Сергей приехал вечером к магазину на извозчике задолго до того, как вошел, все выжидал, когда мадам Беата уйдет, и если бы она не ушла, не зашел бы. Но та выпорхнула и тут же упорхнула в закрытой коляске, подкатившей к двери, вероятно, с кавалером. Тогда-то Сергей пересек площадь и переступил порог.
Время шло к закрытию, Настенька укладывала в ящики и коробки изделия женского туалета, на звон колокольчика оглянулась, содрогнулась, будто в нее кипятком плеснули, и прижалась спиной к полкам – вот дуреха! Сергей с трудом удерживался, чтобы не затрястись от смеха, и вальяжно приближался к прилавку. Вдруг Настенька подалась вперед, затем отпрянула назад, в ее руках появился… костыль, который она прижала к груди. Понятно: средство обороны принесла с собой, поставила за прилавком на тот случай, если какой шалопай вздумает шутить и полезет целоваться.
– Картуз забыл, – объяснил Сергей свое появление.
Настенька откуда-то выудила картуз, положила на прилавок и отступила к полкам. А Сергей головной убор не взял. Широко поставив руки на прилавок, он указал глазами на костыль в ее руках:
– Для меня приготовила?
– Угу. – И она потупилась.
– Неужто ударишь?
– Ударю, сударь, – твердо сказала Настенька.
Отчего-то не хотелось проверять, сдержит ли она слово, поэтому приставания Сергей оставил до лучших времен, но его провокаторская натура все равно возобладала. Он уложил скрещенные руки на прилавок, лег на них грудью и с улыбкой предложил:
– Ну, давай, бей.
– Просто так?
– Да, просто так. Авансом.
– Нет, я не могу…
Неожиданно Сергей сделал рывок вперед, схватил костыль и оторвал его вместе с Настенькой от стены, притянув к прилавку. Девушка крепко держалась за свое бесполезное орудие обороны, с натугой выговаривая ему:
– Прошу вас, сударь… пустите… Это дедушкин костыль, я не отдам его! Сударь, будьте благоразумны…
– Глупая, нешто я разбойник? Ну, прости ты меня за тот раз, пошутил я…
– Сейчас тоже шутите? – Но костыль вырывала.
– Нынче мне не до шуток, я пришел сказать тебе…
Что может быть важнее старого костыля? Наверное, нечто более страшное, чем приставания Сергея. Взгляд Настеньки упал ему за спину, она испуганно вскрикнула и, отпустив злосчастный костыль, снова прижалась к полкам. Повинуясь инстинкту, Сергей, конечно, обернулся посмотреть, что ее напугало, но магазин был пуст. Он уже хотел посмеяться над хитростью барышни, однако внимание его привлекло движение за окном.
От витрины кто-то пятился назад, как бывает на охоте при виде зверя вблизи – осторожно и незаметно, не привлекая к себе внимания. И не удалось рассмотреть, каков он на вид, ибо прошло всего пару секунд, как человек – а это был господин по одежде, – слился с темнотой.
– Погоди…
Сергей бросил костыль на прилавок, выбежал на улицу, осмотрел небольшую площадь… но господина не было! Куда он подевался? Неужто убежал? В стороне стояла карета, запряженная парой лошадей, кучер дремал. Если бы господин, напугавший Настеньку, сел в карету, кучер не спал бы. Недоумевая, Сергей вернулся и, указав рукой на окно витрины, полюбопытствовал:
– Кто это был?
– Не знаю, – ответила Настенька.
Девушка так и стояла, как оставил ее он, только держала у подбородка переплетенные пальцы, вся сжавшись. Страх не исчез с ее лица, значит, тут что-то не то, поэтому следующий вопрос Сергея был закономерен:
– А чего напугалась? – Видя, что она опустила голову еще ниже и не решалась откровенничать, он, опершись локтем о прилавок, потребовал: – Рассказывай.
– Но я правда не знаю, пустое все это…
– Рассказывай, иначе не выпущу тебя отсюда.
– Этот господин… – не поднимая головы, начала Настенька. – Я видела его несколько раз. Он появляется перед закрытием ненадолго, никогда не заходит… стоит и присматривается, наверное, полагает, что его не видно из магазина. А когда я замечаю его, уходит неторопливо… будто тает. Вас бы это не напугало?
– Меня – нет, но я же не барышня.
– Еще мне часто попадается карета, может, в ней этот же господин сидит, а может, мне так только чудится…
– Карета? – задумчиво проговорил Сергей и ринулся назад на улицу, догадавшись, что господин именно в карете, больше-то деться ему было некуда.
Он имел твердое намерение подойти, извиниться и спросить, что нужно тому от барышни, почему он таится и убегает, а также пригрозить: в следующий раз с ним будет разбираться полиция. Разумеется, отчитываться перед Сергеем тот не станет, возможно, прикажет кучеру кнутом его огреть, тем не менее поймет, что за Настеньку есть кому вступиться, и впредь поостережется подглядывать за ней. Но место, где стояла карета, оказалось пустым.
– Каков он из себя? – полюбопытствовал Сергей, вернувшись в магазин.
Оценив, что он находится от нее на безопасном расстоянии, Настенька с неохотой поведала, продолжая укладывать товар:
– Высокий. Худой. С большими глазами. А лицо длинное, с тяжелым подбородком, щеки ввалились… Не знаю, что за волосы у него, не видала, он всегда в шляпе, однако бакенбарды заметила. Тонкие, аккуратно стриженные. Мои страхи глупые, но мне отчего-то нехорошо делается, я боюсь этого господина… Впрочем, вас я тоже боюсь. Думаете, как белошвейка, так доступна, с нею можно без церемоний?
