Сила, и Стреловержец сам сего лука страшится!
Милый мой мальчик, ах если б Пеннорожденной помог ты,
За бассарид сражаясь, за нашего Диониса!
Поспеши же к эойским пределам земли поскорее,
К индов просторной равнине, где есть служанка Лиэя
Среди войска вакханок, сияющая красотою,
Именем - Халкомеда; ведь если деву эту поставить
С Афродитою рядом на отрогах Либана,
170 [171]
То не смогут, мой мальчик, выделить Афродиту!
Так ступай же туда и безумному Дионису
Помоги, и Моррея срази красой Халкомеды!
Дам я тебе награду благую за выстрел из лука,
Скованный богом лемнийским венок, сияньем подобный
Гелия жаркому свету! Сладкое жало метнувши,
Ты угодишь обоим, Киприде и Дионису!
Так почти нашу птицу, вестницу сладких желаний,
Знак сочетания в счастье, счастливого сердца во браке!"
Молвила - Эрос от лона матери спрыгнул мгновенно,
180 [181]
Лук сжимая покрепче, колчан закинув за плечи,
В коем стрелы теснились всеукрощающей страсти!
Прянул пернатый мальчик в неба просторы, близ Керны
Развернул он крылья против Эос искристой,
Улыбаясь тому, что лучистого в небе возницу
Некогда он спалил огнем своей крохотной стрелки,
Так что сияние страсти затмило сияние Солнца!
Вскоре он оказался в средине индского войска,
Лук опирая о выю прекрасной Халкомедейи
190
И овевая ланиты оперением жала,
В сердце умети л Моррея стрелою... После, взбивая
Воздух своими крылами, прянул обратно он в небо,
Прямо к воротам отчим, мерцающим средь созвездий,
Инд оставив горящим пламенем пылким любовным!
Сладкотомное пламя тело его охватило -
Бросился вслед за девой Моррей, злосчастный влюбленный,
Меч уже не вздымая, вращая копьем понапрасну.
Жалило буйное сердце только одно лишь желанье,
Сделался хмелен от страсти, взоры по кругу блуждали,
Лишь о Киприде и думал в неукротимом томленье!
200 [201]
Нимфа же с полководцем индов всего лишь играла,
Изображая вздохи и разного рода томленья
Девы влюбленной, и сердце Моррея взлетело до неба
В глупой надежде на счастье... Он мыслил: в сердце девичьем
Равная страсть пылает, что так же и дева томится;
О, безумный! - он мыслил благоразумную кожей
Черной своею прельстить, забыл он, каков его облик!
Но смеясь и лукавя в сердце коварном, вакханка
Близостью бедного дразнит, сказанье одно открывает
Недругу: как бежала некогда некая дева
210 [211]
От быстроногого Феба, подобного ветру Борею,
Как несчастная встала подле брега речного,
Уперевши девичьи стопы́ о струи Оронта,
Как земля расступилась у почвы зыбкой приречной,
В лоне гонимую деву из состраданья укрывши!
Развеселилося сердце Моррея от были древнейшей,
Только одно и печалило: ведь гонимую Дафну
Аполлон не настигнул и страстью не насладился...
Звал он медлительным Феба, Гею тем попрекал он,
Что сокрыла беглянку, не познавшую брака,
220 [221]
Сладостным жаром пылая, он трепетал и страшился,
Что Халкомеда любимая, точно как некогда Дафна
Пустится в быстрое бегство, девичество оберегая,
Как бы ему не остаться ни с чем, как Фебу когда-то!
Вот и ночной спустился мрак, окончилась битва,
И, одна, Халкомеда в чаще лесной блуждала,
След обнаружить желая безумного Диониса.
Не было с нею ни роптров, ни Рейи кимвалов презвонких,
Кои обряды Лиэя бессонного возвещали,
Шла она тихо, печально, не мысля о пляске веселой,
230 [231]
Губы молчанье хранили, столь непривычны к молчанью -
Ибо она понимала болезнь спасителя бога!
Робко и спотыкаясь Моррей вперед пробирался,
По сторонам озираясь, деву пытаясь увидеть,
Проклинал Фаэтонта поспешность, в мыслях царила
Мужа одна Халкомеда, шептал он нежные речи,
Голос его прерывался в безумье Кипридиной страсти,
Ибо ночные стрелы томлений сердце язвили:
"Прочь, о луки и стрелы Арея, могучей оружье
Сердце мое пронзило! Прочь, щиты и колчаны,
240 [241]
Сладкое жало желанья меча и дрота сильнее!
Не ополчусь против войска вакханок неистовых боле,
Отчего бога и землю, и влагу родную оставив,
Жертвенник я воздвигну Киприде и Дионису,
Бросив медный дрот Эниалия и Афины!
Боле не жжет меня пламень битвы, неумолимый
Эниалия светоч пламя страстей победило!
Нежным огнем я охвачен! Ах, если б в толпе суматошной
Сатиров мне оказаться нагих, забыться бы в пляске
Посреди бассарид, хотя бы ладонью коснуться
250 [251]
Локтя ее иль в объятьях сжать мою Халкомеду!
В край Дионис фригийский прислужника Дериадея
Пусть уведет под игом рабским, чтоб жил в меонийских
Я пределах, не в отчих, средь нив плодоносных, обильных!
Тмола, а не Кавказа желаю, хочу я отныне
Отчее имя инда отбросить и зваться лидийцем,
Эроса зваться рабом, склонившимся пред Дионисом!
