нужды и в сотах! Средь зарослей, скудных дотоле,
Поднимаются ветви с плодом округло пушистым,
Сам собою сочится, никем и не выжимаем,
Вдоль ветвистого древа Афины сок маслянистый!
Псы охотничьи пляшут - в пляс пустились и зайцы!
И огромные змеи исходят в вакхическом плясе,
Ступни лижут они змеевласого Диониса,
30 [31]
Выгнув гибкие выи, одна с другою сплетаясь,
Испускают шипенье радостное из пастей!
Радостномудрый лад заставляет их извиваться
Растянув хребтовину длинную, кольцами виться,
И подпрыгивать вдруг до бесстрашных колен Диониса!
На высоких прибрежьях Инда скачут и тигры
Будто в играх веселых, и в самой чаще деревьев
Стадо огромное в танец слонов пустилось нагорных!
Прыгая по ущельям глубоким, паны несутся,
Цокая резвым копытцем по неприступным и страшным
40 [41]
Скалам, где бы и птица не всякая пролетела,
Бьющая парой крыл в высоком воздушном полете!
Гривой косматой, идущей вдоль хребтовины, качает
Лев над недругом грозным, неистово пляшущим вепрем;
Птицы своим щебетаньем пенью людей подражают
И, заимствуя песню, голосом человечьим
Предрекают победу богу с индами в битве,
Тельцем зеленым зависнув в воздухе, направляют
Сами себя, опираясь на хвост! Состязаются звери
В восхваленьях, и вместе с барсами пляшут медведи;
Сдерживает Артемида свору быстрых ищеек,
50 [52]
Львицу завидя, что кротко свершает прыжки плясовые,
И на луке стыдливо она тетиву разрешает,
Чтоб веселящихся тварей пернатого не уметить!
Вот некий инд замечает чудеса Диониса,
Подсмотрев сквозь сплетенья сучьев веток и листьев,
Но, всю зелень раздвинув, видеть может лишь столько,
Сколь позволяют в шеломе прорези видеть глазные
Воев в вооруженье тяжелом бьющихся в битве,
Или сколь муж на орхестре в трагической маске увидит,
Звонкий глас испуская искусно из уст велелепный,
60 [62]
Взором из-под отверстий резных наблюдая за сценой
Той личины, что облик смертного представляет!
Так чудеса и деянья, скрытый в зелени чащи
Инд, лицо утаивши, наблюдал в отдаленье.
Весть он войску доносит врагов. Турей испугался,
Стал бранить Моррея с безумным Дериадеем.
Каждый инд трепещет, забыл он уже о сраженье,
Из ослабевших дланей падает долу оружье
Лишь при виде деревьев, поющих в священном безумье.
Кинулось войско индов на соседних прибрежьях
70 [72]
Знак и образ моленья сбирать - листовье оливы,
Дабы склониться выей пред Вакхом непобедимым.
Но измененный явился лик злоискусницы Геры,
Дерзость она в них вдохнула, сказала индов владыке,
Что Дионис владеет колдовством фессалийским
И отравами Кирки, что, обратяся к Бессмертным,
Он отравил теченье реки, дотоле столь чистой,
И легковерных врагов убедила и наказала
Не попадаться в сети, какая б их не томила
Жажда, ибо испивши воды, ума все лишатся!
80 [82]
Вот из засады искусной, никому не заметной,
На пировавшее войско двинулись смуглые инды.