Ну а правила невезения и ошибки обычно бывают типичными – это мы знаем еще по школе. Не поленитесь, прочтите несколько поучительных историй. Как известно, умные учатся на чужих ошибках, а глупые – на своих. Не будьте глупыми! Будьте в «умных рядах» – учитесь на ошибках других, тем более что их ошибки уже случились.
Читайте, смекайте, запоминайте. Глядишь, прочтя о чужих ошибках, свои совершать не придется!
Часть третья Поучительные истории о том, как поступать не надо
Глава 10 Горе от глупости
А от чего еще бывает горе? Как известно, глупость – не простуда, лекарствами не лечится. «Глупому что ни давай, ничего взять не сможет», – говорят испанцы. Впрочем, частенько глупость – понятие специфическое. Это в книжках – глупость, она и есть глупость. А в жизни – все, что угодно. И хитрость может обернуться глупостью, и расчетливость, и даже слепая вера своему собеседнику. Недаром же англичане говорят: «Глупыми бывают все: и дураки, и умные». Впрочем, у умных великое преимущество. Они, как известно, учатся на чужих ошибках, а не на своих. Так что читайте про чужие глупости, учитесь и не повторяйте.
История первая. Ручки загребущие
Отец и сын лаялись не хуже собак прямо в комнате полицейского пристава.
– Я тебя кормил-поил! – кричал отец. – А ты уйти задумал! Наш Осташков – городишко крохотный. А ты на столичный Питербурх замахнулся!
Сын вопил, не сдаваясь:
– Я уж три года на твоем кормлении не состою! Сам кормлюся – мясо с лотка продаю вразнос. Отпусти по-хорошему! Аль забыл, что мне цыганка нагадала: я аж двух императриц увижу!
Отец воззвал к приставу:
– Видите, ваше благородие, что за дурья башка! Не может быть двух императриц зараз. Не давайте ему прогонной бумаги! Пропадет в Питербурхе мой Савка, собачий сын!
Пристав обмакнул перо и вывел:
– Выдана Савве… – Подумал и дописал: – Собакину.
Отец всплеснул руками:
– Какой он Собакин?! Я крещен Яковом, значит, сын мой – Яковлев!
Пристав оторвался от бумаги и вперил в старика тяжелый взгляд:
– Сам сказал – Собачий сын. Я только покрасивше записал, переписывать не стану. А в столицу ехать он волен. По новому указу императрицы Елизаветы Петровны нельзя чинить запретов торговым людям. А ты, Яков, лучше дай сыну родительское благословение. Вон образок со стены возьми.
Отец заохал:
– Как же так сразу?
– А чего тянуть! – рявкнул пристав. – Возок дорожный с утра стоит. Пускай едет!
Яков неуклюже перекрестил сына образком:
– Бог с тобой, Савка! Не пропади только в столице…
Савка облобызал родителя и, схватив бумагу, выбежал во двор.
Пристав поднялся:
– И ты иди домой, Яков! Чего на меня уставился?
Но Яков вдруг беспомощно всхлипнул, ощупывая пояс:
– Савка, собачий сын! Полтину у меня стянул!..
И тут пристав расхохотался:
– Ну точно не пропадет твой Собакин!
Юный певун
Императрица Елизавета Петровна пребывала не в духе. Выкушала всего пару чашек чаю на балконе, завешанном расшитым тюлем – и от солнышка, и от чужого глаза. Третью чашку расплескала, хотела было прислужницу по щекам отхлестать, да руки сами опустились. А все оттого, что вечор слушала новых певчих, привезенных с Малороссии, да всех забраковала. А уж так хотелось новый голос услышать – любит государыня певческое искусство…
– Све-жа-я те-ля-тин-ка-а-а! – донеслось вдруг с улицы. И напев-то какой – свежий, сладенький…
Елизавета вскочила, опрокинув стол. Чашки покатились по полу. Но она даже не заметила – вся обратилась в слух. А на улице опять:
– Све-жа-я те-ля-тин-ка-а-а!
Государыня повернулась к придворным:
– Привезти певуна немедленно!
И вот он стоит пред очами императорскими – высок, строен, молод. В сильных руках – лоток, полный свежего парного мяса.
– А ну пой еще!
От приказа императрицы Савка соловьем залился, все песни вспомнил, кои знал. Елизавета сама ему и подпела.
– Сколь хорош голос! – молвила. – Пусть гофмаршал возьмет певуна в поставщики припасов для моей кухни. А ты, певун, станешь каждое утро у меня под балконом свою телятинку расхваливать!
В свою каморку Савка вернулся ни жив ни мертв. Конечно, цыганка обещала, что суждено ему узреть императрицу, но действительность превзошла все ожидания. Уж через месяц он стал не просто Савка, а Савва Яковлевич. Телятинку свою он теперь не на лотке приносил – возом возил на царскую кухню. Важные вельможи, желая угодить государыне, ему заказы делали. По самым богатым дворцам Петербурга «телятинка от певуна» расходилась. Денежки в карман рекой потекли. К 1760 году записался Савва Собакин в почетное купечество, а потом заплатил «комиссию в казну» да и взял на откуп таможню в Риге. На том и свой первый миллион сколотил.
