– Мне кажется, какой опыт ни будь, всё равно через стенку ничего не видно…
– Кажется – крестись, – сказал Бурлак. – Одного из смежников она уже порешила два месяца назад…
– Ну и что?
– А смежники работают на ЦРУ. У них в Маньяне – совместное предприятие. По поимке сначала Октября, потом ‑ твоей тёлки.
– Да?.. – сказал Иван и замолчал.
– Ты поешь чего-нибудь рыбного, – посоветовал ему Бурлак. – Сильно активизирует работу мозга. Особенно после того, как бабу из-под носа уводят…
– Мне кажется, мало ли из-за чего этого гэбэшника могли грохнуть… Непонятно мне, почему вы с такой уверенностью…
– Я же говорю – уверенность восемьдесят процентов! А двадцать кладём на русскую мафию, маньянских хулиганов и незапланированный метеоритный поток.
– Так значит… – Иван поднял глаза на Бурлака.
– Ну, а я что говорю! – сказал Бурлак. – Конечно, они её нашли.
‑ И что теперь?
‑ Известно что. Авксентьича надо брать за афедрон.
‑ Кто это – Авксентьич?
‑ Главный смежник. Резидент Службы внешней разведки.
‑ А он расколется?
‑ Куда он, падла, денется. Так или иначе, у нас других возможностей на неё выйти на сегодняшний день нет.
‑ А Володя?
‑ Володя твой жидко обделался. Это ему не за чеченами по горам бегать. Тут головой работать надо.
‑ Ну, вы к нему несправедливы. Он разве виноват в том, что его источник скоропостижно скончался?
‑ Результата нет – значит, виноват. Он в военной разведке работает, а не в кассе взаимопомощи.
‑ Но как же?..
‑ Должен был предусмотреть.
‑ Но разве все предусмотришь?
‑ На том наша служба, сынок, построена. Это у смежников, если вербовка сорвалась, можно руками развести, сослаться на непредвиденные обстоятельства – и тебя простят, сопли утрут, по головке погладят, да ещё конфетку дадут, чтобы не плакал. У нас должен быть стопроценный результат. И только так. Какие бы там не случились независящие от тебя события – якобы независящие, – бьют по голове. И очень больно.
Бурлак принялся за пиво.
‑ А у вас что, вербовки никогда не срывались? – спросил Иван.
‑ Срывались. Так я и огребал по-полной. А как иначе? Иначе никак.
‑ А Авксентьича есть, чем за афедрон брать?
‑ Есть.
‑ У вас что, на всех жителей этого континента компромат припасен?
‑ На всех, Ваня. Я же теперь дежурный по континенту. Хотел я отсидеться на берегу океана, побыть неприметным пенсионером – да вот тебя повстречал на свою беду.
‑ Не смешите. Какой из вас пенсионер? Вы сами-то себя представляете сидящим с удочкой на берегу?
‑ Смотря чего на берегу. С удочкой, не с удочкой… Нет, с удочкой не представляю. Только со стаканом. А это, пожалуй, мысль. Эй, камареро! Подбеги к нам, братец. Надо, Ваня, выпить стаканчик за упокой души коллеги, как ты думаешь?
‑ Хорошо его знали?
‑ Сталкивались. Неплохой был мужик. Хоть и сволочь, как все они. Сучонку моему разок рыло начистил.
‑ Что это за сучонок?
‑ Заместитель у меня был такой. Тебя, кстати, курировал.
Бурлак заказал подошедшему официанту бутылку Rey Sol Anejo из голубой агавы и энчиладос с острым сыром и сладко потянулся.
‑ Стучал на меня как юный пионер в жестяной барабан. А я с ним ничего поделать не мог. У него близкий родственник был в Генштабе. Тоже сука редкостная.
‑ Он что же, до сих пор там вместо вас? – Иван кивнул в сторону улицы Хосе Васконселоса, где размещалось российское посольство.
‑ Вот ему! – Бурлак сделал неприличный жест. – Володя говорит, отозвали его. И поставили жирный крест на карьере разведчика.
‑ За что?
‑ За то, что диппаспорт потерял по пьяни. И никакой высокопоставленный родственник ему не поможет.
‑ Неужели за потерю паспорта такое суровое наказание?
‑ Когда как.
‑ А отчего это зависит?
‑ Что?
‑ Степень наказания.
‑ От того, в какой форме резидент преподнесёт это в своем рапорте. А я уж с сучонком-то расстарался, можешь мне поверить на слово.
Официант принёс текилу и стаканы. Открыв бутылку, он нагнул её над стаканом Бурлака. Владимир Николаевич положил сверху на бутылочное горлышко тяжёлую ладонь и не отпускал, пока стакан не наполнился как надо. Камареро оказался понятливым парнем: наливая Ивану, он его тоже не обидел.
‑ Ну что, брат Ваня, ‑ сказал Бурлак. – Помянем коллегу?
‑ Помянем, ‑ отозвался Иван.
‑ Ты хоть понимаешь, что мы с тобой завтра-послезавтра попрёмся в ту же самую жопу, где покойник схлопотал себе в потроха килограмм свинца?
‑ Понимаю.
‑ А что мы можем то же самое схлопотать вслед за ним – понимаешь?
‑ Из чего вы исходите?
‑ Из здравого смысла.
‑ Владимир Николаевич, ‑ сказал Иван. – Давайте рассуждать здраво.
‑ Ну, давай, попробуем, ‑ сказал Бурлак, любуясь переливами света в наполненном благородным напитком стакане.
