инимать. А когда херово на душе, куда ты идёшь? Правильно, на улицу, или в парк, или на набережную. Выходишь и шагаешь куда глядят глаза. Весенний ветерок в лицо дует, а в ушах играет знакомая мелодия, которая, наравне с городом даёт силы. Силы бороться, терпеть, идти дальше. Ленинский проспект — Октябрьская — Якиманка. Шагаешь и шагаешь. Идёшь, потому что город хочет, чтобы ты шёл. Играй по его правилам и со временем Москва будет играть по твоим. Начинает темнеть и Москва превращается в залитый оранжевым, несравненный пейзаж. И тут ты понимаешь, что вот оно. Вот оно, то самое единение с твоим городом. Это может быть Москва, Питер, любой город. Но именно в тот момент ты понимаешь, что он твой. И никто никогда у тебя его не отберёт.
Андрей вспомнил как он гулял осенними вечерами, когда в очередной раз поссорился с Леной. Всё, что сказал Миша, Андрей проживал не один раз. Мужчины немного переварили сказанное, а потом Миша сказал:
— Москва город очень интересный, потому что Москва всегда меняется. Не только потому, что постоянно что-то сноситься, а что-то строится, но и потому что Москва — как огромный живой организм. Осенью он напоминает плачущего зверя, который понимает, что скоро придет зима и ему придется смириться с этим. Зимой Москве очень тяжело. Она дышит как астматик с десятилетним стажем, кашляя и задыхаясь, но потом, сравни ингалятору от приступа, помогает весна. Весна приходит очень резко. И, причём, длиться совсем чуть-чуть. И наступает лето. То самое лето, которого ждут дети, влюблённые и те, кто хочет начать всё сначала. И Москва дарит им все это. И это замкнутый круг. И так было всегда. И надеюсь, что так и будет, потому что без всего этого Москва — не Москва.
— Ага, а ты всё идёшь. — подловил Андрей. — Уже давно стемнело, ты стоишь на Фрунзенской набережной и смотришь в ночное отражение в реке. Москва преобразилась, как модная тусовщица перед дорогим клубом. Единственное отличие — что Москва никого не снимает. Она просто такая сама по себе. В неоновом дожде на Арбате и тихими улочками на Пушкинской. В ярких небоскрёбах и низеньких домиках позапрошлого столетия. А в воздухе пахнет весной. И наверно так во всех городах, в Нижнем я тоже любил просто идти по улицам, а во многих ещё лучше, и я скажу тебе: Возможно. Возможно, так и есть. Но там нас наверное не ждут. И неизвестно, примет ли нас Прага или Барселона или Майами больше, чем на две недели. И будет ли беречь, как нас бережёт наша Белокаменная. Ведь в этих городах тоже есть такие как мы — гуляющие в ночи и до затирания слушающие любимую песню.
— Правда, к сожалению, — Миша поменялся в лице, — вся эта романтика не спасает нас от суровой реальности любого города нашей многострадальной страны. Деньги, жилплощадь, грязь, вечный ремонт дорог и зданий, а ты сидишь и ждёшь, что когда-нибудь это закончится, и ты сможешь вновь спокойно прогуляться. Ведь ты… принадлежишь городу, что ли… Москва она взращивает тебя. Может сделать счастливым или одиноким. Но желает добра, как будто забирает в себя весь негатив в душе.
— Точно! Врубаешь плеер и идёшь. Один. Вроде как в себе, но в компании улиц и перекрёстков. То есть получается, что и не один.
— Получается, что так. Подъезжаем.
6
На улице Розы Люксембург в обе стороны дороги не было ни души. Во дворе необычной кирпичной девятиэтажки машины разных марок стояли битком, однако Мише удалось заприметить место точно под его серый крузак. Андрей вышел из автомобиля и несколько раз присел, чтобы хоть как-то реанимировать затёкший зад, а Миша обошёл машину вокруг и проверил всё ли в порядке, закурил, и мужчины пошли к подъезду. На восьмом этаже дверь квартиры №56 была уже гостеприимно открыта.
— Есть кто? — Миша приоткрыл обтянутую кожзаменителем дверь и заглянул внутрь.
— Мишаня! Мишаня, дрогой! — с кухни показался мужчина постарше Миши лет на пять, но овал лица, нос и серые глаза выдавали их родственные связи. — Приехал! Молодец!
— Что ж дверь-то открыта?
— Да я твою машину на повороте во двор увидел. Друг твой? Привет! Давай на «ты» сразу, так проще. Я — Андрей. — сказал Мишин брат и протянул руку.
— Тёзка. — ответил Андрей. — Очень приятно.
— Проходите, проходите! — приглашал хозяин дома. — Чувствуйте себя как дома! Здесь ванная, туалет, думаю разберётесь. Постелил Андрею в гостиной, Мишань, ну, а мы с тобой в спальне поютимся. Ритушка строго-настрого запретила в её комнату заходить. Ну давайте скорей за стол! Я картошечки сварил, селёдочку открыл, огурчики домашние — моя летом закрыла, уж полчаса слюни пускаю.
Очевидно было, что такой набор продуктов идеально подходит под водку и после небольших, но необходимых процедур с дороги, Миша и Андрей разместились на маленькой, но уютной кухне.
— А твои-то где? — Миша жадно накладывал картошку с чесноком и укропом.
— Да у тёщи уже. Я их с утра отвёз, сам завтра поеду, своим ходом. Мы в этом году решили с Алькиными встретить. Иван Егорыч поплохел совсем, решили, что семьёй надо. Да и Ритушке хорошо, хоть отвлечётся от своих фейсбуков. Ну, что? — из морозильной камеры эффектно появилась бутылка кристально чистого замороженного напитка, крепостью сорок градусов.
— А вот это очень кстати! — потёр руки Миша. — Андрюх, завтра за рулем ты.
— Не вопрос, только вот доверенность там…
— Да не боись, — ответил брат, — я сам в Польшу почти каждую неделю мотаюсь. Шмотки привожу. Так вот, полицаи местные не парятся по этому поводу. Главное зелёная карта, а кто уж там за рулём, это дело десятое. Ты давай накладывай поесть себе, а то совсем вон штыкля.
— Штыкля? — переспросил Андрей.
— Штыкля. — рассмеялся Миша. — Худой, говорит ты. А он прав, наливай давай.
— Ну, Москва, — поднял стопку брат Миши, — добро пожаловать на землю Белорускую. Давайте за приезд.
Трое громко чокнулись и залили по пятьдесят грамм внутрь. Андрей сразу обновил стопки.
— Андрей, а в откуда знакомы-то? Коллеги? Тоже преподаёшь?
— Да нет, — откусывая кусок солёного огурца перебил Миша, — мы буквально пару дней знакомы.
Мишиному брату оказалось очень сложно скрыть недоумение.
— Он — наш. — улыбнулся Миша. — На этой почве в баре и познакомились. Выпили, договорились поехать в Берлин, встретить новый год у Бранденбургских ворот. И, в общем, мы здесь.
— Да ладно, с Нижнего? А откуда?
— Канавинский район. — Андрей протянул стопки братьям.
— Ого! А мы с Московского. Слушайте, ну класс. Давайте за знакомство. Это конечно шедеврально: трое нижегородцев, двое из которых переехали в Москву, бухают в Минске.
Мужчины повторили упражнение.
— Я, честно говоря, в жизни такого никогда не делал, — Андрей подвинул стопки к себе, — а учитывая, что я нашу пьянку в баре вообще не помню, то конечно с утра для меня шок был. Какой-то мужик едет за мной, чтобы увести на хер от всех проблем.
— Напрягся? — спросил тёзка.
— Ещё бы! — засмеялся Миша. — Целую армию собрал, чтобы я с ним ничего не сотворил. Хотя тоже понять можно. Не знаю почему, но я прям почувствовал, что надо ехать. Что не просто так мы договорились, типа по пьяни. И я рад, что ты, Андрюх в итоге согласился.
— Да, братишка, уговаривать ты всегда умел! Ещё в детстве так умело разводил меня, сначала на игрушки, а потом и на карманные.
— Я хочу сказать. — поднял стопку Андрей. — Сказать хочу огромное спасибо тебе Миша. Я понятия не имею, что из этого всего получится, но я тебе очень благодарен. Ещё утром я представить себе не мог, что окажусь в Минске, на кухне твоего брата и буду чувствовать себя прекрасно! Так что давайте за наш путь выпьем!
Мужчины выпили, и Андрея поманила к себе подушка. Захотелось прилечь и выспаться до завтрашнего утра.
— Ладно господа, я прошу прощения, но откланяюсь ко сну. Всё-таки старые дрожжи дают о себе знать, да и за руль завтра.
— Давай, спокойной ночи. — улыбнулся Миша.
— Если что понадобиться — не стесняйся.
В большой комнате с видом на улицу, Андрей завалился на угловой диван, укутался ватным одеялом и начал проваливаться в прекрасный мир снов под чоканье стопок и разговоры о чём-то задушевном, которые обрывками доносились с кухни.
— Я частенько задаю себе один и тот же вопрос, Андрюш, — икая наливал Миша, — как так вышло? Ну вот как так получилось, что цель у нас была одна, а разбросало аж по разным странам.
— Это всё потому, что ты хотел получать тысячи, а я миллионы! — оба искренне рассмеялись и как-то немного сентиментально улыбнулись.
— Мне отец начал сниться. Причём очень часто. Молодой, красивый. Ничего не говорит, просто сидит на кухне в новгородской квартире — курит. Я ему говорю: «Папа, помоги пожалуйста, мне совет нужен!», а он просто смотрит на меня и курит. Я ж с похорон в Нижнем не был.
— Я маме предложил к нам переехать. Сказал, мол, давай, что ты там одна сидишь? Тут и внучка и мы рядом, если что. А она отказалась. Сказала, что свой век доживать в родном городе будет.
— Я тоже предлагал… ик… — Миша обновил стопки. — Даже предлагал квартиру в Нижнем продать, добавить деньжат, и в Москве взять однушечку. Ни в какую.
— Да её тоже понять можно. А в Нижний надо съездить. Тебе может поэтому отец и снится. Всё-таки полтора года прошло. Навести. — Андрей стукнул по стоящей Мишиной стопке и залпом выпил.
— А помнишь, как в детстве? Батя с мамой всегда нам какой-то сюрприз устраивали на дни рождения. Я всегда так ждал его. Ложился спать с улыбкой, потому что когда проснёшься — возле кровати будет лежать подарок. Или Новый год. Как мы неслись под ёлку, залезали в валенок и находили там подарки! В Дедушку Мороза верили. Верили, что вести себя нужно хорошо, и тогда нам будут подарки хорошие. Я для Анечки старался тоже такие сюрпризы делать. Правда уже не получается. — Миша закурил. — Теперь на день Рождения я просто дарю что-то, а Новый год мы вместе не встречаем.
— Да. С одной стороны грустно это, брат, но жизнь такая. Оптимистами надо быть. Главное, что дочка тебя любит, и зла не держит. А ведь было время, — брат Миши разлил водки по стопкам, — когда всё было так искренне. Ну вот как у детей сейчас. Я вот как сейчас помню, и садик этот страшный на Берёзковской, и воспитательницу нашу, только как зовут не скажу уже. А наша школьная тусовка! Макарыч, Серёга, Лысый. Мы ж бандой были. С Макарычем, кстати я до сих пор общаюсь. По скайпу, правда. Но приятно же ж.