О л ь ц ш а. Смелее, смелее. Ты находишься среди друзей. Здесь ничто тебе не грозит.
Я м а л у т д и н о в (посеревший, обессиленный внутренней борьбой, словно раздавленный). Если бы я что-то попытался сделать, они бы убили меня… И потом, господин Хелле дал мне знак, чтобы я…
О л ь ц ш а. Я понял тебя, понял. Ты вел себя правильно.
Я м а л у т д и н о в. Курмаш с Батталом считают, что связали меня этим. А я с вами.
О л ь ц ш а. Итак, выступление четырнадцатого?
Я м а л у т д и н о в. Да.
О л ь ц ш а. Ты сам слышал? Своими ушами?
Я м а л у т д и н о в. Слышал.
О л ь ц ш а (Рунге). Приступайте. По утвержденному списку. Одно исключение. Залилова пока не трогать. Его в Берлин, остальных — немедленно брать. (Уходит.)
Р у н г е. Ясно. (Набрав на диске телефона двузначный номер.) Начинайте. По утвержденному списку. Залилова изолировать.
Ф е л ь д ф е б е л ь. Придется поломать кости. Работы много.
Р у н г е. Кого-нибудь дам. (Уходит.)
Ф е л ь д ф е б е л ь (заметив Ямалутдинова). Ты еще здесь? Пошел вон! Не сюда. В ту дверь.
Я м а л у т д и н о в. Да-да, я сейчас, сейчас.
Ф е л ь д ф е б е л ь. Быстро. Быстро. (Поспешно выталкивает Ямалутдинова.)
Из другой двери в кабинет вталкивают Б а т т а л а. Пространство заполняют н е с к о л ь к о э с э с о в ц е в. Удар. Второй, третий, еще один… Слышны только звуки ударов. Баттал падает.
Р у н г е (появившись из двери, подскочив). Явки? Отвечай! С кем встречался? Отвечай! Разуть его! Ганс!
Ф е л ь д ф е б е л ь. Здесь. Здесь я.
Баттала уволакивают в соседний кабинет. И уже оттуда слышны голоса.
Р у н г е. Кто в составе партийной организации? Отвечай! Связные? Отвечай! Ваши задачи? Отвечай!.. Под напряжение! Пусть попляшет в пляске святого Витта! Ну? Ты был говорлив, когда спровоцировал свой первый арест. Ну?! В живот ему сунь электрод! В рот! В уши!
Вталкивают К у р м а ш а.
(Выбежав и обрабатывая уже его.) Советую быть благоразумным. Количество людей в организации? Ее структура?
И снова — удар за ударом. Ногами, стальной цепью, медным прутом.
К у р м а ш (словно в забытьи, разбитыми в кровь губами).
Коль обо мне
Молва пройдет:
Мол, упал на дороге я,
Отстал, не встал, —
Не верь!..
Э с э с о в е ц. Он смеется, сволочь. Стихи Залилова! Он издевается над нами!
Р у н г е. Где щипцы? Связать! Раздеть!
И снова рев озверевшей, не могущей насытиться кровью своры.
Отвечай! Отвечай! Отвечай!.. Следующего!..
В стороне, где-то на отшибе, — Я м а л у т д и н о в, жалкий, сжавшийся, безумный. Вихляющаяся из стороны в сторону фигура, как сомнамбула, кружит на одном месте.
Я м а л у т д и н о в. Жить, только жить… Плевать на все! Для этих — флаг со свастикой, для других со звездой… Ха-ха! Какие-то тряпки. Умирать ради тряпья? А кто знает, какая тряпка лучше? Кто?! Государство — это мое тело. Одно тело, и больше ничего! Ничего… Пусть умирают. Пусть травятся. Пусть воюют, убивают, пытают друг друга… Пусть подыхают все. Ха-ха! Будут рядом кричать, и я буду кричать. Будут убивать, и я буду убивать! Нашли дурака? (Безумно смеется.) Выжить бы… (С мольбой.) Выжить…
Р о з е н б е р г (швыряя на стол бумаги). Когда я рассматриваю ваши области, то цифры, нарисованные вами в отчете, представляются мне совершенно недостаточными. Раньше все называлось проще. Разбоем! Это соответствовало законной формуле — отнимать то, что завоевано. Теперь формы стали гуманнее. Несмотря на это, я намереваюсь грабить. И грабить эффективно. И я заставлю вас выполнить поставки, которые я на вас возлагаю.
Р е й х с к о м и с с а р. Армия в России, конечно, должна снабжаться продовольствием России. Это само собой разумеется.
Р о з е н б е р г. Никаких дискуссий.
Р е й х с к о м и с с а р. В Прибалтике у меня дела обстоят хорошо. Но в Белоруссии? Могу я коротко высказать свое мнение?
Р о з е н б е р г. А для чего вы находитесь здесь?
Р е й х с к о м и с с а р. Я хочу давать больше. Более того, я могу дать больше. Но чтобы сделать это, должны быть созданы предпосылки. Пока не будет наконец покончено с бесчинствами партизан и прочих бандитов… Я уже четыре месяца непрерывно кричу о помощи!
Р о з е н б е р г. Мысль фюрера о том, что лишний человеческий материал следует истреблять максимальным использованием на работах, является лучшей из всех возможных по этому вопросу. Если бы вы приложили хотя бы десятую часть необходимой энергии…
Р е й х с к о м и с с а р. Я послал в Германию полмиллиона…
Р о з е н б е р г. Ваши пятьсот тысяч просто смешны. Ваши пятьсот тысяч — крупица! У вас власть. У вас есть вермахт. Есть полиция, отряды эйнзатцкоманд. Вместо этого вы кричите о помощи? Избавление от вшей не вопрос для дискуссии. Это вопрос элементарной санобработки вверенной вам территории.
Р е й х с к о м и с с а р. Для этого нужны части, на которые можно положиться. А мне присылают черт знает что! С такими эйнзатцкомандами, вроде поволжских батальонов, которые, кстати, формируются во вверенном вам министерстве…
Р о з е н б е р г. Что?
Р е й х с к о м и с с а р. Простите. Простите, господин рейхсминистр. Я выразился недостаточно аккуратно.
Тяжелое молчание.
Р о з е н б е р г. Можете быть свободным. В недельный срок представить предложения, как будут производиться поставки в текущем году.
Холодный ритуал прощания. Розенберг раздраженно швыряет карандаш, который держал в руке, нажимает кнопку. Входит п о м о щ н и к.
Гауптштурмфюрер Ольцша и президент Волго-Татарского комитета?
П о м о щ н и к. Ожидают приема.
Р о з е н б е р г. Пригласите.
Вместо рейхскомиссара перед Розенбергом — О л ь ц ш а и Ш а ф и А л м а с. Ритуал приветствий.
(После тяжелой паузы.) Мобилизация на борьбу с большевизмом крупных соединений, сформированных из народов России, — важный военный и политический эксперимент. К сожалению, приходится констатировать, что он не удался. Не далее как вчера фюрер заявил, что все так называемые национальные комитеты оказались не чем иным, как плодами с гнилой начинкой. Только что рейхскомиссар Прибалтики и Белоруссии осмелился бросить мне в лицо чудовищные вещи! Вы ставите меня, дорогие мои друзья, в неловкое положение.
А л м а с. Неприятностей больше не будет. Работа ведется. Аресты уже начались.
Р о з е н б е р г. Работа ведется… Плохая работа.
А л м а с. Дело в том, господин рейхсминистр, что нужно время. Россия не Европа. В Европе человек дисциплинированный и боязливый, а в России совсем другой.
Р о з е н б е р г. Вы покинули Россию, как и я, после революции. Не кажется ли вам, что за столь долгие годы вы утратили непосредственное ощущение этой страны? Что же касается человека — он таков, каким его делают обстоятельства. За какой-то десяток лет мы поменяли головы миллионам людей, и отныне они живут во власти нашей идеологии. Если идея где-то, пусть даже в одном пункте, проявляет бессилие, значит, не все с ней обстоит идеально? Вы хотите уверить меня в этом?
А л м а с. Я приложу все силы, чтобы уверить…
Р о з е н б е р г. Боюсь, что ваших сил для этого явно недостаточно. Вы свободны.
А л м а с (поднимаясь). Я хотел присутствовать, господин рейхсфюрер, при беседе с Залиловым. Я чувствую, как меняется ко мне отношение… Если позволите?
Р о з е н б е р г. В этом нет необходимости.
Алмас выходит.
Порченные молью люди не могут быть лидерами. Провал эксперимента отчасти объясним тем, что мы не нашли лидеров, которые могли бы возглавить националистические движения.
О л ь ц ш а. Большинство из них, к сожалению, отличается изощренной хитростью, безграничным тщеславием, но не проницательностью и умом.
Р о з е н б е р г (раздраженно). Последними качествами должны обладать и мы с вами, дорогой Райнер! (После паузы.) Сегодня после первых лет натиска мир в некоем равновесии сил. Больше того, кривая успеха порой идет даже на убыль… Я знакомился со стихами, которые вы мне доставили, с желанием всецело познать умонастроения враждебной стороны. С желанием понять природу противостоящей идеи! Хочется совершенства, Райнер. Я страдаю от несовершенства этого мира! (Беря в руки фотокопию стихов и бросив на стол.) Подобно Иксиону, прикованному Зевсом к вращающемуся колесу, мы заперты в вечном круговороте действий. Но колесо уже не катится, не идет. При всех колебаниях и иногда кажущихся положительных отклонениях оно неизменно оказывается в той же точке, из которой стремилось уйти. Я убежден, если идея где-то, пусть даже в одном пункте, проявляет бессилие, значит, возможно поражение и больших масштабов. (Постукивая пальцем по листочкам со стихами.) Вот что означают стихи этого человека, находившегося под вашим наблюдением, дорогой Райнер. (Нажимает кнопку звонка.)
Входит п о м о щ н и к.
Залилова.
Помощник выходит. Появляется Д ж а л и л ь.
Прошу вас. Садитесь.
Д ж а л и л ь. Парадоксально. Когда меня повезли в Берлин, я не мог предположить, что этим обязан вам.
Р о з е н б е р г. Почему же? Мы с вами почти соотечественники. Правда, вы татарин, а я из прибалтийских немцев. Но мы оба из России. (Улыбаясь.) И к тому же коллеги. Вы закончили курс в Московском университете по гуманитарному отделению, а я отбыл таковой же в этом университете.
Д ж а л и л ь. Не знал таких подробностей. Они меня очень трогают, господин министр.