Пусть Пактола потоки несут меня, а не Гидаспа!
Пусть Халкомеды жилище станет мне сладостным кровом!
Вакх и Киприда в битве объединясь, победили
260 [261]
Кровников Дериадея, пусть люди ныне промолвят:
"Страсть сразила Моррея, а тирс низвергнул Оронта!"
Так восклицал он, томяся - и мыслил о Халкомеде
Только единой, в смятенье чувств и мыслей, во мраке
Разгоралось сильнее пламя страстных томлений!
Вот уж и плотный сумрак безоблачный и бесшумный
Двигаясь сам собою, чернотою окутал
Все в этом мире, покровом и безмолвным, и зыбким.
Ни единый прохожий во граде не появился,
Ни одна из работниц не занималась работой,
270 [271]
И ни единой прялки под светочем не кружилось,
Круг совершая бессменный колеса неустанно
В пляске неостановимой из пряжи тянущего нити.
Жен прилежных сморила за светочем негасимым
Дневная злая работа, и даже ползучие змеи
Спали там, где заснули, гла́ву хвостом обвивая,
В кольца свернув тугие гибкое длинное тело.
Некий слон у соседних городских укреплений
Сладостным сном охвачен, спиной опирался о древо...
Только один бессонный, не ведающий покоя,
280 [281]
Ныне Моррей блуждает по граду без толку и цели.
Вот он жену Хейроби́ю спящею оставляет,
Вспоминает, шагая, сказанье о страсти древнейшей,
Что средь мужей киликийских, живущих у Тавра, ходило:
Узнает он жертву жала желанья в созвездьях,
Смотрит на дом небесный, парящий в горнем эфире,
Поминая Европы соложника, вышнего тура.
К северу обращает внимательный взор ревнивый,
Каллисто́ замечает и созвездье Повозки
Неподвижное видит - сразу же вспоминает,
290 [291]
Как под женским обличьем Лучницы к нимфе проникнул
Дий незримый... Подъявши взор свой Тельца повыше,
Миртила зрит, что древле пламенным был возничим,
Что способствовал браку и Гиппода́мейю-деву,
Подменив восковую сту́пицу на колеснице,
Пелопу все-таки выдал... Рядом с Кассиопеей
Крылья орел раскинул, соложник девы Эгины,
Сам же он вдруг уловок таких возжелал, чтобы рядом
Насладиться любовью с еще незамужнею девой...
И, бессонницей мучаясь, молвит он слово такое:
300 [301]
"Знаю как принял образ сатира Зевс всемогущий,
Дабы в облике этом деву поять Антиопу,
Насладившись любовью на радостных торжествах брачных;
Я желаю того же облика, чтобы в веселой
Пляске средь благорогих сатиров веселиться
И с Халкомедою-девой на ложе любви сочетаться!
Знаю теперь, Киферейя, почто ты на индов гневишься:
Жалят их дроты за то, что Гелия инды соседи,
Ты ведь забыть не в силах, как он тебя видел в ловушке!
Не Фаэтонт мой родитель - почто, Афродита, гневишься?
310 [311]
Не Пасифая мне матерь, быка соложница, даже
Ариадне не брат я! Камни и скалы, кричите:
По Халкомеде томлюся - она не желает О дроты,
Прочь! Смертоносные копья, прочь и быстрые стрелы!
И Арей не спасает от ярой в бою Афродиты!
Не победил меня Бромий - Эрос-малютка низвергнул!"
Так в ночи понапрасну в стонах Моррей изливался.
Сладкого Гипноса крылья над девою не простирались
Халкомедой беглянкой, - смерти вакханка искала,
В страхе перед безумным Морреем, страшилась, что страстью
320 [321]
Муж ослепленный принудит любовью ее сочетаться
С ним, ведь Вакха-владыки нет... К зыбям эритрейским
Путь она направляет в ночи и к волнам взывает:
"Ах, Мели́с, сколь блаженна ты, ведь не зная томлений
Страсти, ты мчишься по пенным зыбям Океана привольно,
Избежав домогательств безумного Дамнеменея!
Счастлив девичий удел твой! Томимого похотью мужа
На тебя ополчила пены дочь, Афродита -
Но хранит тебя влага, хоть и матерь Пафийки,
И умрешь ты в пучинах девушкой... Если б морская
330 [331]
Зыбь взяла Халкомеду, укрыла в глубях соленых,
Дабы она избежала безумных желаний Моррея!
Я бы тогда назвалася новою Бритомартидой,
Брака бегущею девой, за море убежавшей,
Дабы Миноса страсти в новой отчизне избегнуть!
Нет, не страшит меня похоть земли колебателя, бога
Посейдона, как древле Астери́ю страшила,
Гнал он ее неустанно по морю, пока Стреловержец
Остров, бегущий по водам под веяньем ветров свирепых,
Неподвижным не сделал, укоренив его в тверди!
340 [341]
Ах, прими меня, влага, в гостеприимное лоно,
После Мели́с - Халкомеду, новую Бритомартиду,
Что отказалась от брачных утех ненавистного мужа,
Дабы спаслась от Моррея и от самой Афродиты
Халкомедейя! О, сжалься! Спаси беззащитную деву!"
Молвила так, с мольбою к пене морской обращаясь.
И заплескалися зыби круговратные моря,
Ибо Фетида на помощь пришла служанке Лиэя;