Вздрогнув, я поспешно отпрянула от своей весьма удобной перины, которая оказалась Ромкиной грудью. Широко распахнув глаза, одарила своего гостя настороженным взглядом.
–Так это был ты?! – к моей великой досаде оказалось, что голос всё ещё не восстановился, даже этот хрипящий шепот давался с трудом.
–Хотела увидеть кого-то другого? – немного насмешливо протянул парень.
Я промолчала, пытаясь осмыслить факт нахождения Громова в моей спальне. Это даже звучало бредово, а уж смотрелось и подавно. Рома, по хозяйски полулежал, на минуточку – на МОЕЙ кровати! Развалился, подогнув под себя обтянутую джинсами левую ногу, а правую небрежно свесил на пол. На нём была тонкая белая кофта. Моя щека ещё помнит её исключительную мягкость. Какой ужас! Я устремила затравленный взгляд на Ромкино лицо. Ссадины и синяки уже сошли, а расслабленная улыбка сгладила привычную жёсткость его черт. Поганец забавлялся моей реакцией! Уязвлённая этим открытием, я отрывисто отодвинулась подальше. Резкий вдох вызвал приступ сухого кашля.
– Гадкий… – договорить мне помешал всё тот же кашель.
–Совсем недавно ты так не считала, – иронично усмехнулся Рома, – пришла пора пить лекарства.
Одним ловким движением поднявшись с постели, он прихватил с тумбочки пустой стакан и вышел.
– Что это сейчас было? – прошептала я бессмысленный вопрос в пустоту.
Кое-как встав, подошла к зеркалу. Провела рукой по спутанным волосам. Ну и видок, краше в гроб кладут! Круги под глазами, обветренные губы, на бледной коже несвойственно ярко проступили веснушки – весь набор гадкого утёнка. Завершающим штрихом была моя хлопчатобумажная пижама с мелкими оранжевыми мышатами. Стало смешно – а Ромка то храбрым оказался, раз не испугался такого чудища. Расчесалась, подумав, решила переодеться в нормальную одежду. Не ходить же в пижаме при посторонних, даже если это мерзкий Громов. Выбор пал на леггинсы цвета тёмного шоколада (моего любимого) и длинную, бледно-розовую футболку.
Ориентируясь на звуки маминого голоса, прошла на кухню. Она у нас была выдержанна в современном стиле. Уютная и светлая, в сочетании с металлическими поверхностями бытовой техники, она олицетворяла строгий шик.
– Проходи, Настенька! – мама радостно подалась мне навстречу и потрогала лоб. Удовлетворённо кивнув, подтолкнула к накрытому столу. – Присаживайся, Ромка один кушать отказывается.
Ромка с готовностью кивнул, пряча хитрую улыбку. Я устроилась напротив гостя, не переставая задаваться вопросом, что он тут забыл. Мама тем временем поставила передо мной тарелку куриного бульона. Несмотря на его соблазнительный вид, аппетита не было. Вяло помешивая своё нехитрое блюдо, я поглядывала на явно соскучившегося по домашней кухне Громова. Он хоть и ел свой грибной суп с большим удовольствием, всё же умудрялся сохранять поистине королевское достоинство.
– А ты у нас какими судьбами? – не выдержала я больше мучительного неведенья. Громов закашлялся.
–Я Ромку во дворе встретила, когда с Букетом гуляла! – ответила за него мама. – Он как узнал, что ты болеешь, сразу навестить захотел. Такой воспитанный мальчик!
Она выразительно посмотрела на меня, я поглядела на покрасневшего Рому (оказывается и такое бывает), ну а Рома уставился в свою тарелку. С таким заинтересованным видом, как будто на её дне лежит кольцо всевластия. Лишь бы не начал носиться по дому причитая «Моя прелес-с-сть»! Хмыкнула, «воспитанный мальчик»! Помнится букет предыдущего мальчика, мамочка «заботливо» отправила в корзину с мусором. Ну, да ладно, это всё в прошлом.
– Букет?! – решил всё же подать голос Рома, – вы енота назвали «Букет»?!
– Настенька была очень настойчивой, – весело прощебетала мать, наливая Роме ароматный кофе, – она у нас как вобьёт что-либо себе в голову, спорить бессмысленно.
– Букет значит,– Громов кинул мне пристальный взгляд исподлобья, – вот в чём дело…
Настала моя очередь вспыхнуть.
– Помню, когда ей было 4 года, – продолжала мама, – Настенька заявила, что ей не нравится цвет платья для утренника в детском саду, и перед самим выступлением вымазала его в серой гуаши. Все «снежинки» были в белоснежных платьях, одна наша, как после пожара, гордо выплясывала в сером. Детки так радовались, кричали: «Ослик! Ослик!». Наш серый ослик… – с любовью улыбнулась мама.
У меня только пар из ушей не повалил, но я не смела даже глаз поднять от тарелки. Бульон внезапно показался особенно вкусным. Услышала, как Рома прыснул со смеху. Смейся, смейся, тебе, чтоб быть козлом и костюм не нужен!
– Насть, познакомишь нас с Букетом поближе? – примирительно улыбнувшись, предложил Громов.
– Хорошо, только он рычит, боюсь, может укусить, – мне почему-то очень не хотелось, чтоб Рома пострадал, – я ещё не нашла к нему подход, – говорить стало немного легче, это порадовало.
– Так даже интересней, - парень игриво подмигнул, – ты так не считаешь?
– Я считаю, что это больно.
– Всё же переживаешь за меня? – тихо, так, чтоб только я услышала, шепнул Рома, проходя мимо.