Брошка с коровой
Савва Яковлевич собственноручно протер особой тряпочкой заветный футляр. Мечта всей жизни – грамота на потомственное дворянство. Правда, жалована она императором Петром III, а тот неожиданно отдал Богу душу. Теперь на троне его супруга – всемилостивейшая Екатерина II. Надо срочно к ней подход искать. Говорила же цыганка: суждено ему узреть двух императриц. И вот случай – маскарад во дворце. Надел Савка шелковую рубаху, взял свой старый лоток (без мяса, понятно), подошел к Екатерине, разодетой в костюм богини справедливости, да и затянул свою песню:
– Свежая телятинка!
А сам императрице золотую брошь с выгравированной коровой протягивает. Екатерина взглянула – красавец статный, очи блещут – да и прошептала:
– Охоч до свеженького?
– С превеликим нетерпением! – ответствует Савка.
– Вот и яви оное! – разрешила императрица и потянула красавца в боковой будуар.
А через час, оправив юбки, богиня справедливости кликнула обер-секретаря:
– Отблагодари моего вернейшего подданного за особые заслуги!
Так Савва Собакин получил бумаги на петербургский питейный откуп.
Конфузия с бочками
В 1774 году в честь Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией повелела государыня во всех петербургских кабаках три дня водку раздавать бесплатно.
– А ты, Собакин, мне потом счет представь! – сказала. – Казна выплатит!
Савва и представил, даже количество бочек выпитых указал. Да, как на грех, счет ко всесильному Бецкому попал, а тот – старик ученый да въедливый. Снарядил следственную комиссию. Та в тупик встала – на всех столичных складах хранилось вдесятеро меньше бочек водки, чем написал Савва.
Притащили горе-откупщика к Екатерине. Та руками всплеснула:
– Конечно, я знаю: в этой дикой стране все воруют! Но чтоб попасться так глупо?! Неужто нельзя было счесть бочки заранее?
Савка в ноги:
– Прости, матушка! Приказчик мой счета пишет, небось напутал… А я неграмотный, цифири не понимаю. Я только по свежей телятинке спец! – да как ткнется Екатерине в необъятные юбки. Ну та и сомлела.
– Отправляйся на полгодика от греха подальше в Москву! – говорит. – Там отсидишься. А чтоб позору не было, именуйся отныне по отечеству – Яковлевым. А про беднягу Собакина считай, что помер…
Украденные часы
Едва Савва прибыл в Москву, зачастил по церквям. В Первопрестольной-то он большим благодетелем значился – огромные вклады на церковные нужды вносил. Да все, куда ни придет, за собой шепоток слышит:
– То мясом тухлым с лотка торговал, а теперь такие капиталы нажил, что даже у самого миллионщика Демидова заводы на Урале выкупил. Да сколь ни богатей, все равно Собакин – Собакиным и останется!
Обидно Савве. А тут как раз у него какой-то дальний родственник помер. Ну он и объявил, что, мол, помер купец Савва Собакин, а все его наследство теперь переписано на потомственного дворянина Савву Яковлева. Покойника, как положено, нарядили в лучшие одежды, «наследник» даже положил ему в карман часы дорогущие – золотой заморский брегет. Пускай все видят щедроты наследнические. В церкви на отпевании потомственный дворянин последним от гроба отошел. Покойника уж на кладбище понесли, а Яковлев замешкался. Церковный староста подбежал – может, чем помочь, да и ахнул: потомственный дворянин в карман золотой брегет засовывает. Не стерпело, видать, сердце, да и руки не устояли – украл Савва сам у «себя» часики. Да и то – не пропадать добру в могиле. Одно плохо – перестали часы ходить. Уж каким только часовщикам их не показывали – уперлись стрелки, не желали больше служить.
Золотая монета
Светлейший князь Потемкин вертел в руке счет на оплату поставок мясной провизии для армии, представленный «почетным поставщиком Ея Императорского Двора Саввой Яковлевичем Яковлевым». Счет был на громаднейшую сумму – 500 тысяч рублей. Сам Яковлев переминался с ноги на ногу перед столом светлейшего, опасаясь, подпишет тот или нет. Светлейший не спешил, видно, прикидывал что-то. Савве знак рукой подал – мол, сядь, дело не быстрое. Тот сел, да все крутился на стуле. Наконец Потемкин удовлетворенно причмокнул – видно, решил дело и поднял на подателя хитрые глаза:
– А ведь у тебя тут приписочка тысяч на двести.
Савва задрожал:
– Всего на сто, благодетель… Не больно и много… А жить-то надо…
Светлейший фыркнул:
– Надо, конечно. Ладно уж, включу твои 500 тысяч в свою ведомость на оплату из казны.
Податель вскочил, бухнулся в ноги светлейшего, да тут из рукава его на пол со звоном золотая монета в 10 рублей и вывалилась. Потемкин и сам вскочил:
– Что же это?! Монета эта у меня на столе лежала! Как ты посмел взять?!
Савва снова – бултых в ноги:
– Прости, светлейший! Не удержался… А все глаза проклятые – завидущие, руки – загребущие! Да мне и матушка государыня не раз выговаривала – убери свои руки подальше!..
У Потемкина кровь в голову ударила, лицо красными пятнами пошло. Но упоминание имени императрицы вмиг освежило. Он, Потемкин, сейчас хоть и всесильный фаворит, да ссориться с другими, что в фаворе, не стоит. Кто знает наперед, как дальше-то повернется?… Только и крикнул: