(один). Как темно!.. Быть может, именно мы, мы найдем выход для всего человечества?.. Из лабиринта! (Бьет куликом по стене.) Вы-ход!
1979
ДЕНЬ «X»Трагедийная хроника
Д ж а л и л ь.
К у р м а ш.
Б а т т а л.
Д и л ь б а р, она же Д е в у ш к а - п е с н я, она же В е ч н а я ж е н щ и н а.
Р е б е н о к.
С., поэт, свидетель, современник.
Х и с а м о в.
Я м а л у т д и н о в.
Х е л л е.
Р у н г е.
О л ь ц ш а.
А л м а с.
Р о з е н б е р г.
Ф е л ь д ф е б е л ь.
П а л а ч.
П а л а ч о н о к.
Т р е т и й п л е н н ы й.
Р е й х с к о м и с с а р.
К е л ь н е р.
Э с э с о в ц ы, н и щ и е, р а н е н ы е, п л е н н ы е.
Мусе Джалилю, поэту,
а также Гайнану Курмашу,
Абдулле Батталу,
Ахмеду Симаю,
Абдулле Алишу,
Фуату Булатову,
Зиннату Хасанову,
Фуату Сайфульмулюкову,
Ахату Атнашу,
Гарифу Шабаеву,
Салиму Бухарову
и еще одному, чье имя осталось неизвестным,
обезглавленным за подрывную деятельность
против фашистского рейха
25 августа 1944 года в Берлине,
округ Шарлоттенбург, Кенигсдам, 7,
тюрьма Плетцензее, блок № 4…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ[1]
Решетки и застенки камер, развороченная земля, руины городов, женское лицо с ищущим взглядом и слезой на щеке — образ пылающего в огне человеческого мира. М а л е н ь к и й ч е л о в е к бредет по огромной земле. Что он ищет в этом огне? Кого он потерял?
Р е б е н о к. Где мой папа? Папа!
Звуки орудийного грома. М у ж ч и н а, поспешно надевающий гимнастерку. Ж е н щ и н а, припавшая к его груди. Последние сборы. Последний миг перед разлукой.
Д и л ь б а р. Присядем?
О н (после короткой паузы). Ну, все!
Д и л ь б а р (вскричав). Не отпущу! (Целует лицо, руки. Опускаясь, припадает к ногам.)
О н. Встань.
Д и л ь б а р (поднявшись, берет его руку, прижимает к своему телу). Слышишь?
О н. Живет уже?
Д и л ь б а р. Иди. Помни, здесь — мы. И мы ждем тебя.
О н. Я вернусь.
Р е б е н о к (оглянувшись и увидев С.). Я похож на тебя! Ты мой папа!
С. Да, мы похожи. Но я не твой отец. Я… это ты сам. Только через много лет.
Р е б е н о к. Я — это ты?!
С. Да.
Д и л ь б а р. Ночью я начала шить тебе рубашку. Не успела! (Чуть не плача.) Это хорошая примета! Волшебная рубашка возвращает жизнь даже павшему.
О н. Ты веришь в это?
Д и л ь б а р. Не смейся! Я почему-то боюсь! В своих стихах ты так часто писал о собственной смерти!
О н. Ее, к сожалению, не миновать.
Д и л ь б а р. Не надо, не надо так говорить!.. Если бы я успела дошить рубашку!
О н (обнимая). Моя маленькая… (Гладит лицо, волосы.) Даже если судьба пошлет смертельную рану, я буду до самой последней минуты смотреть в твои глаза.
Д и л ь б а р. Господи! Почему этот мир так переполнен злом?! Люди на земле не могут даже любить друг друга!
О н. Не бойся! Все будет хорошо.
Д и л ь б а р. А после этой войны? Она последняя?
О н. Прощай же, маленькая моя.
Д и л ь б а р (со страхом глядя ему в глаза). Почему так холодны твои губы?
Последнее пожатие рук. Пальцы не могут, не хотят расставаться — скользят, цепляются. Расстаются.
О н. Я вернусь…
С. Стой! (Подходит ближе, держа в руке руку ребенка.) Подождите. Побудьте вместе еще хотя бы мгновенье. Вы не увидитесь больше. Она права. Ты часто предрекал свою смерть.
О н. Кто ты?
С. А пророчества, к сожалению, исполняются.
О н. Кто ты?!
С. Я родился во время войны. Может быть, ты мой отец, а ты — моя мать? Не знаю… А возможно, меня родила какая-нибудь русская женщина или болгарка. Я не знаю ни матери, ни отца. (Гладя голову ребенка.) Каждый погибший может быть нашим отцом.
Р е б е н о к. Мой папа он?!
Д и л ь б а р. Мне страшно!
С. (подняв ребенка на руки). Я тоже поэт, как и ты. Но из другого времени.
О н. Зачем ты здесь?
С. Сегодня ты уходишь на фронт. Ты попадешь в окружение. Тяжелораненым тебя возьмут в плен.
Д и л ь б а р. В плен?!
С. Ты выживешь. Смерть придет к тебе позже.
Д и л ь б а р. Неправда! Не слушай его!
О н. Человек должен знать свою судьбу. Пусть говорит.
С. В концлагере ты войдешь в подпольную организацию. Потом окажешься в Берлине. Среди последнего человеческого отребья! Ты наденешь на свое лицо маску.
Д и л ь б а р (перебивая). Что он говорит? Зачем? Зачем?
