Елисей отключил телефон и, обернувшись к спутникам, в ужасе разглядывающих разворачивающуюся за окном картинку, проговорил:
– Можем остаться. Какое-то время продержимся. Еда и вода есть, механические защёлки и двери тоже. – он помолчал. – Если хотим выбраться, то это последний шанс. Потом через эту толпу будет не пройти.
– Надо уходить. – твёрдо сказала Юля. – Не для того столько потерь, чтобы сдаться.
– Согласна. – Светлана вдруг смачно ударила по мягкому месту изумлённого Елисея. – Зря я тебя, что ли, в своей жизни встретила. Я так-то ещё на роман рассчитываю. Давай, выводи нас. – она сгребла мужчину в объятия и, поцеловав его, подтолкнула вперёд. – Давай, мы в тебя верим.
– Елисей Алексеевич, – сказал Митя, – я за руль. Я лучше вас вожу, вы уж простите.
– Добро. – отозвался несколько ошарашенный мужчина. – Я, видимо, рядом с дамой сердца поеду. – хмыкнул он.
Дойдя узкими коридорами до гаража, Елисей остановился подле последней двери, отделявшей их от надежды на спасение, замер, прислушиваясь к происходящему внутри и, подозвав Митю, сказал:
– Ключи висят в ящике. Тебе нужны с жёлтой биркой, этот УАЗ более подготовлен.
– Я знаю, – успокоил его Митя, – не волнуйтесь.
Тихо войдя в большое помещение, люди гуськом выстроились за Елисеем и пошли к машине, а Митя, освещая себе дорогу скудным светом фонарика, быстро пошёл к противоположной стене. Вытащив нужную связку ключей, мальчишка радостно выдохнул и уже хотел бежать к машине, как вдруг боковая дверь, ведущая с улицы, раскрылась, и в проёме на фоне сереющего неба показались идущие к нему дёргающиеся фигуры долбиков.
– Они. – выдохнула Юля.
Митя быстро открыл с пульта машину, люди попрыгали внутрь, молодой человек уже почти добежал до водительского места, но вдруг почувствовал, что в его плечо буквально воткнулись чьи-то пальцы, а возле самого уха прозвучало глухое рычание. Яркая вспышка боли свела судорогой руку, и он услышал грозный окрик Елисея.
– Голову влево.
После этого рядом просвистела пуля, потом ещё три чётких выстрела, и прорвавшиеся внутрь долбики свалились на пол. Митя вырвался из смертельного капкана чужих рук, подбежал к машине, хотел рвануть на себя дверь, но потом остановился, увидел взгляд Елисея, посмотрел на своё плечо, из которого сочилась кровь, и жестом попросил приоткрыть окно.
– Эй, учёные, это что, я теперь таким же стану.
– С большой долей вероятности…, – начала тараторить перепуганная происходящим Ляля.
– Да. – перебила её Юля. – К сожалению, да.
– Понял. – вздохнул паренёк. – Елисей Алексеевич, а можно я пойду в ваш винник и до смерти упьюсь французским коньяком?
– Да, – после короткой паузы ответил Елисей, – там ещё хамон есть и паштет, я помню, ты любишь.
– А сколько у меня времени-то? – спросил дрогнувшим голосом паренёк.
– Пара часов. – тихо сказала Юля.
– Елисей Алексеевич, а можно я ещё петардами с окна постреляю? Так сказать, повеселю моих новых друзей?
– Спасибо. – сказал мужчина, забрал ключи, уже ненужное Мите оружие и протянул руку.
– Не. Не надо. Рад был служить у вас. Вы мужик чёткий. Ладно, некогда мне тут с вами, я сейчас ворота открою с замка. Как услышите, что петарды хлопают, мчите напрямую. – паренёк натужено улыбнулся. – Пойду присмотрюсь, может невесту себе среди подобных выберу, а то при жизни не успел.
С этими словами Митя оттолкнулся от борта машины, быстро открыл замок, выбежал через боковую дверь, проделал весь путь обратно, по боковой лестнице забежал в бальный зал, куда охранников редко пускали, и, зацепив из винного шкафа бутылку с самым дорогим коньяком, вышел на балкон. Здесь в стене был небольшой шкаф, где хранились фейерверки.
– Ну, пошла жара. – Митя сделал большой глоток из бутылки, взял несколько самых мощных петард, поджёг фитили и стал смотреть, как в небо с оглушительным свистом взлетают разноцветные купола. – Привет, мама, – сказал он, смотря на небо. – Вот видишь и я на вершине мира, а ты не верила. Ну ничего, скоро встретимся.
Паренёк увидел, как в его сторону побежали долбики, а из раскрытой двери гаража на полной скорости вылетел УАЗ и взял курс к воротам. Митя проводил машину взглядом, отсалютовал бутылкой и вернувшись сел в голубое кресло, которое по праву принадлежало хозяину дома.
– Ну что ж, – резюмировал Митя, – вроде как жизнь удалась.
УАЗик благополучно выбрался за пределы территории, машина неслась по ровной дороге в сторону места встречи, люди внутри молчали, начавшийся дождь хлестал железный корпус, и каждый сидевший здесь старался не думать о том, какая точка на пути станет финишной конкретно для него.
Тесная конура комнаты, где Серёга и Катя пытались разжечь угасающую искру жизни в совсем ослабевшем теле Мэй, была пропитана запахом гнилой крови, лекарств и недавно сваренного супа. Эмма уже почти не приходила в сознание, она просто лежала восковым полотном на столе, изредка приоткрывала запёкшиеся губы, чтобы выпустить из глубины гортани хриплый стон.
