Родилась в Казани. По образованию биолог-генетик (окончила биофак казанского госуниверситета, кандидат биологических наук). В начале девяностых уехала работать в Германию, университет города Гиссена. Спустя пять лет вышла замуж за немца, поселилась в городе Хайнсберге (Северная Вестфалия), где по настоящее время живет и работает на фирме «Dr. Hahnen GmbH». Семь лет назад решилась осуществить давнюю мечту — начала писать короткие рассказы. Участвовала в сетевых литературных конкурсах, например, «Золотая Чаша-2010» Печаталась в газете «Звезда Поволжья», в журналах «Зарубежные задворки», «Carte Blanche», «Семейка», «Ночь непрощения», «Дети Дафны и Аполлона», «Романтика 2014», «Писатель года 2013», «Автограф» и в антологии «Ностальгия», 2017 г. Финалист премии «Писатель года 2015».
Четыре фазы Брошенного мужа
— Ты слышала, Сибилла и Свен разводятся? Странно, однако! — изображая равнодушие, сказал муж.
Я кивнула в ответ.
Про то, что Свен и Сибилла разводятся, я слышала уже раз пять. В нашем провинциальном городке чета Зеенхофер слыла за идеальную пару. Никто и подумать не мог, что Сибилла, после двадцати трех лет совместной жизни бросит супруга.
Вечером муж объявил, что пригласил Свена в ближайшую субботу на бокал вина. И, словно оправдываясь, что не спросил моего разрешения, добавил:
— Ему так одиноко и тоскливо, вот я и подумал — пусть придет, выпьем, поболтаем…
Лично мне Свен всегда был очень симпатичен. Мы часто виделись с ним в гостях у общих знакомых, да и у нас дома они с Сибиллой частенько бывали.
Свену скоро пятьдесят. Ни пуза нет, ни лысины — подтянутый, прямой и аккуратный, с кроткой улыбкой на идеально выбритой, вполне мужественной физиономии. В общем, нормальный бюргер, вполне успешный: должность программиста на солидной фирме, собственный двухэтажный особняк с садом, двое взрослых сыновей и собака. И волоокая грудастая Сибилла — его супруга. Все здоровы и, как до недавнего времени казалось, довольны жизнью. «И чего им только не хватало», — твердили все, кто слышал о разводе Свена и Сибиллы.
В субботу вечером Свен пришел с подарком — бутылкой недорогого игристого. Едва усевшись за стол, сразу же откупорил бутылку, бормоча извинения, что не успел охладить. Изверглась мощная струя пены, я суетливо подставляла бокалы, но все равно на скатерти появилась большая лужа. Мы выпили теплого шампанского и, минуя болтовню о погоде и прочих банальностях, заговорили о разводе. Вернее, заговорил сам Свен.
— Вы про нас с Сибиллой знаете? — криво улыбаясь, спросил он.
— Знаем, — ответила я. — Только не понимаем, почему вы…
— О, я тоже поначалу не мог понять! — воскликнул Свен. — Это было так неожиданно!
— Для нас тоже! — кивнул муж. — Что там у вас произошло?
— И как понимать твою бутылку шампанского — это от радости или как? — добавила я.
— Ну, думаю, мне есть, что отпраздновать, — серьезно ответил Свен. — Я сегодня достиг четвертой фазы.
Мы с мужем переглянулись, и он вкрадчиво переспросил:
— Какой фазы ты достиг?
Свен опустил голову, сдвинул брови, и, помолчав, стал размеренно, словно читал доклад, говорить.
— Хотя это было и непросто, мне все же удалось решить проблему, разложив ее на составляющие и выделив хронологические этапы моей реакции на случившееся. Логично, не правда ли?
Зависла пауза. Я не знала, что ответить, поскольку не совсем поняла, что сказал Свен. А он между тем продолжил:
— Я прочитал несколько специальных книг по этому вопросу. Там все объясняется. У индивидуума, которого покинул его партнер, наблюдается четыре периода, или четыре фазы реагирования на случившееся.
— Четыре фазы? — переспросил муж. — А я и не знал.
Муж уже имел за плечами один развод. Я, кстати, тоже. Наверное, у нас было не так, как у Свена, потому что мы оба ни разу не слышали про какие-то фазы.
— Да, да, четыре фазы, — кивнул Свен. — Вот такие. Первая фаза называется: «Не верю!». Это когда тебя партнер внезапно огорошил заявлением о разводе, и ты просто отказываешься в это поверить, и…
— А вторая? — перебила его я.
— Вторая — это «Негодование», взрыв отрицательных эмоций, ревности, ты чувствуешь обиду…
Свен долго еще рассказывал об отрицательных эмоциях, которые бывают во второй фазе, пока муж не спросил про третью фазу. И Свен снова пустился в пространные объяснения, что в третьей фазе, обозначенной психологами как «Проблески надежды», наблюдается положительный сдвиг эмоций в конструктивную сторону. К тому времени, когда мы добрались до четвертой фазы, которую Свен обозначил как «Планы на будущее», я спросила — а что Сибилла, знает про эти твои четыре фазы?
— А как же! — ответил Свен. — Я ей подробно рассказал о своих ощущениях… Даже написал на бумаге, все по пунктам. Но, увы, ей это не интересно…
— Послушай, я что-то все равно не понял, а почему Сибилла хочет развод? — спросил муж.
Свен пожал плечами и, пробормотав что-то невнятное про эмансипацию, начал описывать, каким образом у него состоялся переход из третьей фазы в четвертую.
— Погоди, ты что, не знаешь, почему Сибилла от тебя ушла? Ей что-то не нравилось, раз она требует развод? — не унимался муж.
Свен задумался и, помолчав, изрек:
— Видишь ли, проанализировав ситуацию, я понял, что мы негармоничная пара. Сибилла никогда не пыталась меня выслушать и понять. Даже сейчас — когда я пытаюсь рассказать о своих ощущениях и моей реакции на развод, она блокирует…
— То есть о твоих фазах? — выпалила я. — А ты ее спросил, как она себя чувствует?
— Да хорошо она себя чувствует, и спрашивать не надо, — Свен ухмыльнулся. — Аж сияет вся…
Свен ушел уже за полночь, проговорив еще битых три часа про свои ощущения в каждой из четырех фаз, которые, по его убеждению, должны наблюдаться у каждого, кто расстается со своим супругом. Мы тщетно пытались перевести разговор на другую тему, но, увы! Ничто другое Свена не интересовало… И мы смирились.
На другой день я увидела Сибиллу — она стремительно шла по противоположной стороне улицы, не замечая меня. Окликать ее я не стала — пусть торопится по своим делам. Мне хватило мгновения, чтобы понять — Свен был прав: она сияет…
Странная дама из Дюссельдорфа
Недавно в Дюссельдорфе, в холостяцкой квартире поэта В. из Донецка, собралась компания… как бы поточнее сформулировать… скажем, русскоязычных творческих людей. Осколки советской интеллигенции. Собрались «осколки» не просто так, а послушать и пообщаться с прибывшим из Москвы поэтом Э.
По мнению моего доброго старого друга, поэта В., московский гость был известен и талантлив. Стихи, которые весь вечер читал Э., были и правда замечательными… Но не о нем я хотела рассказать, а о странной даме, присутствующей среди нас и в то же время будто бы отсутствовавшей.
Странная дама не присоединилась к толпе вокруг московского поэта, а стояла в сторонке. Ее губы беззвучно шевелились, глаза блестели. Она то кивала, то хмурилась, то улыбалась… А рядом никого не было. Я с интересом наблюдала за дамой. Может, сумасшедшая? Казалось, она не замечает никого вокруг и поглощена разговором с только ей одной видимым собеседником. Вдруг странная дама посмотрела на меня и улыбнулась, мило и смущенно. Я тоже улыбнулась.
— Я сочиняю рассказ, — сказала она.
— А, понятно! — ответила я и спросила, когда этот рассказ будет написан и где выложен (вот дурацкое словцо!). Я бы прочитала. Но странная дама ответила:
— Он не будет написан! Я сочиняю его для себя и не собираюсь ничего записывать. Это мой рассказ, он только для меня, меня одной. Никогда и никому его не покажу!
Сказано это было с некоторым негодованием. Я пожала плечами. Как будет угодно, если ей так нравится. И отошла в сторонку. Моя странная дама вновь зашептала, заулыбалась в никуда… Почему-то вспомнились строки Мандельштама — «Она еще не родилась, она и
музыка и слово, и потому всего живого ненарушаемая связь…». Вот рядом, в нескольких шагах от меня происходит рождение, быть может, чего-то прекрасного, которому не суждено стать ни музыкой, ни словом… Никогда. Потому что никто это не увидит. Не услышит…
Может, оно и к лучшему, что такие странные дамы существуют? Пишут для себя, только для себя. Никто и никогда не узнает, о чем. Афродита так и останется пеной… Уж сколько всего понаписали да повыкладывали в бездонный интернет! Иной раз проведешь пару часиков на литсайте, читаешь, читаешь, аж тошно становится.
Честно говоря, не хотелось мне этот рассказик «выкладывать». Ан нет!..
А секса нет
Вера проснулась оттого, что у нее занемела рука — стала твердой и холодной, как у покойника. Такое случалось в последнее время. «Наверное, возраст, — подумала она. — Черт возьми, уже пятьдесят стукнуло. Как быстро…»
Стряхивая онемение, Вера потрясла кистью, поворочалась и попыталась уснуть. Была суббота, рассвет за окном едва брезжил. Рядом похрапывал муж. Неуклюже придвинувшись, Вера закинула ногу на мужа, прижалась к нему мягким телом. Он перестал храпеть. Единственная реакция на льнувшую к нему жену.
Вера отодвинулась и, сощурившись, стала разглядывать лицо своего Валеры. Она часто в последнее время украдкой наблюдала за ним, пытаясь понять, что происходит. А точнее, почему давно ничего не происходит, и они всего лишь, в прямом смысле слова, спят в одной постели. Целомудренно. Секса нет…
Мужу несколько месяцев назад тоже стукнул «полтинник», но казалось, его тело живет в другом времени — не столь безжалостно разрушающем и старящим. Он не располнел, не стал дряблым. Хотя проплешины, напоминающие макдональдскую «М», все же появились. Верино лицо с возрастом округлилось, припухло, а у Валеры лишь подбородок стал чуть массивнее, да плечи раздались вширь. Когда-то в молодости он комплексовал от своей худобы… Несколько морщин на лбу не только не портили, а, странным образом, даже шли Валере, делали мужественнее. Сексапильнее. Именно последнее тревожило Веру.