‑ Вы всё бросили, сбежали хрен знает куда. Так?
‑ Так.
‑ Я всё бросил, сбежал хрен знает куда. Так?
‑ Так.
‑ Вдруг мы с вами хрен знает где встречаемся нос к носу. Вам нужны деньги. Они у меня есть. Мне нужна квалифицированная помощь. Вы – единственный человек на свете, который может мне её оказать.
‑ Ты хочешь сказать, что с позиции здравого смысла такое не могло произойти?
‑ Наоборот. Именно с позиции здравого смысла всё произошедшее выстраивается в одну очень логическую цепочку.
‑ То есть всё подстроено некими высшими силами? Так, что ли?
‑ Да, ‑ сказал Иван и посмотрел на Бурлака сквозь свой стакан. – И из этого следует, что у нас с вами всё получится.
‑ Что ж… За это мы выпьем по-второй. А первую – давай все-таки за смежника. В его судьбе верхние ребята уж точно никак не поучаствовали.
Они выпили, и Бурлак наполнил стаканы по-новой.
‑ Хорошо бы ты оказался прав. Ну, за то чтобы у нас получилось. И вообще, дела, требующие интуитивного подхода, лучше делать не на трезвянку. Много, говоришь, денег папаша Ореза тебе оставил?
Глава 35. Пропащие резиденты
Подлец Крайтон очень удручил генерал-майора Петрова своим отказом с ним, как в старые добрые времена, на пару, по-товарищески, отобедать. А учитывая то, что приглашение, как обычно, исходило от русского резидента, а значит, подразумевалось это мероприятие провернуть за счёт российской резидентуры – отказ американца был Петрову странен.
Добро бы обиделся и не пошёл обедать с Крайтоном Петров: ведь опять! опять его человек погиб, да ещё какой человек: человечище!.. И ладно бы просто человечище. Человечище, в конце концов, любое смертно. Сколь ни тяжела потеря, однако с любой потерей можно примириться. А тут – ведь правая рука Эдуарда Авксентьича погибла смертью храбрых, отрезали ему его правую руку без наркоза коварные маньянские гангстеры и бросили куском кровавого мяса в вонючих пригородах своей столицы, и не на кого больше в этой жизни опереться главному представителю российской разведки в стране Маньяне!
А тут ещё американские резиденты, сытые негодяи, воротят носы и не желают, мазефакеры, преломить хлеба кусок с осиротевшим своим коллегой. Doing the grand, honcho halfdone[33]… Ну, не доставил я ему эту Агату. Но ведь сказал, где она находится. Он сам и виноват в том, что я ему её не доставил. Взял бы на себя труд разобраться с этим Бермудесом – была бы ему Агата в лучшем виде. Понимаю, что предвыборный год, что они там на своем Потомаке всего боятся, и всё же…
Вот и финтит, сука очкастая, брезгует хлеб с коллегой преломить… Петров подошёл к своей “хонде”, припаркованной возле тротуара, и вставил ключ в замок дверцы.
– Авксентьич! – жизнерадостно бухнуло у него за спиной, и генерал-майор, узнав этот разухабистый голос, похолодел. – Скоки лет, как говорится, скоки зим!..
Медленно, самому себе не веря, Петров повернул голову. Так точно. Полковник Бурлак, признанный персоной нон-грата и с позором высланный из страны Маньяны к чёртовой матери, Бурлак, которого, по всем прикидкам Петрова, душки-военные давно уже должны были вздёрнуть на дыбу в своих подвалах и вынуть из него печень без малейшего наркоза, стоял как живой посреди маньянской столицы и гнуснейшим образом ухмылялся.
– Покатаемся, что ль? – спросил Бурлак. – Я, че-слово, по тебе, Авксентьич, даже соскучился за этот месяц. Не поверишь – не с кем словом умным переброситься. И таким коньяком, как у тебя, ни одна сука не угостит. Панимашь? Тошно мне, Авксентьич, жить на свете.
Он опять пьян, подумал Петров с какой-то дурацкой брезгливостью и тоскливой безнадёгой. Он всегда пьян, сволота кирзовая. Разведчик называется…
– Ну, открывай, открывай дверь-то, – подтолкнул его Бурлак. – Или мне за руль сесть? Что-то ты, похоже, не в себе. Не заболел часом?..
Петров встряхнулся и открыл, наконец, машину. Он, впрочем, быстро успокоился и даже попенял себе за свою непроизвольную панику. Подумаешь: велика важность – резидент смежного ведомства вернулся из ниоткуда. На свете сплошь и рядом случаются вещи куда более удивительные. Сразу ведь не убил – значит, и не убьёт.
Бурлак тяжело плюхнулся на переднее сиденье и пустил ртом в сторону Петрова тонкую струйку перегара. Он действительно принял на грудь перед важной встречей, был грех. Честно говоря, теперь он принимал на грудь каждый день. И в чём грех, спрашивается? В армии он больше не служит, ответственность за работу резидентуры на нём больше тяжёлым грузом не висит. Так чего бы и не расслабиться впервые за долгие годы? Тем более что ясности ума он от выпивки не теряет. Старая школа. Только засыпает внезапно. На короткие промежутки времени. Всё же возраст.
Да и страшно на трезвую голову лезть туда, где людей убивают.
– Поедем в рощу за озером, – предложил Бурлак. – С той стороны под агавами есть безлюдное местечко, там встанем, поговорим.
– О чём? – спросил Петров.
– Так, спрошу тебя кое-что.
– А если я полицию позову?.. Ты ведь здесь нелегально, Владимир Николаевич, а?..