Когда в саду на бис
Играла медная труба
Осенний вальс каприз.
И, грустных песен не любя,
Умолк веселый чиж,
А дождь оплакивал себя,
Слезой стекая с крыш.
Шептала желтая листва,
Рассыпавшись кругом,
Лишь ей понятные слова,
Умытые дождем.
Вдруг солнца луч сквозь облака
Блеснул и вмиг исчез,
Как будто сильная рука
Сомкнула свод небес.
А я не вижу дождь и мглу
В ненастный серый день.
«Люблю! Люблю! Люблю! Люблю!»
Мне повторять не лень!
Я не люблю осенние рассветы
Рассветы не люблю встречать осенние,
А я люблю их раннею весной,
Люблю пернатых слушать песнопения,
Недавно возвратившихся домой.
Люблю дожди, но не дожди осенние,
Люблю я те, которые весной,
Чтоб расцветало каждое растение,
Политое небесною водой.
Я не люблю, когда плоды осенние
Срывает лихо ветер озорной,
А у меня другое предпочтение —
Цветение черемухи весной.
Я не люблю, когда порой осеннею —
Туман, а небеса покрыты мглой,
Но я люблю с веселым настроением
Встречать зарю весеннею порой.
Синица и попугай
От вражеских когтей спасаясь,
Коварство Коршуна кляня,
Синица в клетку Попугая
Влетела на исходе дня.
И гостью бедную пугая,
Раздался вдруг из темноты
Счастливый голос Попугая:
«Я рад, что прилетела ты!»
Синица спела: «Очень каюсь,
Но я в испуге невзначай
В твой терем, от врага спасаясь,
Влетела, мистер Попугай».
«Я очень даже рад, Синица,
Мне скучно, — молвил Попугай. —
Есть в клетке зёрна и водица!
Не улетай, не улетай!»
Увы, расстались обе птицы,
Кивнув друг другу головой.
Свобода в небе для Синицы
Дороже клетки золотой!
Так повелось на белом свете:
Одним летать, другим жить в клети.
Ах, если бы!
Был бы молод я и не женат,
Как веселый рыцарь Дон Жуан,
Вдаль бы мчался, не страшась преград
На защиту дам — во вражий стан.
Словно царь мудрейший Соломон,
Как ценитель сладостных утех,
Щедростью своей пленил бы жен,
Умоляя Бога простить грех.
Был бы молод я и не женат,
То влюбился бы тогда безмерно
В ту, что всех прекрасней во сто крат —
Нежную прелестницу, царевну.
Был бы молод я и не женат,
Постарался бы волшебным словом
Всех без исключения подряд
Дам околдовать, как Казанова!
Был бы молод я и не женат,
Ночи напролет до встречи с утром,
Я свою любимую бы рад
Целовать со страстью Камасутры!
Знаю многих, кто давно женат.
Несмотря на прожитые годы,
И всерьез и в шутку говорят,
Что любовь зависит от свободы!
Басня
Лиса похвастаться решила
Своею хитростью и силой
И доказала это наспех
Всем петухам и курам на смех.
Ах! Захотелось ей, Лисице,
Добычей легкой поживиться,
Подумала, ведь чепуха —
Поймать любого Петуха.
Повыше задирая нос,
Сказала: «Это не вопрос,
Съем у зверей перед глазами
Петра со всеми потрохами!»
Она отправилась в атаку,
Но Петушок был бойкий в драке —
Плутовку из последних сил
Ударом метким угостил,
Ей ловко всунув под ребро
Остроконечное перо.
В глазах Плутовки свет потух —
Так заклевал ее Петух.
И все зверье понять сумело,
Что побеждает в ратном деле
Боец, который посмелее,
Чем хвастунишки и злодеи!
Мадонна
Гляжу я из окна вагона —
Выходит женщина из леса,
Она прекрасна, как мадонна,
Она прелестна, как принцесса!
Она сбежала в лес из Рая
Решать небесные проблемы:
Ей кавалера не хватает
В садах прекрасного Эдема.
В Эдеме жалуются дамы,
Возможно и не без причины,
Помимо старого Адама,
Нет настоящего мужчины!
Бегут из Рая, как из зоны,
В леса заманчивой чужбины
Несостоявшиеся жены —
На поиск своего мужчины.
Нежность
Нет силе нежности предела,
Как неприступная броня,
Хранит союз сердец и тела
В потоках страстного огня.
Она пленит легко, но сладко,
Не выпуская из оков,
И посылает нам украдкой
Непревзойденную любовь.
Дарите нежность полной мерой,
Она сильней потоков слов.
Дарите дамам, кавалеры,
Тепло за верную любовь!
Улыбка судьбыРоманс
Помню девушку с русой косой,
Томный взгляд голубых ее глаз.
Я влюбился весенней порой,
Я влюбился тогда в первый раз.
Первый раз испытанье любовью
Унесло мой душевный покой.
Мне казалось, в глазах чернобровых
Отражается рай неземной.
Но Фортуна, шутя, улыбалась,
Притворяясь лукавой лисой.
В жизни рядом со мной оказалась
Кареглазая с черной косой.
Что поделать с собой, я не знаю.
Но, плененный другою красой,
Я, грустя, иногда вспоминаю
Синеглазую с русой косой.
Жадность не порок
Нет, нет! Я вовсе не пророк!
По пальцам чувства не считаю.
Но жадность — не всегда порок!
Об этом я прекрасно знаю.
Я жаден деньги отдавать
Грабителям и хулиганам.
Я жаден гостя принимать
С бездонным…
Собственным стаканом.
Я жаден чувства раздавать
И похвалы дарить заочно.
Я жаден с жадным пировать…
Нет! Жадность —
Не всегда порочна!
Се ля ви
Путь людской, словно Космос безмерный,
Но подобно букетам цветов,
Увядаем в теченье мгновений,
Превращаясь в седых стариков.
Наши годы, как птицы, умчались
В бесконечные время и даль
И, как память прошедшего стали,
Навевая тоску и печаль!
Спозаранку встречая рассветы
И знамена вечерней зари,
Мы Творцу посылаем приветы
И поклоны за эти дары.
Отзываются в душах тревожно
Голоса позабытой любви,
Но судьбу повторить невозможно:
«Се ля ви, се ля ви, се ля ви!»
Валентин ЕМЕЛИН / Арендаль, Норвегия /
Живет в Арендале (Норвегия). Работает в Центре сотрудничества с Программой ООН по окружающей среде ГРИД-Арендал, старший советник, директор программы. Переводы с английского, немецкого, шведского, датского и норвежского языков публиковались в журналах «Эмигрантская Лира» (Бельгия), «Интер-поэзия» (США), «Вышгород» (Эстония), «Белый Ворон» (Россия); поэмы и стихи — в журнале «Белый Ворон» и сетевых журналах «Белый Мамонт», «Буквица» и «Золотое Руно». Автор перевода семейной саги Денниса Нурксе «Голоса над Водой», автор и редактор (совместно с Галиной Ицкович) сборника переводов «Женская поэзия Америки» и сборника стихов 9 авторов «Истории. Нарративная поэзия XXI». Лауреат 4-го Международного Фестиваля русской поэзии и культуры «Арфа Давида» (1 место); серебряный призер Пятого Всемирного фестиваля «Эмигрантская Лира», финалист 13-го Международного Фестиваля русской поэзии «Пушкин в Британии» и «Кубка Балтии-2015».
Бусы
сначала звук оборванной струной
и капли солнца раскатились леденцами
по кафельному полу
они легко касались
теплой гладкой стороной
названия не помню
будто бы авто
но нет не то
в котором ты катал меня тайком
жаль в темноте не разгляжу лицо
за этим бубликом
за этим колесом
как двое наших огольцов
на пару разломив
его уписывали с молоком
тогда корову мы еще держали
весной отец вернулся
мы его не ждали
оттуда
но вмешался исполком
и там разобрались
всего через два года отпустили
да в забой
его не взяли
был не в силе
помню все прятал под подушку хлеб
ночами
жевал его обломками зубов
скитаться нам пришлось вначале
по койкам
стройкам
дела непочатый край
потом
она
и не согреться
голод без конца
убей не помню твоего лица
как будто сигаретой
в карточку
и пеплом по краям
где экипаж
участвовал в боях
и ты с нее пришел
и все наладилось все было хорошо
потом обрыв
как внуки родились
квартиру дали
но восьмой этаж
стандартных тридцать пять
жилые две