От станции метро «Сокольники» до входа в парк повсюду продаются глиняные обезьянки, прыгающие на резинках мячики, конфеты петушки на палочке, веера. А в парке аттракционы: цепочная карусель, колесо обозрения, качели-лодочки.
— Напишите поподробнее о своих родителях, — просят читатели.
Как объяснить, что о жизни родителей, когда они были детьми и подростками, я не знаю. Сейчас остается только сожалеть, что не просила маму и папу рассказать об их детстве и юности.
Именно поэтому, проводя встречи с детьми разных возрастов, я призываю их задавать вопросы мамам, папам, бабушкам и дедушкам о прошлом.
Валерий РЫЛЬЦОВ / Ростов-на-Дону /
Bалерий Александрович Рыльцов родился в 1949 г. Окончил Таганрогский радиотехнический институт. Автор книг «След на камне», «Круженье желтого листа», «Право на выдох», «Пора камнепада». Участвовал в сборниках «Перевал», «Перекресток», «Слово», «Талисман». В серии «32-е полосы» представлен книгами «Направленье к земному ядру», «Птица с перьями голубыми», «Черная метка Этана». С 2000 г. состоит в Союзе российских писателей. Проживает в Ростове-на-Дону.
Бессонница
Память бессмысленно ставит уколы —
Девочка Ира — начальная школа
Краткого курса любовных услад.
И возникал за твоим алфавитом
Данный на зависть любым Афродитам
Остров сокровищ от шеи до пят.
Там, где в чужом недостроенном доме.
С зимней луною в оконном проеме
Жадно касались пружин бытия
В дивном краю, где нам было семнадцать,
Грезил холмами твоих гравитаций,
Но устремлялся в другие края.
Кто начертал, набросал, накорябал
Кроки кривых орбитальных парабол
И для чего их теперь ворошит
Там, где от хлама ломаются полки,
Там где разбитой посуды осколки —
В необитаемой части души.
Где обретаешься щедрой и доброй,
Где не предстала мегерой и коброй,
Где остаешься царевной морской.
Видится в тусклом ведьмовском кристалле
То, что когда-то бездумно оставил —
Весь непрочитанный наш гороскоп.
Жизнь переждя, ни о чем не жалея
Вот он я — здесь — как комета Галлея.
В сердце которой лишь камень да лед.
Путь через тьму умножает потери
И не достанет вселенских материй
Реанимировать памятный год.
Я околдован холмами другими,
В черной реке ворожат берегини,
Дурней прельщая округлостью плеч,
Дружно внушают забыть о потерях,
Руководясь существительным «берег»,
Не разумея глагола «беречь»
Юность легка на такие кульбиты,
Дева, я предал реалии быта,
Сжег все мосты и сорвал якоря,
Стал дезертиром любовной истомы
Ради служения слову пустому
И безрассудно тебя потерял.
Что говорить — человек это остов,
Должен душой обрасти до погоста,
Если не смог — для чего приходил?
Выпустить пар из небесных градирен?
Кто в соловьях — Алконост или Сирин?
Ладан паленый чадящих кадил.
В диком саду, где любовь — орхидея,
Климат не тот и напрасна затея
Жизнь положить за священный цветок,
Если природа щедра на подделки,
Если на секс переводятся стрелки,
Если бесчинствует страсти каток.
Нет ни прощения, ни оправданья
Тем, кто бродил за рекой Потуданью
И воротился хромой и больной.
Вздорною правдой марая тетради,
Девочка Ира, тебя я утратил…
Реет твой призрак под зимней луной.
«Покуда в нас удаль гудела…»
«И есть еще время молиться
О встрече на том берегу».
Покуда в нас удаль гудела,
любая беда не брала
и Люба Захарченко пела
о вольном размахе крыла.
Поэты — всего лишь стажеры
на курсах страданий и бед,
где нет уже Вити и Жоры,
и Эдика с Лёнею нет.
Жесток отмеряющий сроки
транзита из праха во прах.
И Костя ушел в Таганроге,
а Юрка — в Саянских горах.
Обрушилась старая крепость,
идет Атлантида ко дну
и Люба — такая нелепость —
уже не настроит струну.
Мы племя несущих расходы,
с порядком вещей не мирясь,
нас гробят болячки и годы,
и злобная мелкая мразь.
Лишь мне одному обломилось,
пред памятью павших в долгу —
молиться, как Люба молилась:
о встрече на том берегу.
«Мой старый приятель, плесни…»
Мой старый приятель, плесни
Чего-нибудь доброго в рюмку.
Колеблемый ветром тростник
Не вечно пребудет угрюмым.
Дорога, ведущая в ад,
Не важно, болото ли, степь ли,
Но сладок недолгий закат,
Но дышат дрожащие стебли,
Забыв и надлом, и надрыв,
Блаженствуя фибрами всеми,
И воздух, хранимый внутри,
Спасает какое-то время
От гиблого бремени лет.
