И возникает вопрос: а не является ли вызов и практика радикального ислама ответом на вызовы радикального секуляризма? И если глобальная экстремистская деятельность радикальных исламистов обусловлена не только мировоззренческими причинами, но и многими другими, хорошо известными политикам, ученым и всем, кто исследует проблему современного терроризма, то, по крайней мере, как спусковой крючок, как аргумент вербовки честных людей, несомненно, используется ссылка на обезбоженную и дегуманизированную цивилизацию Запада. Ничем другим честного мусульманина вы не соблазните, если не призвать его к борьбе с «диавольской цивилизацией». Поэтому нужно в связке рассматривать оба этих явления – и терроризм как абсолютно неприемлемый метод, несущий огромные страдания ни в чем не повинным людям, и радикальный секуляризм, который исключает любую иную точку зрения кроме своей и предполагает, что весь мир должен выстраиваться по присущей ему модели, определяемой элитами могущественных стран.
Мы с сожалением отмечаем факт агрессивной эксплуатации религиозных чувств в разных странах мира. Экстремизм и терроризм под религиозными лозунгами, являясь плодом такой эксплуатации, стали инструментами политики, что только усугубляет проблемы и отдаляет мир от преодоления существующих разделений.
Одной из важнейших и самых насущных задач нашего времени является построение многополярного мира. Я в данном случае употребляю слово «многополярный» не в политическом, а, скорее, в культурном аспекте, имея в виду такой мир, в котором гармонично сосуществуют и находятся в созидательном сотрудничестве различные цивилизационные полюсы. Основой для межрелигиозного сотрудничества является внешне различное, но сущностно единое восприятие нашими религиозными традициями нравственных ценностей, имеющих абсолютный, а не относителный (как в секулярно-гуманистической системе) характер.
Не существует двух одинаковых людей. Для каждой нации, как и для каждого человека, характерно своеобразие, и оно формируется под влиянием очень разных факторов. Но при всех различиях культур и традиций мы имеем общее нравственное чувство, заложенное в нас Богом, у каждого из нас есть голос совести, который мы, христиане, называем голосом Божиим. Вероучения различных религий могут заметно отличаться, но как только мы переходим на уровень аксиоматики, на уровень нравственности, большинство религиозных традиций демонстрирует совпадение взглядов. Этот нравственный консенсус и есть единственное возможное универсальное основание для мирного сосуществования разных культур и народов.
Может показаться, что этот нравственный универсализм противоречит принципу культурного и цивилизационного разнообразия мира. На самом деле это совсем не так. Данные категории диалектически связаны друг с другом.
Есть мнение, что Аристотель когда-то сформулировал главную отличительную черту феномена городской жизни: город – это единство непохожих. Говоря о современном мире, я бы применил зеркальный принцип: это конгломерат непохожих единств.
Что это значит?
Дело в том, что культура каждого народа представляет собой не часть какого-то целого, а уникальный вариант этого целого. Это результат коллективного творчества людей на протяжении многих веков. У каждого из этих вариантов есть свое предназначение, само их историческое существование промыслительно.
Но взирая на самих себя, на наш Русский мир, создаваемый на протяжении более тысячи лет многонациональным народом, россами, как называли нас в Византии, сознавая органическую связь с той же Византией, с великой традицией восточного христианства, мы должны нести ответственность за свою культуру, за состояние своей картины мира, и, конечно, за то, насколько эта картина сохраняет новозаветные смыслы или, по крайней мере, христианские нравственные ценности.
Связь с историей родного народа, с предыдущими поколениями важна и промыслительна. Без этой связи разрушается культурная, а значит, ценностная преемственность. Ведь народ – это общность людей не только ныне живущих, но и общность поколений прошедших, настоящих и будущих. Понятие «народ» объединяет людей как по исторической горизонтали – ныне живущих, так и по исторической вертикали.
Разумеется, говоря о преемственности в культуре, невозможно не помнить о первопроходцах. В нашем случае эта тема связана, конечно же, с именами Кирилла и Мефодия. Именно труды солунских братьев дали импульс интеллектуальному, духовному и культурному развитию славянских народов и способствовали приобщению этих народов к богатейшему наследию Византии и Рима. Семена, когда-то брошенные равноапостольными учителями на благодатную славянскую почву, принесли обильные всходы в самых различных сферах народной жизни, одна из них – классическая русская литература, укорененная в кирилло-мефодиевской традиции.
Как писал наш выдающийся русский литературовед и культуролог Юрий Михайлович Лотман, с которым я встречался и достаточно много беседовал, – «вечное всегда носит одежду времени». То есть, общие исторические закономерности постижимы лишь через исторические частности.