Я показала ему апартаменты Букета. Енот нас встретил, настороженно выглядывая из-за двери своего домика. Рома достал из заднего кармана джинсов пакет фисташек.
– А ты подготовился, – удивилась я, устраиваясь прямо на полу, у тазика с водой.
– Я просто люблю фисташки, – Рома высыпал себе на ладонь горсть зеленоватых орешков, – они у меня оказались по счастливой случайности. Не ищи во всём подвох.
– Я не это имела ввиду, – смутившись, прошептала я, – а то, что ты можешь быть очень милым.
– Ты, наконец, заметила! – весело отметил Рома, – сейчас узнаем, что по этому поводу нам скажет Букет.
– К счастью он не говорит, иначе мы бы сейчас узнали о себе много нового.
Алчный енот, подозрительно осмотрев содержимое протянутой руки, проворно сгрёб фисташки и скрылся в домике.
– Будем ждать! – постановил Громов, устраиваясь рядышком. – Как ты себя чувствуешь?
Столько неподдельного участия было в этом голосе! Сердце радостно затрепетало. Да он мне, кажется, нравится! В лёгком шоке от своего, себе же, признания, опустила руку в воду и стала бездумно водить по дну тазика. Это вовсе не от ненависти сбивается дыхание в его присутствии, мне нравится этот самоуверенный павлин. До дрожи в коленках. Вот это я влипла…
Рома, будто прочитав мои мысли, не побоявшись намочить свои рученьки, переплёл наши пальцы.
– Насть? – сейчас он смотрел серьёзно, без привычной иронии или лукавства – Ты в порядке?
Я утвердительно кивнула, не в силах оторвать взгляда от этих участливых глаз. А ведь, не так давно, я их ненавидела. Он, в который раз, оказался прав – всё равно добился своего. Догнал.
Громов поднёс к губам наши сцепленные в замок пальцы. Замер на мгновение, затем, опустив пушистые, кукольные ресницы, поцеловал по очереди каждый мой пальчик. С наслаждением. Смакуя каждое прикосновение. Что-то необъяснимое было в нём, что всегда меня цепляло. Какая-то вызывающая дерзость в сочетании с печалью раскаявшегося грешника. Эта его загадка манила меня. Искушала. Я тоже прикрыла глаза, сосредоточившись на новизне своих ощущений.
Повисшую тишину нарушило яростное шуршание.
– Кто тут у нас? – рассмеялся Рома. – Эй! Воровать нехорошо, негодник!
Букет, состроив уморительную рожицу, бессовестно шарил в кармане Громова. Спустя полчаса, эти два дьяволёнка нашли общий язык. Рома с гордостью чесал пушистый бок, развалившегося рядом енота. Кивком головы позвал меня присоединиться к этому, несомненно, забавному, развлечению.
– Насть, к сожалению, мне пора, – он кинул на меня полный печали взгляд, – тебе нужен отдых. Хорошенько выспись. Ладно?
– Обещаю. Пойдём, проведу. – Букет тоже решил составить нам компанию. Мы втроём дошли до входной двери.
– Я навещу тебя завтра, после уроков, – он послал милую улыбку, кому-то за моей спиной. – До свидания, Елена Александровна. Спасибо за тёплый приём.
–Заходи почаще! – довольный мамин тон, адресованный Громову, впервые не вызвал во мне негодования.
– Выздоравливай, Настя, – секундный взгляд, полный манящего обещания, – сладких снов.
– Я больше не стану убегать… – одними губами прошептала я.
В понедельник я проснулась от звуков маминого пения, проникающих в приоткрытую дверь моей спальни. Лениво поднявшись с кровати, решила разузнать причину столь необычного в нашем доме явления. Как я и предполагала, звук шёл с кухни, да не один, а в сопровождении насыщенного аромата свежесваренного кофе.
– Доброе утро! – сонно потягиваясь, сказала я. Именно сказала! Ко мне вернулся голос! От такого приятного открытия хотелось пуститься в пляс!
– Доброе, Насть! – мама тоже была в крайне приподнятом настроении. – И ничего страшного, что уже около 2-х часов пополудни!
– Ты меня знаешь, когда проснусь – тогда и утро! – засмеялась я. – Ого! Какая красота! Вы с папой что-то отмечаете?
Моё внимание привлёк нежный букет из белых фрезий, незабудок и нескольких веточек жимолости. Он стоял в причудливой пузатой вазе, на металлической столешнице, и источал удивительно тонкий и свежий аромат.
– Ага, отмечаем, – загадочно пропела мать, сделав очередной глоток обжигающего кофе. – Начало твоих с Ромкой отношений. Букет от него. Тебе.– Решила она прояснить ситуацию.
Глядя на её отрешённое выражение лица, не сложно было догадаться, что она мыслями где-то между выбором вечернего платья для свадебной церемонии и крестинами первого внука. Такой решительный настрой немного пугал. Впрочем, чему тут удивляться, породниться с Громовыми, сколько себя помню, значилось мечтой номер один моих родителей.
– Когда? – голос предательски дрогнул. – Это неожиданно, ты не ошиблась?
– Он перед уроками забегал, просил не будить тебя и оставил цветы,– мама, глянув на дисплей своего телефона, вдруг засуетилась. – У меня через сорок минут встреча, не скучай! – она чмокнула меня в макушку. – Он такой романтик…
Романтик?! Три раза ха! Кто угодно, но не он. Тем не менее, букет был ревниво перенесён в мою лавандовую комнату.