– Она немножко ржавая, – виновато сказал Иван, полуобернувшись с переднего сиденья. – Надо снаружи ногой её того…
– Что же ты, блядь, не мог себе нормальную тачку взять?.. – проворчал Бурлак, раздражённо засопев. – Чему вас только в шпионских школах учат, фраера сопливые?.. То на биржу полезут не зная броду, деньги чужие растратят, то застрелятся, то на гнилой тачке будут раскатывать…
Иван вжал голову в плечи.
Пришлось Бурлаку вылезать на свежий воздух, чтобы выпустить даму. Дама свернула данную ей купюру трубочкой и повертела этой трубочкой себе у виска, глядя при этом несостоявшемуся кавалеру своему прямо в глаза. Потом она повернулась и пошла, раскачивая ходовой частью, будто не шла, а танцевала рок-н-ролл. Бурлак вздохнул и понюхал левую ладонь. Забравшись к Ивану, он сказал:
– Ну, выкладывай, кайфолом, где тебя черти носят целый месяц. Ты знаешь, что меня по твоей милости из Маньяны выслали как кусок говна или не знаешь?..
– Читал в газетах…
– Знаешь, поехали-ка ко мне в гостиницу.
– Не поеду, – сказал Иван, глядя прямо перед собой.
– Вот ещё новости, – удивился Бурлак. – Что значит не поеду?
– То и значит, – отозвался Иван. – Я жить хочу.
– Да живи, кто тебе мешает…
– Вы меня убить хотели…
– Кто тебе сказал такую глупость?
– Никто не сказал. Сам догадался. Убрать как расходный материал.
– Ты на солнце перегрелся, парень. Очень нужен ты тебя убивать. В гостиницу я рвусь потому, что там у меня пиво мерзнет, а внутри все горит как в эпицентре атомного взрыва. Но ежели тебе страшно ехать со мной в гостиницу, то не едь, хер с тобой. Я и впрямь только сейчас сообразил – негоже двум мужикам запираться в номере: решат, что педерасты, на заметку возьмут. Лучше поехали куда-нибудь в людное место, пожар зальем. Да и страсти охладим. Я такую бабу снял, в кои-то веки, а тут ты подвернулся…
– Что значит подвернулся, товарищ полковник?
– То и значит.
– Так вы не специально меня тут караулили?
– Никто не собирался тебя тут караулить. Равно как и убивать. Если я чего и собирался – так это трахнуть тёлку. Да только она уже ушла…
– Разрешите я сбегаю и приведу её обратно? – обрадованный Иван взялся за ручку двери.
– Сидеть! – строго сказал Бурлак. – Никуда ты не сбегаешь. Сперва с тобой разберёмся. Трогай.
Иван тронул.
– Ишь – «сбегаю», – ворчал Бурлак. – Небось всех блядей в Сан-Хосе перетрахал за это время, а? дорвавшись до брюнеток-то?..
– Никак нет!
– Что, не всех? парочка осталась на развод?..
– Ни одной, товарищ полковник.
– Что, востроносую забыть не можешь?
– Так точно…
– Брось, парень. Глупости это. Она террористка международного масштаба. Небось, уже где-нибудь в Палестине жидков на паштет режет… и…
Бурлак чуть было не привиртуалил ей какого-нибудь боевого соратничка – негра в чёрной беретке, арабской конфессиальности, ветерана торговых центров и японских посольств, с членом длиной в АКМС, но вовремя остановился и не стал язвить – ему ещё надо было разговорить чувствительного паренька.
– Она моя жена, – сказал паренёк.
– Знаю, знаю, – сказал Бурлак. – Успел. Кого ты вместо себя под пулю-то подставил? в Теуакане-то?
– Это Ореза подставил, не я…
Через пять минут они сидели в открытом кафе под синим тентом, пили пиво, и Иван во всех подробностях (кроме счёта в местном банке) рассказывал Бате про Орезу и про неизвестного ему молодого бандита, которому Ореза на глазах у Ивана разнёс пулей морду лица, после чего посадил его труп на переднее сиденье и запихал в карман документы Ивана. Бурлак, насупившись, впитывал в себя информацию и посасывал ледяное пиво.
– Так, стало быть, Орезе ты себя не раскрыл? – спросил он, выслушав мемуар.
– Не раскрыл.
– А девчонке – раскрыл?
– Так точно.
– Выдрать бы тебя, сукина сына. Честное слово, сам бы на козлах разложил и жгут сплёл толщиной с руку из разноцветных проводов…
Иван только горестно пожал плечами. Бурлак махнул официанту, чтобы притащил ещё пива, и спросил:
– Ну, что с тобой мне теперь делать?..
– А вы сюда, в Сан-Хосе, надолго? – спросил Иван, хитровато взглянув на своего командира.
– А почему ты спрашиваешь?
– Да так… Не моё дело, конечно… Но ведь вы ещё собираетесь вернуться в Маньяну?
– Я? – удивился Бурлак. – Чего я там забыл?
– Ну, я так спросил…
– А зачем тебе это знать?
– Я хочу, чтобы вы мне помогли её там найти и оттуда вытащить.
– А губозакатывающее устройство тебе не купить?
– Я должен её оттуда вытащить.
– Ну и вытаскивай. Скатертью дорога.
– Я без вас не справлюсь, Владимир Николаевич.
– Чем же я тебе помогу, сынок? – усмехнулся Бурлак. – Я старый, если кому руки-ноги отрывать или там отстреливаться – мне и здоровья-то никакого не хватит.
– Разве же у настоящего разведчика есть какое другое оружие кроме головы? – спросил Иван.
– Хм, – сказал Бурлак.