– Она больше не протянет. – устало сказала Катя, садясь на стул и разгибая затёкшую спину. – Если мы не остановим кровь, она больше не протянет. – повторила она.
– Я в курсе. – пожёвывая зубами незажжённую папиросу, проговорил Серёга. – Есть последнее средство, но нужен эфир.
– Зачем? – не поднимая склонённой головы, спросила Катя.
– Есть один старый дедовский способ. А эфир есть в одной из сумок, я его точно туда положил. Я сейчас, ты пока поддерживай её. Я быстро.
Выскочив в крохотный коридорчик, Серёга, абсолютно забывший о словах Кудрина, резко рванул на себя дверь, перед его глазами сверкнула яркая вспышка, мир потемнел, и он, отлетев к стене, буквально стёк по вертикальной поверхности на пол. Шаровая молния от резкого порыва сквозняка, который протянулся от окна в вентиляционной шахте до крохотного отверстия в лопнувшем шве железной обшивки, резко сократилась в объёмах и за долю секунду вылетела на поверхность, успев оглушить возникшего у неё на пути врача. Остолбеневшие от всего происходящего люди, всё ещё переглядывались, когда Серёга зашевелился, пошарил рукой по полу, нашёл задымившуюся от соприкосновения с огромной зажигалкой папиросу и, глубоко затянувшись, произнёс:
– Грёбаный карась, что это было? Мне даже с самого лютого похмела́ никогда так хреново не было.
После слов Серёги напряжение треснуло, сломалось, тихое хихиканье, донёсшиеся откуда-то с задних рядов, прошлось по лицам людей улыбками, кто-то засмеялся, истерическое веселье прокатилось дальше, и вскоре от ломавшего тела пополам хохота уже гремел весь бункер. Люди утирали слёзы, обнимались, пытались отбросить хоть ненадолго весь тот ужас, который их преследовал в последнее время.
Вдруг в проёме возникла Катя, она остановилась бледной тенью на пороге и сказала:
– Мэй больше нет.
– Чего? – покосился на неё всё ещё сидевший на полу врач.
– Мэй умерла. Она не дышит.
Тихий голос девушки закрутил вентиль веселья, липкими каплями до каждого доходила страшная новость, комкала улыбки, заставляла губы кривиться в гримасе горести или просто отворачиваться в другую сторону, потому что люди возвращались в реальность и понимали, что смерть скалится из каждого угла, и уютного убежища больше нет.
– Врёшь, сука! – погрозил кому-то наверх кулаком Серёга. – Не отдам.
Вскочив на ноги, Серёга безошибочно нашёл в куче сумок свою, выдернул её и вихрем улетел в комнату, где жизнь скорбела возле тела уже бездыханной женщины.
– Катя, шприц с адреналином. – гаркнул он, кидая сумку под ноги, забежавшей вслед за ним девушки.
– Не надо. Не поможет уже.
– И не помешает. А ну-ка, не сдаваться, а то как я тебя потом на свиданку буду приглашать, зная, что мы с тобой никакая не команда. Быстро, я сказал! – орал Серёга, качая руками грудную клетку Эммы. – И сразу эфир достань. Как только заведётся, сразу плескай ей эфир между ног.
– Куда? – не поняла девушка.
– Туда! – прицепив крепкое матерное слово, гаркнул Серёга. – Ну давай, родимая, а то твой Кудрин меня живьём сожрёт и не подавится. – с этими словами, пробивая кожу и мышцы широкой иглой, мужчина загнал шприц в область сердца Эммы и, надавив на поршень, выпустил в сердечную мышцу бешеную дозу «гормона страха». – Катя, не прозевай.
Несколько секунд Серёга и Катя напряжённо смотрели на проваливающееся тёмными кругами под глазами лицо Эммы, Кудрин, застывший изваянием в дверях, сделал шаг вперёд, взял Эмму за руку и, тяжело вздохнув, проговорил:
– Не терзайте её, отпустите. Она очень долго сражалась, видимо, ей пора отдохнуть.
В эту секунду кисть Эммы до хруста сжала пальца Ивана, женщина резко села с долгим вздохом и, шаря вокруг ошалевшим взглядом, стало часто дышать.
– Катя, лей, иначе сейчас она кровью истечёт. – истерически заорал Серёга, подскочил к медсестре, вырвал у неё из рук банку с эфиром и вылил чуть ли не всё содержимое Эмме между ног.
Эмма задохнулась криком, упала навзничь, тело её выгнулось судорогой, пальцы, сдирая ногти, скребли деревянную столешницу, а ноги с силой колотили по воздуху. Спустя секунду она вдруг обмякла, расслабилась, неожиданно свалилась на пол и ровно задышала.
– Ну вроде справились. Оживили и кровь остановили. – бегло осмотрев Мэй, крякнул Серёга. – Жених, чего стоишь? – посмотрел он на Кудрина. – Надо бы болезную хоть на какую-то кровать положить и утеплить. Давай думай. И мне не забудь чего-нибудь крепкого и дюже спиртного достать, мне просто позарез нажраться надо, а то я такое трезвый больше не вынесу.
– Это потрясающе. – прошептала Катя, глядя на доктора. – Вы просто сотворили чудо.
– Жаль, воду в вино не умею превращать. – цыкнул Серёга. – Ладно, надо мне хоть немного отдохнуть и тебе тоже, ну и помыться как-то. Кудрин, ну не стой, давай уже шевели конечностями.
Кудрин опомнившись побежал в притихший бункер, отобрал у первого попавшегося человека одеяло, вытащил из-под кого-то матрас и по ходу дела обронил: