Вместе с ним поспешает на помощь Лето́, его матерь,
Ибо она почитает древа, что полезны при родах;
Спасены Бассариды и рати жен лозоносиц,
Спасены из пучины, бушевавшей свирепо,
100 [104]
Дочками Кидна потока, что Зефира веянье любит,
Знали они все дороги сквозь влагу, коих родитель,
Дабы воинственных индов низвергнуть, дал в помощь Лиэю
Их же учил сражаться Тифоэй киликийский
Во времена, когда бился сам он против Кронида.
Двинулось войско следом за ними, и все поспешали;
Эвий их вел за собою на горопроходной повозке -
Сатиры той же дорогой шли, а с ними вакханки
Зыби пересекали и паны, и прочих быстрее
Были тельхины, чьих коней вскормили пенные гребни,
110 [114]
Погоняли повозку отца, рожденную в море,
Следуя приказаньям спешащего Диониса!
Прочие поотстали, повыше переправляясь,
Поспешая иною, невидимою тропою,
Также богом ведомы: мягко бия крылами,
Вел их по горным тропам Зевс, орлом обратившись,
Он в когтях осторожно сына сжимал орлиных,
Айакоса, по горней несясь воздушной дороге.
Шествовали хороводы по индским отрогам скалистым,.
Проходили ущелья, отдыхали по чащам,
120 [124]
А шатры по росистым ставили пущам прохладным
Травлю иные оленей ветвисторогих со сворой
Псов учиняли... И к местным гамадриадам и нимфам
Адриады пристали лозолюбца Лиэя!
Бассаридские толпы в густых лесах эритрейских
Вскармливая щеночка горной львицы свирепой,
Млеко с сосцов изобильно струилось само собою!
Предавались ловитве они и тирсом изострым
Быструю лань поражали - а то в исступленье бросались
На медведицу в скалах, того и не ведая сами!
130 [134]
Схватит иной раз вакханка слона с хребтовиною черной,
Взгромоздившись мгновенно на высокий загривок;
Эта, желая из змей ядовитых свить ожерелье,
Рыщет в поисках нор укромных змеиных по скалам;
Вот из лучников кто-то тетиву напрягает,
Ясень стрелою уметив, другому мишень - лишь олива
Или же сосны лесные... От множества дротов пернатых
Посланных в пихты и ели, звенит и колышется воздух,
Отклик в горах гуляет от празднеств, а в это же время
К Дериадею, владыке, Турей злосчастный приходит
Со слезами; и вот он о поражении индов
140 [145]
Молвит, превозмогая молчанье жалобной речью:
"Дериадей державный! О, Распри божественной отпрыск!
Ты приказал - мы достигли напротив лежащего брега,
Там нашли среди чащи укромный лог для стоянки,
Расположившись в засаде, ожидали явленья
Тирсобезумного Вакха... Вот Дионис показался:
Загудели авлосы, шкуры воловьи и бычьи
Барабанов взгремели отзвуком звонкоголосым,
Завизжала сиринга... Затрепетала вся чаща,
Заголосили дубравы и скалы сдвинулись с места,
150 [155]
Завопили наяды... Я отдал приказ в наступленье,
Воины же испугались, дрожали и трепетали!
Тот же, кто богом назвался, взметал изострые тирсы,
Хрупкие листья как стрелы слетели на воинство индов,
Сея смерть на равнине средь рати тирсом изострым
Погубил он остаток в водах несчастного войска!
Брахманов спросим премудрых, дабы узнал ты всю правду!
Бог ли средь нас появился иль смертный он духом и телом?
Не вступай же ты в битву бессмысленную ночную,
Не погуби ты войска в сражении полуночном,
160 [165]
Пал непроглядный морок, тьма - и только и виден
Веспер, встающий над ратью, мерцающий над полками!
Если горишь ты желаньем сразиться в неистовой схватке,
Индов до солнца дневного сдержи - и схватися при свете!"
Так он промолвил, и речь убедила Дериадея,
Столь упрямого раньше, но это не трусость! Закату
Он уступил Фаэтонта, а вовсе не богу Лиэю!
Царь приказал порядкам индов от вод удалиться...
Дериадей колебался меж яростью и печалью,
Взгромоздившись на спины слонов, идущих обратно.
170 [175]
Инды сопровождали повсюду гиганта-владыку;
Устремился он в крепость, под стен защиту и башен,
Весть неся о победе воинственного Диониса.
Вот уж Молва взлетела, стеная горько, над градом,
Возвещая о многих братьях, только что павших;
Стон несказанный поднялся, плакали, причитая,
Жены, в кровь раздирая на лицах округлых ланиты,
Пеплосы разрывая и в грудь бия кулаками -
Обнаженные груди от этих свирепых ударов,
Наносимых ладонью, струйками крови сочились
180 [185]
Алой; Вот старец в сединах, в знак скорби великой и горькой
Белоснежные кудри срезает острым железом,
Извещенный о смерти сынов четырех, что убиты
Айакосом, меча единым свирепого взмахом,
В цвете юности жертв... А вот среди женщин скорбящих
Плачет одна по брату, а та по отцу причитает,
Третья слезами в рыданьях заходится, молодица,
Мужа оплакивая, как древле Протесилая -
Лаодами́я... Вдовица, не убрана, без покрывала,
Рвет и терзает руками в горести пряди густые...