С. Потом тебя предадут. Тебя и всех твоих товарищей.
Д и л ь б а р. Нет! Нет! Неправда!
О н. Говори.
С. Ты пройдешь через пытки. Будешь приговорен к смертной казни. И тогда-то вот в ожидании смерти ты напишешь свои последние стихи. «Умру я, черед мой скоро, но песня моя жива, помнят ее и шепчут деревья, цветы, трава…»[2] — напишешь ты. «Мой след вы ищете в песне, я там, за последней строкой», — скажешь ты. И это будет твоим завещанием.
О н. Чьи это стихи?
С. Твои.
О н. У меня нет таких стихов.
С. Ты их напишешь в камере. Они дойдут до людей в двух маленьких самодельных блокнотах. «Мой след вы ищете в песне», — напишешь ты. Вот почему я здесь. Я иду по твоему следу. Мир изменился, но не настолько, чтобы в нем не осталось зла. Кровь, войны! И быть может, завтра еще бой? И все повторится? И мне, как тебе, идти по тому же пути?
Появляется П а л а ч. В руках у него — странный инструмент.
П а л а ч. Сначала на мышках, потом на людях!.. Всем игрушкам игрушка.
Д и л ь б а р. Кто это? Я боюсь!
С. Это палач.
Д и л ь б а р. Палач?
П а л а ч (увидев ребенка). Хочешь поиграть, сынок? Смотри! Видишь, какая хорошая игрушечная гильотина! Просунь сюда головку.
Р е б е н о к. Нет!
П а л а ч. Не хочешь пока? И правильно, надо вырасти. У меня дома для тебя маленький палачонок растет.
О н. Это мой палач?
С. Да, главный палач рейха. На службе уже несколько лет. Потомственный палач.
П а л а ч. Мой! По глазам узнаю своего!
С. За каждую отрубленную голову он получает тридцать марок. И еще ему предоставлено право бесплатного проезда к месту казни.
П а л а ч (любуясь гильотиной). Пусть упражняется! Пусть!
Появляется г р у п п а л ю д е й.
С. А вот твои будущие товарищи.
П а л а ч (считая). Раз, два, три… Двенадцать. Триста шестьдесят марок!
О н. А, это ты, Курмаш? Я не разглядел тебя сразу. Ты, Алиш?.. О, Ахмед Симай здесь? Гариф Шабаев… И ты, Баттал? Хорошая компания!
К у р м а ш. Не хватает только тебя.
О н (внезапно обернувшись к С.). И что? Их казнят тоже?
П а л а ч. Если сложить все головы в одну пирамиду! Когда рейх поднимется над миром, и я стану главным палачом земного шара!..
Безумный хохот Палача, и он заглушает ответ С.
О н (вглядываясь). Фархад Хисамов, Ямалутдинов… Всем та же участь?
С. Эти останутся в живых.
О н. Удастся спастись?
С. (после паузы). Удастся… Еще три человека. Присмотрись. Хелле, Райнер Ольцша. Из имперского управления безопасности. А тот, что в центре…
Р о з е н б е р г. Это немаловажный политический эксперимент, Райнер. Помимо чисто военного характера…
С. Один из лидеров нацизма, рейхсминистр восточных оккупированных территорий Розенберг… Теперь ты знаешь почти все, что тебе предстоит. Иди. А я пойду по твоему следу.
Д и л ь б а р. Я не успела сшить тебе рубашку! Ты не вернешься! Не вернешься!
О н (еще раз оборачиваясь). Прощай! Я вернусь! Все равно вернусь!
Идет на Палача, на врагов. Проходит сквозь них к товарищам. Объятья друзей.
Еще миг, и только С. с ребенком бредут по бесконечным дорогам земли.
С. Ну вот, иди теперь и ты. Не бойся. Ты вырастешь, станешь мной.
Р е б е н о к. Я стану большой? Меня не убьют?
С. Человек, который ушел сейчас на войну, защитит тебя. Тебя не убьют.
Р е б е н о к. А тебя?
С. Что?
Р е б е н о к. Тебя? Тебя тоже не убьют? Потом?
С. Не знаю… Если бы дороги настоящего так не напоминали дорог прошлого. Я не знаю, убьют меня или не убьют. Я хочу знать, мне нужно знать другое! Уничтожаем человек или неуничтожаем?! Уничтожим он вообще или неуничтожим?!
Р е б е н о к. Я не хочу, чтобы тебя убили! Я хочу, чтобы никого не убивали!
Р у н г е и Х е л л е.
Р у н г е. Вот его персональ-карта. Бежал из Туркестанского легиона, пойман. В лагерях Тильзит и Демблин содержался вместе с Джалилем и Курмашом. Отмечается гибкость в приспособлении к обстановке, большая способность к выживанию.
Х е л л е. Надо посмотреть живьем. (Проглядев персональ-карту и подколотые к ней бумаги.) Обработайте, а потом я явлюсь в роли спасителя. (Уходит.)
Ф е л ь д ф е б е л ь (на пороге). Герр штурмфюрер?
Р у н г е. Здесь? Давай.
Вводят Я м а л у т д и н о в а.
Я м а л у т д и н о в. Заключенный номер триста один по вашему приказанию прибыл!
Молчание.
Р у н г е (снова листая страницы персональ-карты). Так… Ну?! Что вы намерены сказать мне, Ямалутдинов?