– Вот мне ваша голова и нужна в качестве оружия. Кабы моя голова работала как ваша, я бы давно поехал в Маньяну и всё бы там сам сделал…
Бурлак отпил из бокала пива и прищурился на закат.
– Слушай, сынок, – сказал он Ивану. – Объясни мне, старому и тупому, совершенно непонятную вещь. За каким хером мне лезть в эту жопу, из которой я только что благополучно выбрался, сижу себе, свободный человек в свободной стране, тихо-мирно попиваю пиво и собираюсь забыть и тебя, и твою снайпершу как страшный сон всей моей жизни?..
– Свободная страна отличается от несвободной тем, что в ней пива бесплатного не бывает… – сказал Иван, глядя куда-то в сторону.
– Что ты сказал?..
– Сказал, что на пиво деньги нужно иметь… – повторил Иван.
– Пиво здесь классное, землячки! – сказали им по-русски из-за соседнего столика. – Главное, холодное всё время, ебёнать!.. Как оне, блин, только умудряются его таким держать на жаре-то?.. И вообще – море тёплое, публика щедрая, бабы дают бесплатно – лафа, а не жизнь!.. Вы здесь надолго, землячки?
Бурлак с омерзением узнал в сидящем по соседству того самого бородатого пузана, что пел давеча на углу под гитару. Певец держал в воздухе большую кружку с пивом и смотрел на Бурлака наглыми свинячьими глазками. Гитара в чехле была прислонена к столу.
Бурлак тоже поднял свою кружку и сказал:
– No le entiendo, amigo! No hablo aleman.[8]
Глазки бородатого сузились.
– Ты чё, брателло, гонишь?
– Hola! – сказал Бурлак и допил пиво. – Vamos, hijito![9]
Они с Иваном сошли с террасы и не слушали, как певун бормочет им вслед нечто матерное, родное.
– Так что ты сказал про пиво и деньги? – спросил Бурлак, когда они отошли от кафе на безопасное расстояние.
– То, что я вам денег заплачу, если вы со мной в этом деле поучаствуете.
– Денег? – переспросил Бурлак. – Откуда у тебя деньги? Такси продашь?..
– У меня есть деньги, – угрюмо сказал Иван.
– Ореза оставил? – догадался Бурлак.
– Да. Лежат здесь, в Сан-Хосе, в банке на депозите. В сентябре можно будет снять. Половина будет ваша.
И тут Бурлак надолго замолчал. Они дошли до Ивановой развалюхи, и только тогда он раскрыл рот:
– Ладно, подумаю. Посчитаю шансы. Если будет восемьдесят на двадцать – можно попробовать. В конце концов, почему бы и не провернуть напоследок что-нибудь безумно наглое и дерзкое? Денег-то много?
– Ореза сказал, так много, что я даже не поверю, если он скажет…
– Ну, что ж, уговорил. Пусть это будет мой последний гешефт. В конце концов, бесплатного пива действительно не бывает.
Глава 9. Дефицит маленьких и умных
Причин для недовольства было несколько. Жара – раз. Отсутствие кондиционера в старом «плимуте» – два. Да и вообще, «плимут» четырёх лет от роду, это что? машина? автомобиль? Полноте. Не смешите, человек на задании.
У самого Хулио в маленькой деревушке Халасинго, в доме его родителей, парился в гараже «кадиллак» две тысячи третьего года, и вся, дьявол бы её забрал, Восточная Сьерра-Мадре знала, что за чудо-тачка там парится и кто этой тачке хозяин. Да, тачка была королевская: кондиционер – это так себе, семечки. А насчет бара с холодильником вместимостью двадцать три пузатеньких бутылочки что вы скажете? А автоматическая подкачка колёс на ходу? А компьютер со спутниковой привязкой к местности? В горах Сьерра-Мадре, правда, компьютер не действовал, потому что никто пока не нарисовал карту Сьерра-Мадре и не засунул её в компьютер. Но, если бы Хулио поехал на своем суперавтомобиле, скажем, в Estados Unidos, – там бы на дисплее он каждую секунду получал изображение местности и себя в «кадиллаке» в виде круглого зелёного пятна. Только, к сожалению, ни в какие Estados Unidos поехать ему не светит ни в «кадди», ни в «боинге», ни пешком, ибо он там занесён в персоны нон-граты, в силу чего первый же пыльный коп на сонном проселке посреди пустыни в Нью-Мексико или в Техасе обязан его арестовать и доставить куда следует в наручниках под пистолетом. Ему, конечно, глубоко плевать на гринго-полицейских: если они с Доном всех их скупили в Маньяне, то что же в Estados Unidos? они меньше любят деньги, что ли? Так что Хулио готов отправиться в Estados Unidos да хоть сейчас. Только заботливый хефе его туда не отпустит.
А на чудо-тачке своей Хулио и прокатился-то всего один раз, когда ставил её в гараж. Больше не удалось, поскольку хефе его в отпуск уже два года не отпускал, и Хулио безвылазно жил в долине Тихого Дона, время от времени выбираясь в Гуадалахару или в столицу с мелкими и крупными поручениями, как вот сейчас.
Парк автомобилей для разъездов по поручениям хефе изысканностью не отличался. Главное, не обращать на себя внимания – вот чего требовал Дон от своих людей. Не президенты мы, не кинозвезды, говорил он, чтобы каждая маньянская собака, завидев нашу кавалькаду, вскакивала из теплой пыли и мчалась за нами вслед, восторженным лаем сообщая населению о нашем прибытии. Мой дорогой брат и соратник Пабло Эскобар прославился на весь мир – и что же? и где же он теперь? А?