Но эти самые исторические частности могут быть разными для разных культур.
Вот почему наша русская литература во многом берет на себя ту роль, которую на Западе чаще брала философия, а именно – поиск предельных смыслов бытия, попытки ответов на «вечные» вопросы. Далеко не во всех случаях человек, наделённый творческим даром, оказывается способным подняться к Небу. Но обращённость к внутреннему миру человека, особый психологизм и вместе с тем устремлённость к горнему русского искусства и особенно русской литературы, выделяет их на фоне аналогичных западных явлений.
Этот тип миросозерцания представляет собой результат развития одного очень важного качества русского характера.
Есть нечто такое, что лежит в основе мотивации абсолютного большинства русских людей, когда они прислушиваются к голосу, который мы называем совестью. Думаю, наше своеобразие во многом определяется тем, что Россия совестливая страна, хоть это качество нередко создавало для нее проблемы.
Приведу примеры того как совестливость брала верх над прагматизмом. Крымская война, защита Православия на Святой земле при Николае I. Кто-нибудь из наших слушателей скажет: «Да, но это была геополитическая программа». Но не геополитические идеи вдохновляли людей защищать святыни и защищать православных на Святой земле, а совесть. А балканские войны при Александре II? Тысячи и тысячи простых русских людей пошли воевать за братьев-славян, а вместе с ними и генералы, и члены царской семьи.
Это движение навстречу опасности, ради того, чтобы защитить ближнего, – тоже результат того, что человек слышит голос совести. Еще один пример связан с царствованием Николая II и началом Первой мировой войны, когда Россия заступились за сербских братьев. Какой же здесь прогматизм? Пренебрегая своим очень непростым экономическим и политическим положением, русские пошли воевать, чтобы отстоять независимость и достоинство сербов. Это совестливость, это крест. В истории России такие ситуации возникают и повторяются постоянно.
От креста не полагается отказываться, – учит Православная Церковь. Если Россия принимает на себя этот крест, то Бог даст и силы его нести. И если в политике, в жизни, в общественном устройстве мы будем стремиться к тому, чтобы справедливость торжествовала, чтобы нравственное чувство людей было спокойно, то нам непременно придется нести некий крест.
Несомненно, в мире многие не согласны с нашей позицией. Но сам факт несения такого креста имеет огромное значение для всего мира, для всего человеческого сообщества. И внешняя политика России сохраняет притягательность для многих людей в мире до тех пор, покуда не потеряет нравственное измерение.
Невозможно понять душу и мотивы поступков русского человека без глубокого изучения российской истории. События Крещения Руси, когда великий князь Владимир поставил христианские ценности в центр жизни народа и государства, стали основанием для формирования на просторах нашей земли нового общества. Общества, построенного на стремлении к небесному, к высоким духовным идеалам, к живому и непрерывному поиску Бога. Или, как иногда выражаются культурологи – общества с вертикальной динамикой. Это означало особое отношение к божественному идеалу, к абсолюту, к которому надо как-то прикоснуться еще при жизни. Это высокое стремление можно проследить даже в строительстве храмов: храмовый интерьер воспринимался как образ неба на земле. Отголоском жажды райского блаженства служила вечная мечта русских людей о царстве справедливости на земле. Отсюда такая глубокая укорененность общинных принципов в жизни нашего народа.
Историки-прагматики сказали бы, что христианизация нашей страны впоследствии послужила также формированию единого государства, дальнейшему развитию государственной системы. Но, на мой взгляд, основополагающим является то, что христианские духовно-нравственные ценности легли в основу самосознания и национальных культур многих народов исторической Руси.
Что же лежит в основе отношения русского человека к жизни, каков его высочайший мирской идеал, не личный, не семейный, не домашний, а тот, что определяет его отношение к окружающему миру? По крайней мере том, что был таковым совсем до недавнего времени и который, хочется верить, еще сохраняется в душе народа. Прежде всего – это способность принести жертву ради Родины и ради ближнего. Человек, открытый к своему ближнему, готовый к самоотвержению, способен на совершение подвига.
Важное место в мировоззрении нашего народа занимает еще один евангельский идеал – идеал целомудрия. Церковь учит нас, что целомудрие есть в первую очередь «здравый (то есть целостный) образ мыслей», направленный на сохранение и укрепление целостности человеческой личности. А целостность заключается в единстве с Божественным замыслом о человеке и мире, в причастности к делу Христа и к опыту многих поколений верующих, начиная с апостолов и святых отцов и заканчивая нашими предками, чьими трудами молитвами наш народ спасся от колонизации и утраты исторической субъектности, сохранил возможность соработничества в служении Господу.