может быть, протоптать тропку, уйти пешком? Должны же горы кончиться? По всем подсчетам, прошли уже больше, чем осталось. Можно и налегке попробовать пробиться. Лиска, правда, за брошенных лошадей всю жизнь грызть будет.
Теа вечером пыталась и сама завал пройти. В четвероногом обличье она держалась на снегу лучше, но все равно увязала. Квазимодо пришлось орать, чтобы она вернулась. Выползла, язык вывалился из пасти, пар валит. Прошла она по пологому вязкому подъему куда дальше мужчин, но даже до середины не дошла. Едва на лапах стояла, в мех набились комья снега. Из черно-бурой стала лиса снежно-бурой.
– И куда ты, детка, лезешь? – с укором пробурчал вор. – Видно же, что не пройдешь.
Бат выбрался из завала и, тяжело дыша, вытряхивал набившийся за голенища снег. Шапку он сунул за пояс, черные волосы намокли от пота. Барахтанье в снегу здорово согревало. Особенно если есть где посидеть и не остыть.
– Да, длинные ноги не всегда помогают, – сказал Квазимодо, помогая возчику отряхнуться.
– Что длинные, что короткие – слишком мягкий снег, – пропыхтел Бат, покосился на снег – там виднелись четкие вчерашние отпечатки когтистых лап Теа. – Госпожа Теа… Она лиса?
– Вроде как, – согласился вор.
– Я так и думал. Видел как-то в Красногорье волчьи следы. У них лапы шире.
– И чего?
– Легче было бы волку идти. Чувствуешь, как воздух теплеет? Наверное, скоро снег пойдет.
– Пойдет. Думаешь, нам на пользу?
– Если потом подморозит, корка схватится, может, и дальше пройдем, разглядим, что там наверху.
– Если будет корка, да еще плотная, как мы будем копать? – поинтересовался подошедший фуа.
Бат пожал плечами:
– Знать бы, что имеет смысл копать, так и корку можно пробить. Эх, никто не знает, как эти штуки, что на ноги надевать, делают? Были бы эти снегоходы, мигом бы взошли, осмотрелись.
– Чего нет, того нет, – сказал вор. – Да и кто их видел – снегоходы? Врут небось. Как тяжесть на ногах по такому снегу таскать?
– Ну, особо сложного ничего нет. Доски легкие нужны или плетенки какие. Подобрать можно. – Бат поскреб голову. – Я бы сделал, да не из чего. Разве что от бортов доски оторвать. Правда, они чересчур толстые.
– Покойники свои повозки почти все пожгли, – заметил вор. – Наши разбирай хоть целиком. Все равно, раз застряли, жечь придется. А из бочонков снегоходы сделать нельзя?
– Ну да, ну да… Только маловаты будут плашки, – с сомнением сказал Бат. – Разве что…
– Говори, не стесняйся.
– Ну, ей можно попробовать сделать. Когда на четырех лапах… вес меньше и…
– Делай, – быстро сказал вор. – Что нужно?
Теа чуть не двинула любимого по голове крышкой от котла.
– Где это видано, чтобы лиса с Холмов на бочонках ходила?! Совсем спятил, Полумордый?
– А где видано, чтобы рыжая лиса с Холмов чернела и по снегу бегала? Не рычи, дорогая.
Теа фыркнула чуть спокойнее:
– Что снег? Снег… Видела я этот снег. Что вы, способ посмешнее, чем подыхать с деревяшками на ногах, не выдумали?
– Мы будем думать, – заверил вор. – Бат обещает, что после обеда эти снегоходы сделает. Попробуешь, а?
– Чтоб вам от смеха околеть, – в сердцах пожелала лиска. – И почему я тебе, Полумордому, верю? Еще и обед вам, пиявкам безмозглым, варю.
– Пройдешь – мы потом всю дорогу сами готовить будем, – пообещал возлюбленный. – Ты только, пожалуйста, попробуй…
Снегоходы оказались приспособлением примитивным – плашки с неровно просверленными дырами, в которые продеты завязки из ремней, позаимствованных в мертвом лагере. Лиска уже и рычать перестала. Сидела пушистая на снегу, давала трогать себя за лапы. Занятый примеркой и возней с ремнями Бат преодолел робость, ползал на коленях. Ныр, получив от друга по ребрам, могучим усилием воли преодолел неудержимое желание немедленно обсудить новый облик Теа. По правде говоря, фуа и в рыжем цвете видел лиску только мельком. Теперь фуа подавал многочисленные советы по поводу снегоходов. В узлах и веревках он действительно разбирался.
Лиска для пробы проковыляла по снегу. Выглядело это довольно нелепо.
– Чтоб вам околеть, как рыбе вареной, – с тоской прорычало меховое создание.
– Ноги поднимай вертикально, и все получится, – деловито посоветовал Бат.
Лиса фыркнула и заковыляла к снеговому завалу. Вор догнал ее у самой кромки.
– Теа…
Лиска посмотрела искоса.
– Теа, если пройдешь, не возвращайся. Найдешь людей. Все будет нормально…
Лиса насмешливо оскалилась:
– Людей? Голая и бездомная? Нормально?