190 [195]
Вот, обезумев от горя, соложница павшего инда,
На сносях, в приближенье мук родовых, онемела,
Месяц десятый встречая круга богини Селены, -
Убивается слезно над мужем, сгинувшим в водах,
И, реку укоряя, жалобным голосом стонет:
"Пить не стану я боле от влаги горькой Гидаспа,
Не подойду к этим водам вовеки, несчастная, боле...
Не прикоснусь к этой зыби, что милого мужа сокрыла,
Нет, клянуся я чревом, что нынче дитя твое носит,
Страстью нашей клянуся, что время не может разрушить!
200 [205]
Да поведут меня люди туда, где покоится милый,
Дабы я влажное тело ласкала, дабы те волны
С милым рядом укрыли меня, горемычную, вместе...
Ах, родить бы мне сына да выкормить - мне же, злосчастной
Только вынашивать бремя во чреве от милого мужа...
Если рожу я ребенка - как мне показать, кто родитель,
Как же лепечущей детке скажу я: "Вот он, твой папа!"
Так говорила, рыдая, не внемлющему супругу!
Вот причитает иная по несостоявшейся свадьбе,
Ибо жених ее мертв - и свадьбы она не узнала,
210 [215]
Брачным венком не венчалась, на ложе любви не всходила,
Сладостный ей не звучал авлос жизнедарный эротов...
Властвуют в граде печали, а в чаще в это же время
Вакх своим ратям победным и сатирам, индов разбившим,
Пир великий устроил: разделывают там бычьи
Туши и режут тёлок многих ножом изострым,
Лоб разбив им секирой; с пастбищ ведут эритрейских
Стадо овец (вот добыча!) и множество их забивают;
Вот, тесняся, уселись за круглый стол друг за дружкой
Сатиры и силены с благотирсным Лиэем,
220 [225]
Тянут ладони все вместе к лакомой пище единой,
Пьют хмельное по кругу, чаш не считая, и много
Виночерпий амфо́р опрокинул с вином благородным,
В коем смешался не́ктар с соком лозы безупречным;
Всем наслаждавшимся пиром подле кратеров лесбосец
Левк, самоучка в искусстве игры, выплетал песнопенья;
Пел он о древних Титанах, сражавшихся против Олимпа,
Правую славил победу высокогремящего Зевса,
Как был Крон ниспровергнут брадатый зарницей палящей
В Тартара мрачную бездну и заперт в глубинах навеки;
Как и другого сразили, как бился он градом и снегом...
230 [236]
Лапет, живший на землях мирного острова Кипра,
Рядом с певцом восседавший, часть от обильного яства
Уделил ему тут же, чтоб спел песнопевец сказанье,
Милое вечному граду афинян: о состязанье
В ткаческом рукоделье Афины и Киферейи.
Вот он, настроив формингу, петь начинает Киприду,
Что воспылала желаньем ткаческой трудной работы,
Дланью неопытной взявшись за рукоделье Афины.
Сгорбилась дева над пряжей, пояс забросив эротов,
Нить из-под пальцев Пафийки толста да груба выходила,
240 [246]
Скручена словно веревка, какую с искусством привычным
Старый плотник способит, отмерив куски подлиннее,
К доскам нового струга, вяжет их крепко узлами...
Дни и ночи проводит богиня за делом Паллады,
Трудным да тяжким пряденьем, и в этой новой работе
Непривычной все руки нежные натрудила,
Нить разделяя основы зубьями грубого гребня;
Камень подвесила тяжкий к навою - да только болтался
Камень! Вот так и трудилась Киприда, ставши Афиной!
Труд этот был неудачен: полотно выползало
250 [256]
Комковатым, неровным, и ломкие нити плетенья
Падали сами собою наземь, и, хрупкие, рвались;
Эту двойную работу только лишь двое видали:
Гелий, света вспомощник, и дружественная Селена!
Не плясали плясуньи, орхоменские девы,
Верные служки Пафийки - круглое быстро вращала
Веретенцо Пасите́я, Пейто в клубок собирала
Нити, их подавала владычице дева Аглая.
Жизнь без любви скудела для смертных, песнь не звучала
На заключении браков, свадеб уже не играли,
260 [266]
Мира вершитель, Айон, стенал над отсутствием страсти;
Юный и пламенный Эрос тетиву распускает,
Видя пашни вселенной всей неплодными боле!
Нет уж звуков форминги, сиринги уж и не слышно,
Звонкоголосых авлосов не чуется призываний,
Жизнь уходила живая, дряхлела, оскудевала,
Нерасторжимые связи уз разорваны были...
Но мастерица Афина Пафийку узрела за пряжей -
Гневалась и смеялась богиня одновременно,
Видя грубую пряжу неопытной Киферейи!
270 [276]
Весть донесла до Бессмертных об этом и, сердцем пылая,
Молвила укоряя отца и богиню Киприду:
"Сколь же твои приношенья изменчивы, Зевс поднебесный!
Дара уж я не имею, что Мойры судили, ведь ткацким
Ремеслом обладает ныне твоя Афродита!
Нет, не владычица Гера похитила дар Афинайи,
Дия сестра и супруга, нет, покусилась на деву