Солнце только что скрылось за горизонтом, но красно-голубой оттенок неба освещал всё вокруг. Эдуард залез в карман шорт и достал дорогую пачку сигарет с не менее дорогой зажигалкой. Затянувшись едким дымом, он немного подержал его в лёгких и выпустил через нос.
Он так давно хотел просто покурить на берегу, слушая шум океана, не думая ни о чём. И его мечта наконец сбылась.
Где-то сзади послышался знакомый лай преданного пса. Беспородный, немного взъерошенный серый кабель уже шесть лет безоговорочно защищал и оберегал своего человека. Пёс бежал по остывающему песку с высунутым языком к своему хозяину, словно не видел его несколько месяцев.
Эдуард присел на небольшое брёвнышко, видимо выброшенное прибоем и потрепал за холку своего питомца.
Он посмотрел в чёрные глаза пса, которые рассказали о том, как досталось в своё время бедолаге, когда он жил на улице. И как он благодарен человеку за то, что тот дал ему еду и крышу на головой. Пёс лизнул Эдуарда в нос и подставил голову, чтобы его продолжили гладить.
Эдуард снова затянулся сигаретой всеми лёгкими и направил свой взгляд куда-то за горизонт.
Наверное это — и есть рай.
***
— Сейчас, сейчас пойдём. — Эдуард спустил одну ногу с топчана и прокашлялся. — Ну привет, привет.
Серая дворняга уже несколько дней не появлялась дома. Гулял. Искал своих уличных друзей. Эдуард замечал, что Роджер, его верный пёс, периодически недоедает из миски, но выбрасывать не даёт, а показывает, что там, на улице, есть ещё голодные псы. Потому Эдуард стал собирать часть его еды в пакетик и выставлять на крыльцо. Раз в две-три недели Роджер забирал пакетик и уходил на несколько дней. В его отсутствие Эдуард оставлял немного приоткрытой калитку его участка в три сотки и дверь в терраску, чтобы пёс всегда мог зайти домой.
— Ну что, нагулялся, чертяга? — спросил Эдуард улыбающегося пса. — Холода наступили, снег, вон какой — тебе по грудь. А ты всё бегаешь! Поди не молод уже. Хотя чёрт тебя знает. Ну ладно, ладно. Сейчас поколю дров и будем есть. Да? Ну и отлично.
Хоть участок Эдуарда был маленьким, а дом, точнее часть дома, ещё меньше, он всё устроил так, чтобы ему было комфортно. Правда сугробы скрывали всю красоту, которую так аккуратно наводил Эдуард. Две небольшие грядки с кабачками и картофелем, клумба разных цветов, столик, за которым летом он пьёт кофе утром и вино вечером. Всё на своём месте.
Удобств в доме не было, потому зимой поход в туалет превращался в целую эпопею. Небольшая постройка находилась в углу участка рядом с полуразваленным сараем. Чтобы добраться туда сквозь сугробы приходилось каждый раз надевать телогрейку и валенки размером больше, оставшиеся ещё от отца.
Он решил совместить приятное с полезным и после исполнения потребностей организма, направился в сарай за старым топором. На зиму дров он никогда не готовил, а купить готовые у Эдуарда не было возможности. Все деньги, которые отправлял ему родной брат он тратил на еду и вино.
И если от еды он готов был отказаться, при необходимости, то от вина — никогда.
Для кого-то вино — это эстетическое дополнение к ужину, для кого-то источник вдохновения. Для Эдуарда — это обезболивающее. Качественное, всегда работающее безотказно.
С годами Эдуард научился выживать на смехотворную сумму денег, при этом не особо отказывая себе в скромных потребностях. Две пачки сигарет «Полк» хватало на неделю, пять-шесть пакетов вина по три литра уходило за полторы. Ну, и еда. Что-то дешёвое, лёгкое в приготовлении. Летом было проще — выручал огород, а вот зимой приходилось выбирать. И часто выбор приходился на сторону вина.
Кашель от поганых сигарет совсем обессилел Эдуарда. С каждым взмахом топора, когда он набирал воздух в грудь, что-то мешало. Это что-то хотелось навсегда выкашлять из своего тела, но не получалось.
Слабость предательски нахлынула. Он посмотрел на оставшиеся два палена и решил отложить их до завтра. На сегодня дров растопить печь достаточно. Тем более, что вино поможет согреться.
Пёс вилял хвостом и крутился вокруг хозяина. Он смотрел на него голодными глазами в ожидании кусочка лакомства. Со вчерашнего ужина остался кусок мяса, весьма плохо прожаренный и половина пакета красного вина. На этикетку Эдуард уже давно не смотрел. Главное — это стоимость.
— Ну держи, держи, мой хороший. — прохрипел Эдуард и отдал собаке половину своего куска мяса. — Хороший мальчик. Ешь.
Пёс сразу ринулся на мясо, а его хозяин налил себе полный гранёный стакан.
Не смотря на огромное количество дел, Эдуард никуда не торопился. Жизнь в деревне и праздный образ жизни приучили его к этому. Нужно было расчистить дорожку от дома к туалету и сараю, сварить себе суп, какой-нибудь простенький с луком и картошкой, сходить на станцию за продуктами.
Не хотелось.
Он залпом выпил бокал и сразу налил ещё, до краёв. Эдуард осмотрел небольшую комнату, которая давно уже требовала ремонта и обнаружил пульт от телевизора. Закинув пару поленьев в печь, он надел потёртый коричневый свитер, который когда-то привёз из Парижа и улёгся на диван. Его маленький чёрно-белый телевизор показывал ведущего в дорогом костюме, который невнятно рассказывал что-то о новостях в мире и курсе доллара. Веки становились всё тяжелей, тело полностью расслабилось и стало очень тепло. За окном уже стемнело.
