– Вы, конечно, обратились к профессору?
– Он сказал, что это временное явление и теперь Патриция пойдет на поправку. Пообещал, что скоро выпишет ее. Но ей не становилось лучше, и она не признавала ни меня, ни наших детей. Я понял, что меня водят за нос, и забрал Патрицию из больницы, надеясь, что дома память к ней вернется. Но этого не произошло. Чтобы не травмировать детей, мне пришлось отдать их в интернат. Патриция заняла отдельную комнату и днями бродит привидением по дому. Со мной почти не контактирует, но иногда я слышу, как она разговаривает сама с собой, вечно поминает какого-то скрипача по фамилии Тернер. Я наводил справки, но в Сент-Ривере есть кондитерская Тернера, дантист Тернер, даже барабанщик Тернер, но о скрипаче Тернере никто не слыхивал.
– А ее вы не спросили?
– Спросил. Она сказала: «Не вашего ума дело». Мне она теперь говорит «вы».
– И вы обратились в суд?
– Я подал жалобу в полицию. Собственно, он и не отрицал, что провел сеанс гипноза или чего там, не получив согласия ни Патриции, ни моего. Поэтому я не сомневался, что дело совершенно ясное. Ведь в результате этого сеанса пострадала психика Патриции и пострадала так, что никакие улучшения в ее состоянии не могут компенсировать нанесенный ей ущерб.
– Когда вы поняли, что не выиграете дело?
– Решение присяжных было для меня, как гром среди ясного неба…
– Вы подавали апелляцию?
– Нет. Мой адвокат отговорил меня, сославшись на какие-то юридические заковырки, в которых я мало смыслю. Но я до сих пор не уверен, что был прав, пойдя у него на поводу.
Вспомнив свою легенду, Бруно спросил:
– Простите, полковник, если мой вопрос покажется вам бестактным, как вы себя ощущаете, ведь вы фактически потеряли жену?
Брови полковника схватились за мачете. Он сделал глубокий вздох и как можно спокойней произнес:
– Вы… – Затем секунду помедлил и закричал: – Эстер, проводите господина Квина!
Появилась обладательница белокурой головки. Улыбка быстро сползла с ее милого личика.
– Слушаюсь, господин Слоу, – сказала она и выжидательно уставилась на Бруно, которому ничего не оставалось, как кивнуть полковнику и направиться к двери.
Выйдя из дома, Райновски оглянулся. Эстер вскрикнула, зажав ладошкой рот.
– Вы, вы… Я узнала вас. Вы Бруно Райновски!
Бруно приблизился к девушке.
– Тише, прошу вас. Да, я Бруно Райновски. Пожалуйста, ни слова полковнику. Я вам все объясню. – Он извлек из пиджачного кармана визитку и вручил девушке. – Пожалуйста, найдите возможность сегодня зайти ко мне. Это очень важно.
Эстер заговорщицки оглянулась и спрятала визитку в карман передника.
– Я постараюсь.
Выйдя от Слоу, Райновски задал себе лишь один вопрос: «И что, этот человек мог убить Вольфганга Шмида, а может, еще и пару других присяжных, если не убить, то организовать похищение?» Положительного ответа не нашлось. Легче было представить, что он убил профессора Краузе. Что ж, надо поспешить встретиться с профессором!
Но к разговору следовало подготовиться, поскольку предстояло непростое общение с весьма непростым собеседником.
Вернувшись домой, Райновски сразу уселся за компьютер. Письмо от Пэтмена ждало его в почтовом ящике, и к нему была прикреплена папка с материалами по делу профессора. Здесь были копии протоколов заседаний суда, были свидетельства экспертов, досудебные показания свидетелей и обвиняемого. Был и протокол заседания жюри присяжных.
Большая часть материалов практически не содержала ничего такого, что как-то могло бы изменить уже сложившееся представление Бруно о процессе профессора Краузе. Но несколько относительно новых фактов ему удалось все же извлечь. Например, он узнал, что решение присяжных не было единогласным. Вольфганг Шмид, Генри Голдсмит и Тед Густавсон голосовали одинаково, то есть, сочли обвинение необоснованным. Разумеется, так голосовали не только они. Но ясно, что существовало и другое мнение, составленное на основе тех же фактов. Аргументы этой, иной точки зрения показались Бруно вполне убедительными. Но что-то в этом протоколе его все же не устраивало. Интуиция? Возможно… Ведь это верное оружие любого детектива, а Бруно Райновски всегда причислял себя к ним, хотя ни за что не признался бы в этом вслух.
Впрочем, к протоколу можно будет вернуться и после беседы с господином Краузе.
Ближе к вечеру ему сообщили, что в торговом зале его дожидается девушка. Бруно спустился вниз.
– Простите меня, Эстер, за утреннее… недоразумение. Я должен загладить свою вину. Рядом есть уютное кафе, и мы могли бы поужинать. Что скажете?
– Спасибо, в другой раз. – Бруно не мог не отметить, как улыбка идет этой и без того миловидной девушке. – Разве что чашку кофе, у меня просто нет времени. Полковник…
Бруно заказал кофе с пирожными девушке и себе.
– Я сразу заподозрила что-то неладное, ведь я знаю, что Эллери Квин всего лишь псевдоним… Но вы мне кого-то напомнили, а кого – я поняла, лишь когда вы уходили.