Лелея хмельную истому,
Махнем обреченно вослед
Гонимым по полю пустому
В безвестность, к чертям на рога,
В последнюю, черную бурю.
Кто понял, чем жизнь дорога,
Тот горечь воспримет любую
На уровне меда почти.
Забудем былую унылость.
А ставшие явью мечты
Не так уж медовы, как мнилось.
Пустой ли предлог, юбилей
Все требует должной оправы.
Мой старый приятель, налей
Какой-нибудь горькой отравы,
Да даже и сладкой. Пускай
Продлятся мгновения дрожи
На грани воды и песка,
В преддверии мрака.
И все же…
«В свитке жизни графа именная…»
В свитке жизни графа именная
Лишь набор неразборчивых букв…
Скрытый грейфер, картинки меняя,
По сценарию гонит судьбу.
Все ужаснее в ржавом металле
Синим пламенем свищет карбид,
Долгий свиток, что мы размотали,
Чья-то сила свернуть норовит.
И куда кочевать имяреку —
Механизмам холодным видней.
Кто вошел в гераклитову реку,
Тот до устья останется в ней.
По стремнинам, где донные рыбы
Бьются в камни с нерыбьей тоской,
Нас несет, повторяя изгибы,
Не подвластные воле людской.
Над которыми слезным вокалом
Гнет напраслину грустный удод,
Пока милуют серые скалы
И на отмелях лотос цветет.
Анна ШАФ / Меттманн /
Анна Шаф родилась на Урале в г. Челябинске. Отец рано умер. Мама поднимала трех дочек сама. Анна с раннего детства знала, что такое труд. В школе училась легко, с пятого класса начала писать стихи. После школы работала телеграфисткой. По окончании педагогического института — во дворце культуры Магнитогорского меткомбината, позже в Доме пионеров Челябинского меткомбината. По совместительству преподавала в детском доме. Оттуда взяла мальчика и воспитала. В 1995 году переехала с маленькой дочкой Аленой на постоянное место жительства в Германию в город Меттманн. Стихи писала от случая к случаю, изредка печатаясь в местных изданиях. В Германии ее творчество стало более определенным. Много лет она является членом литературного общества русских немцев, печатается в альманахах общества, в альманахах других городов, в газетах и журналах, выступает перед читателями на встречах. Она — член литературной гостиной Дюссельдорфа. Анна участник и призер международного поэтического турнира г. Дюссельдорфа, член клуба земляков культурного интеграционного центра г. Меттманна. Она участвовала в различных конкурсах в интернете. К настоящему времени на счету у Анны несколько книг: «Вот мы и стали гостями» Сборник стихов, С-Пб., 2002 «Свет чужбины» (повесть «Это сладкое слово работа») Челябинск, 2004 «Die bewдltigte Schiсksale» Unsere Welt, 2009, 2 изд. «Горькие судьбы» Свидетельства очевидцев Unsere Welt, 2010 «Сплетение» Рассказы г. Мюнхен 1 изд. 2009. 2 изд. 2012 «Встречный ветер» Проза, YAM, Саарбрюкен, 2014 Книга стихов и прозы «Живые краски». Edita Gelsen e.V. 2015.
Ангелу-хранителю
Куда пропал мой ангел белокрылый,
Меня хранивший в смуте и в беде?
Где затерялся образ этот милый?
Неужто быть одной — всегда, везде?
Меня берёг: в безбрежности мятежной
Не тронули ни лихо, ни молва.
Минэли годы, и вуалью снежной
Беспутная покрылась голова.
Но сердце молодое не уснуло:
По-прежнему оно стремится ввысь,
За ровню чтя пернатых, и сутуло
Спина не горбится, и не увяла мысль.
Ищу, стены касаясь, пятый угол,
Как археолог, в прошлое лечу…
Мой ангел, убери с дороги пугал!
Найди меня — тебе зажгу свечу.
«Мой старый шкаф — хранилище реликвий…»
Мой старый шкаф — хранилище реликвий…
Чего тут только нет! А нужно все!
Архивы лет — и ярких, и безликих,
Былые грезы — прошлое мое.
Вот ожерелье — дарено тобою.
Давно не в моде. Блещет красотой.
Застегивал его своей рукою.
Любил меня и любовался мной.
Коробочка с подвеской из Союза.
Союза нет — коробочка жива…
Поставь мне за нее пятерку с плюсом
И подари похвальные слова.
Вот песенник наивный и любимый —
Мой песенный и стихотворный мир.
Поэт Рождественский — доселе мною чтимый,
Поэт Асадов — юности кумир.
Таблетки, капли… Проверяю сроки:
Негодное — немедленно в ведро!
Вот снимки из альбомов краснобоких,
Вот мелочи и прочее добро…
Заметы сердца — из далекой дали,