— Твою мать, ты совсем охерел?!
Сквозь сон Эдуард слышал крик и лай пса.
— Просыпайся! Алё-о-о-о! Эд! Эд!!!
Он открыл глаза и сквозь сонную пелену увидел мужчину лет сорока пяти в красной зимней куртке. Шум оказался криком.
— Ты совсем охерел, я тебя спрашиваю?!
— Да что?! — спросил Эдуард. — Тебе-то что тут нужно?
— Смотри, Эд, — мужчина держал в руке старый мобильный телефон. — это — телефон! Он нужен для того, чтобы люди могли общаться на расстоянии. Он издаёт мерзкий звук, что означает, что тебе кто-то звонит. Ты нажимаешь вот эту кнопку и отвечаешь на звонок. Люди звонят по разным причинам. Рассказать о новостях, узнать как дела, а ещё проверить жив ли, блядь, родной брат.
Мужчина перевёл дыхание.
— Мудила! — подытожил он.
— Серёж, да не ори ты. Я уснул просто.
— Вижу. — Сергей показал на лежавший у дивана пустой стакан. — Работал наверное много сегодня, потому вырубился засветло. Я тебе три часа пытаюсь дозвониться, думал всё. Помер. Или ещё что хуже — спалил тут всё к чертям собачьим. И себя и соседей заодно. А соседи кстати где?! Трубку никто не берёт. Деревня, блядь.
— Ты зато — город.
— Город. Я все пробки собрал, пока ехал. И единственная мысль, которая у меня в голове всю дорогу торчала — это жив ты или нет.
— Жив.
— Молодец. Собирайся.
— Куда?!
— К нам поедем. Я с Диной договорился, она тебе в зале постелет. Поживёшь у нас до весны.
Эдуард облокотился на пружинную спинку старого дивана.
— Не, Серёж. Не поеду.
— А это не вопрос был. И не предложение. Это факт. У меня нет времени к тебе мотаться постоянно. И волноваться постоянно за тебя у меня нет времени.
Пёс встал около Эдуарда и тихо зарычал на Сергея.
— Ну хочешь — дворнягу твою с собой возьмём. Но здесь оставаться нельзя. Нельзя, Эд.
— Серёж. Ты прости, что я тебя так напугал. Правда. Ну я выпил немного, под телек и уснул. Ну, сегодня не хорошо себя чувствую. Вот винца глотнул, сосуды расширить.
— А говно это куришь, чтобы сужать их обратно, да?! Весь дом провонял. Я даже не знаю, толи табак, толи… Что это вообще?
— Не ругайся. Я всё таки старший. Немного уважения не помешало бы.
— Ах, простите ваше благородие! Не соблюдаю субординацию. Знаешь что, иди на хер, а? Ты реально не понимаешь, что перепугал нас всех. Слава Богу родители этого не видят, земля им пухом.
— Чай будешь?
— Чай… Блядь. Буду. Заебался пока ехал. И ссать хочу. Сортир то рабочий ещё?
— Это дырка в земле с унитазом над ней. Как она сломается-то?
— Не знаю. Рухнет. С тобой — может.
Сергей вышел на улицу, а Эдуард направился на трёхметровую кухню поставить чайник.
С братом созванивались пару раз в неделю. Эдуард всегда говорил Сергею, что у него всё хорошо. Не хотел волновать. Да и понимал, что живёт на деньги брата, и знать ему о каких-то проблемах не за чем.
Сергей вернулся в дом и скинул куртку на диван.
— Садись. — предложил Эдуард.
— Спасибо. — Сергей сел за небольшой столик и насыпал сахар в чашку. — Брат, ну ты тоже меня пойми. Я сегодня весь день сам не свой. В груди тоска такая, что прям сил нет. Позвонил Динке — всё хорошо. Сыновьям — нормально всё. А тебе дозвониться не могу. Ну меня что-то и бахнуло. Думаю: «Надо ехать!». Отпросился с работы, благо Семёныч в курсе дела. Еду, думаю, всё. Ну точно — всё.
— Ну прости. Мне сколько раз ещё извиняться?
— Да проехали. Просто… Блин…
— Что?! — приподнял бровь Эдуард.
— Поехали, а? Ну правда, Эд. Ну вот скажи мне, что ты тут как отшельник здесь? Этому дому тысяча лет уже. Он развалится скоро. Ну поживёшь у нас какое-то время.
— Вот Дине твоей радость большая. Не, дорогой. Тут моё место. Это дом родителей. Помнишь, как мы летом здесь хорошо время проводили? Гуляли допоздна, девчонок в сарай водили. Там ещё тогда отец диван поставил, чтобы от мамы прятаться. А мы этот диван…
— Помню-помню. — рассмеялся Сергей.
— Да и родители тут лежат. Из города на кладбище много не поездишь.
— Часто ходишь?
— Угу, — кивнул Эдуард, — стараюсь. Они меня всегда слушают. Им я могу рассказать всё.
— Эд. Ну ты и мне можешь всё рассказать.
— А зачем, Серёж? Охота тебе слушать нытьё старика?
— Эдуард, тебе пятьдесят пять, какой ты старик?! Выглядишь херово, конечно, да. Но ты рановато себя в старики записал.
Эдуард зажёг сигарету и сразу закашлял.
— Как чувствую, так и называю.
— Нельзя так, Эд. Нельзя. Ты ж всю жизнь нас всех поддерживал. Да если бы не ты, как бы мы отца тогда схоронили? Мать в лёжку, я не понимаю, что делать. Ты ж после папы главой семьи стал. До сих пор сигарету в рот не беру, после того, как ты мне пиздюлей раскатал. Братиш, родной, ну что ты…