– Да, это была не лучшая идея – назваться Эллери Квином. Я был уверен, что полковник не читает детективы, но я не учел, что… что у него есть очаровательная служащая…
Эстер вспыхнула. Она не знала, надо ли благодарить за столь откровенный комплимент, поэтому взглянула на часики и сказала:
– Я спешу.
– Да, извините. У меня есть к вам несколько вопросов. Если не возражаете.
Девушка молча кивнула.
– Вы давно служите у Слоу? Ох, простите, я сморозил глупость…
– Почему?
– Полагаю, что вам не больше девятнадцати…
Эстер усмехнулась.
– Да. Действительно, я работаю у них год.
– Вам конечно известна их история?
– Они какие-то странные. Миссис Слоу утверждает, что едва знакома с полковником, а тот считает ее своей женой.
– Но обратите внимание, что у них одинаковая фамилия.
– Да, но Патриция требует, чтобы ее называли Патрицией Кальдера. Полковник сказал, что это ее девичья фамилия.
– Вам что-нибудь известно о судебном процессе, который Джим Слоу затеял против профессора Краузе?
– Нет.
Бруно пришлось изложить вкратце суть дела и рассказать о смерти Вольфганга Шмида и исчезновении двух присяжных. Выслушав, Эстер снова взглянула на часы.
– Мне уже надо идти, иначе полковник убьет меня.
– Скажите, Эстер, вы поверите, если я скажу вам, что Шмида убил никто иной как Джим Слоу?
Эстер вскрикнула.
– Не может этого быть!
– Но почему? Вы только что сказали, что опасаетесь за свою жизнь!
– Да. Но мне есть, чего опасаться. А вот Шмида или еще кого он убить не мог – он просто не выходит из дома!
– Как вы можете гарантировать, что сейчас, например, полковник не разгуливает по городу?
Девушка смутилась.
– Не знаю… Порой он такой страшный…
– Убийство произошло в Тотридже. Чтобы совершить его полковнику пришлось бы исчезнуть из поля вашего зрения хотя бы часов на пять. У вас, наверное, бывают выходные?
– Конечно.
– Вспомните, пожалуйста, где вы были 17 мая?
Девушка снова вскрикнула и прижала левую ладошку ко рту. Райновски откровенно любовался ею.
– Это мой день рождения! Я рано утром уехала к родителям и вернулась лишь на следующий день… Полковник даже предлагал отпустить меня в субботу, но мне не захотелось, а он не настаивал. Неужели?.. – она вскочила и почти побежала к выходу из кафе.
– Ваша сумочка, Эстер! – окликнул ее Бруно и снял модную кожаную сумочку со спинки стула.
Эстер вернулась чтобы взять забытую вещь, но Бруно крепко держал сумку за ремешок.
– Я еще увижу вас? – спросил он.
– Если захотите, но только не оставляйте мою сумочку в залог!
Бруно хмыкнул и разжал пальцы.
Николь. Да, идея назваться Квином оказалась не слишком удачной.
Мэриэл. Это как посмотреть. Благодаря ей Бруно познакомился с очаровательной девушкой!
Николь. Может быть. Но в семье Слоу разыгралась настоящая трагедия. Только в чем вина Краузе? Он ведь хотел помочь.
Мэриэл. Мне кажется, что жизнь этой семьи была далеко не безоблачной и до вмешательства профессора, просто к той ситуации они уже как-то приспособились.
Николь. Ты считаешь, что это Слоу начал охоту на присяжных?
Мэриэл. Пока мне, как, по-видимому, и Райновски, это представляется маловероятным, скорее, он разобрался бы с Краузе.
Николь. А, может, он решил так запугать Краузе, чтобы заставить его вернуть все к прежней ситуации.
Мэриэл. Это слишком заумно. Кроме того, тебе не кажется, что, если бы Краузе мог это сделать, он бы и без всякого давления со стороны полковника обошелся. Его бы такой поворот событий избавил от многих неприятностей.
Николь. Да, конечно, но Слоу мог считать иначе.
Я не была так благодушно настроена по отношению к полковнику Слоу, как Мэриэл и Бруно, а слова моей подруги восприняла как очередной подвох. К тому же, где он был вечером 17 мая? Возможно, мы это еще узнаем. Я отдала рукопись Мэриэл.
Глава восьмаяПитер Краузе
Кабинет психиатра был больше похож на кабинет писателя. Стеллажи с книгами, большой письменный стол с прильнувшим к нему современным компьютерным столиком. Компьютер последней модели.
Несколько выпадали из стиля два больших старомодных кресла, сидеть в которых, тем не менее, было очень удобно.
– О да, вы очень молоды, друг мой, – воскликнул профессор, едва Райновски назвал себя.
– Я так не считаю, – возразил Бруно, смягчив свое заявление улыбкой.
– Ничего, это быстро проходит, – успокоил профессор. – Я вообразил, что мне предстоит встреча с ровесником старины Пэтмана, – усмехнувшись, пояснил Краузе. – Хотите что-нибудь выпить?
– Не сейчас.
– Как хотите. Так чем вас заинтересовало мое неприглядное, с точки зрения общепринятой морали, прошлое?
– Право, профессор, я не склонен оценивать с этой позиции ваши проблемы, меня интересуют факты.
– Факты, говорите? Нет более расплывчатого понятия. Ведь именно факты настолько неоднозначны, что рассказать о них непросто, вы должны понять, что я могу вам описать только то, что сам наблюдал, но с любой другой точки зрения все это может выглядеть иначе.