Квазимодо вытащил из-под полушубка мешочек:
– Здесь рубашка и немного мяса. Соврешь, что тебя ограбили…
– Врать ты у нас умелец. Пошел ты в задницу со своим мешочком. Еще муж называется…
Лиса медленно ковыляла по склону, лапы ее, правда, совсем не проваливались. Вор сунул мешочек под одежду. Убедить, собственно, и не надеялся. Связаны накрепко, а жаль. Жила бы рыжая, одноглазого бы вспоминала…
Время кончилось. Осталась только белая гора гнусного снега, почти смыкающегося с серым небом. Неразборчивая цепочка следов, уходящих к небу, исчезала между каменными холодными склонами. Квазимодо всегда умел ждать. В воровской профессии иначе долго не протянешь. Но сейчас сидеть было просто невыносимо. Одноглазый прохаживался вдоль полосы завала. Идти и заняться чем-то полезным не хватало сил. Очень глупо. Ныр и Бат сидели в снежной хижине, получившейся больше похожей на медвежью берлогу, обсуждали возможные конструкции снегоходов, подходящих для людей. Квазимодо подходил к ним, пытался думать о снегоходах или, на худой случай, о никогда не виданных медведях, но голова думать категорически отказывалась. Зато ноги вели обратно, к истоптанной границе завала, туда, где начинались отпечатки бочоночных обломков.
С неба начали срываться большие хлопья снега. Медленно кружась, опускались на белую землю. Небо на глазах темнело.
Уже в темноте подошли Бат и фуа.
– Пойдем поужинаем.
– Что-то не хочется, – пробормотал вор.
– Брось. – Ныр похлопал друга по плечу. – Она вернется. Рыжая сожрет эти горы и не подавится. Ты же ее знаешь.
– Ну да, ну да, – подтвердил Бат. – Хм… а почему, если не секрет, вы госпожу Теа рыжей называете?
– Не называй ее сейчас госпожой, – пробормотал вор.
– Рыжая она, – заверил возчика Ныр. – О-го-го, какая рыжая. До лета доживем – сам увидишь.
– Ну да, ну да, чего ж не дожить…
Черное, даже с бурым отливом, на белом снеге отличить легко, но Теа сейчас возвращалась вдоль самой скальной стены, ковыляя в тени склона. Квазимодо побежал туда. Бат и фуа бросились следом. Не доходя десяток шагов до ровного снега, лиска свалилась набок и прохрипела:
– Рожи отверните. Ква, срезай эти мудрозадые снегоступы.
От голой девушки валил пар. Когда Квазимодо кутал ее в плащ, ему показалось, что под спиной ненаглядной лиски шипит снег.
– Жарко, дерьмо собачье, – выдавила из себя Теа.
Ноги у нее были длинные, тащить неудобно, но вор справился.
В хижине мерцало маленькое пламя очага. Два плаща лиска откинула, осталась под одним одеялом. Говорить она не могла, пока кружка за кружкой не выхлебала полный котел взвара.
– Завал идет далеко. Шагов тысяча, может, больше. И высота… Но там дальше ущелье шире, и завал поворачивает языком вправо. А вдоль левой стены идет каменная полка. Снег под ней совсем рыхлый. Я мордой и лапами прорыла далеко. Если отсюда копать напрямую вдоль левой стены, будет шагов сто. Или двести. Не знаю. – Теа подняла котел и с шумом всосала остатки грушевой гущи. – Можно попробовать прокопаться, а, самцы недоделанные?
Рубя снег, Квазимодо думал о сказочных гномах. Говорят, в старину они прокапывали горы насквозь и даже пускали по своим туннелям тележки на механическом ходу. Кто бы мог подумать, что тебе, Полумордый, придется из себя гнома изображать?
Туннель тянулся широкий, как замковые ворота. Бросать лошадей или брать с собой – даже не обсуждали. В туннель должна пройти повозка. Ну и ладно, терять собственное имущество вор страшно не любил. Задыхаться, как боялись, под толстым слоем снега не пришлось. Дышать здесь было можно. Светильник, несмотря на свою тонкую чеканку и прочие украшения, с задачей освещения справлялся исправно. Квазимодо рыл, Теа помогала отгребать. Бат утрамбовывал стенки и свод. С его ростом это у возчика получалось неплохо. С левой стороны, вдоль скальной стены, снег довольно часто оседал, но это было не страшно. Чаще всего просто получались продушины, сквозь которые вдоль камня поступал свежий воздух. О толщине снега, висящего прямо над головой, Квазимодо старался не задумываться.
Сопели разгоряченные люди, от движений колебался огонек светильника. В туннеле было едва ли не теплее, чем в снежной хижине. Сейчас там Ныр стряпал ужин. Обычно даже фасоль у него получалась с привкусом рыбы, но уже три дня мужчины свято соблюдали обещание вора освободить лиску от готовки. Теа ворчала, что ее отравят. Лучше всех стряпня получалась у Бата. Готовил возчик с той же обстоятельностью, с какой ремонтировал упряжь или мастерил снегоходы. Вполне полезным парнем оказался долговязый глорец.
А у Квазимодо хорошо получалось рыть. Это все признали. Он шел первым, энергично работая лопатой. Невысокий рост в таком занятии был скорее плюсом, а выносливости в худощавом теле хватало на четверых. Вот и гадай после этого, какую профессию нужно было выбирать. Землекопом давно уж разбогател бы…
В кратких перерывах между работой лиска развлекала копателей описаниями долины по ту сторону завала. Недостижимая «та сторона» становилась чем-то сказочным и манящим вроде страны Меда, о которой рассказывают детям. Вроде бы и дорога на той стороне свободна, и даже река безо льда течет. Открытую воду путешественники видели уже давным-давно. Еще лиска встретила человека, единственного из каравана, кому почти удалось одолеть снежную преграду. Замерз бедняга, должно быть, уже видя свободную дорогу. Вот так: один идет вперед, другие назад, третьи сидят на месте – а конец у всех один. О том одиноком парне четверо снегокопов много разговаривали – жалели и надеялись, что там, где один прошел, компанией уж точно прорваться можно.