– Меня не бойся. Убрала товар? Закрывай магазин, я провожу тебя.
– Вы?! Благодарю покорно, я сама…
– Сказал же: меня не бойся. – Сергей умел убеждать, без этого дара в купечество не прорвешься, нашел он подходящий довод и для девушки: – Не ровен час, встретит тебя тот господин одну и увезет, неспроста же он за тобою подглядывает. Со мной спокойней будет. Собирайся.
– А вот и я! – раздался радостный голос Иллариона.
Сыщик Пискунов, которого изредка, но вовремя обласкала удача, примерно как сегодня, влетел в участок, будто его туда загнали борзые. Он очень торопился, хотя знал, что Зыбин, когда идет следствие, отдыха ни себе не дает, ни подначальным, значит, должен еще быть в участке.
У двери кабинета Пискунов вдруг вспомнил, что сначала следует к Кирсанову на доклад сходить, и скорчил кислейшую гримасу. Не решаясь постучать, он нетерпеливо пружинил на тонких ножках, потрясая кистями рук, да все же побежал к Кирсанову, которого невзлюбил, потому как тот выскочка. Не успел в участок поступить тайным агентом, а ему уже безграничное доверие оказывает Виссарион Фомич, он уже в первейших помощниках у начальства! Однако порядок есть порядок, впрочем, и это неудобство можно обойти.
Кирсанов и обликом уродился не в пример Пискунову – хорош собою, к тому же молод да хваток, он выслушал сыщика молча и вышел из-за стола:
– Я на доклад к Виссариону Фомичу…
– А нельзя ли и мне-с?.. – засеменил за ним Пискунов, сжимая потертую шляпу. – Из первых уст надежней будет…
– Отчего же? – не возражал Кирсанов. – Только я вначале спрошу его высокоблагородие, примет ли он, а ты у двери подождешь.
Пискунов прохаживался по коридору, обмахиваясь шляпой, так ведь взопрел, пока бежал. На извозчике сэкономил, хотя разъездные деньги выдаются, да зачем же их тратить, когда на то ноги имеются?
Дверь открылась, Кирсанов пригласил его в кабинет. Как водится, Зыбин сидел в кресле, вытянув вперед два лаптя из губ и постукивая по столу толстыми пальцами. И вот тут Пискунов не спешил, ждал особого позволения на слово, именно так он проявлял уважение с почитанием.
– Ну-с, – медленно вымолвил Зыбин. – Чего молчишь, поганая твоя харя? Али Кирсанов меня обманул, будто ты вызнал сведения, касаемые убиенных девиц?
– Никак нет-с, ваше высокоблагородие, – браво начал Пискунов, преданно глядя на начальника. – Все в точности! Полагаю, сей случай, о котором мне довелось услышать, к нашему делу…
– А покороче, любезный? – сонно произнес Зыбин.
– Как изволите-с. Мое рассуждение было таковым: коль девицы из бедных мещанок, надобно сходить в питейные заведения для бедных. Слухи-то плодятся весьма скоро, авось, подумал я, услышу нечто полезное. Обошел я два заведения, а в третьем-с заметил мужичонку. Он плакал и двум торговым людям жаловался, что племянница давеча домой не возвернулась, а жена, ведьма проклятая, радостью охвачена. Говорит… э… жена его говорит, будто девица с полюбовником убежала, а он отрицает, мол, не таковская племянница, скромна и тиха. Она место прислуги получила недавно и завсегда возвращалась поздно, а тут вовсе не вернулась.
Вот так ненавязчиво Пискунов и сведения донес, и себя показал, ум свой, нужность свою. Зыбин надул щеки, медленно выпуская воздух из легких, подумал немного и поинтересовался:
– Давеча – это когда же?
– Да вчерась будто бы.
– Стало быть, вторая девица, найденная ее сиятельством, не его племянница, – вычислил Виссарион Фомич. – Кто он, откудова, ты узнал?
– А то как же, – развел в стороны тощие ручонки Пискунов. – За ним шел до самого его дома, адресок запомнил-с.
– Адресок оставь, любезный, и продолжай слухи собирать.
Пискунов черканул карандашом адрес, придвинул Зыбину листок с улыбкой верного до гробовой доски слуги и, пятясь, выскользнул за дверь. Кирсанов с начальника не сводил глаз, не подобострастных, нет, он ждал распоряжений и получил их:
– Сходи-ка ты завтрева с утра по адресу, поспрашивай, что за девица, кто дядя ее. Пискунову это дело доверить не могу, он дурак отменный, но весьма полезный. Может, девица и впрямь сбежала с полюбовником, хорошо, коли так, живая будет. А ежели по-другому… С осторожностью поспрашивай, зазря народ не пугай.
Кирсанов хоть и был молод, а усвоил устав лучше старожилов, потому, не получив приказа удалиться, стоял недвижимо. Тем временем Зыбин вылез из кресла и, что случалось крайне редко, подошел к нему, взял под руку. Таким образом провожая молодого человека к двери, доверительным тоном сказал:
– И вот еще что, господин Кирсанов… Скажи, чтобы передали околоточным надзирателям, приставам, городовым и всем нижним чинам, а также сторожам и дворникам особо тщательно следить за благочинием города. Денно и нощно следить ввиду особого распоряжения его превосходительства. Усилить ночное патрулирование улиц сегодня же! Поторопись, голубчик, ночь уж наступила.