А з г а р (после долгой паузы). Ясно. Ясно. (Встает из-за стола.) Ну, и как же ты думаешь помогать тем, кого жалеешь?
Р у с т е м А х м е т о в и ч (другим тоном). Я, Азгар Мансурович, так думаю. Кроме меня и тебя, о старом архивном деле пока еще никто не знает. В конце концов, его списать пора. Его еще несколько лет назад надо было списать. За давностью. А тут как раз ты к нам в прокуратуру работать поступил. Ну, я и оставил его. Одни, Азгар, марки коллекционируют, а я — тайны. Ценный капитал — человеческие грехи, Азгар Мансурович. В любой момент могут пригодиться. Ну вот мы эти грехи давние и спишем по акту, как полагается в хорошем учреждении. И тихо будет, спокойно. Ну, и родственник мой, конечно, успокоится. Муж племянницы.
А з г а р. Ну, ну? Дальше?
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Его грешки, образно говоря, тоже спишем. Да и какие грешки? Намудрили, конечно, в том деле, которое к тебе на доследствие попало. По неопытности, по незнанию отдельных вопросов попортили картину происшествия. Но ведь без умысла.
А з г а р (с улыбкой). Опыт у тебя есть такой?
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Какой?
А з г а р. В коллекционировании?
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Есть.
А з г а р. И не боишься даже мне такое предлагать?
Р у с т е м А х м е т о в и ч (тоже смеясь). А что, у тебя магнитофон включен?
А з г а р. Нет здесь магнитофона.
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Чего же бояться? Что мы — дети? От слов краснеем? Слова следов не оставляют.
А з г а р. Значит, коллекционируешь?
Р у с т е м А х м е т о в и ч (объясняя). Это же как филателия! Увлечься надо!
А з г а р. Ты чем занимался раньше?
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Ты мне мораль не читай! Ты об отце лучше подумай, пока не поздно! И о себе!
А з г а р. Об отце я думаю. Все время думаю. (Идет на Рустема Ахметовича.) Ну иди, иди, мразь! И советую… в мой кабинет больше… не заходить! Бить морду буду, Рустем Ахметович! Невзирая на твой почтенный возраст! И не предупреждая! И даже при людях!
Р у с т е м А х м е т о в и ч (отступая). Дороже заплатишь, Азгар Мансурович. Много дороже. Я по-человечески с тобой договориться хотел. По-свойски.
А з г а р. Я уже плачу. Дороже некуда. (Снова взрываясь.) Вон!
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Знакомый у меня был в молодости. Следователь. Одно дело попытался распутать. И однажды не пришел домой…
А з г а р. Пугать вздумал? В меня уже стреляли два года назад. Ничего!
Р у с т е м А х м е т о в и ч. Конечно, кое-кому в жизни везет. Отцу твоему всегда везло. Слишком даже! И тебе. А брат твой?.. А завистливые глаза черны! (С ненавистью.) Я бы весь ваш род, всю вашу фамилию!!! (После паузы.) Впрочем, зайду чуть позже. (С усмешкой.) Бросил курить, а не могу без сигареты… Я зайду, Азгар, зайду еще. Потому что черны завистливые глаза! Очень черны! (Уходит.)
Азгар один. Стук в дверь. Входит Г а р и ф.
А з г а р (резко). Что еще тебе здесь надо?!
Г а р и ф. Ты что? Очумел?
А з г а р. Да, да… Извини. Извини…
Г а р и ф. Почему на телефонные звонки не отвечаешь? Почему бросил трубку, когда я с тобой говорил?
Молчание.
А з г а р. На, читай. (Кладет перед ним папку.) Читай. Это дело о… самоубийстве нашей матери.
Г а р и ф. Лина мне рассказала. На досуге как-нибудь… (Отодвигает папку.) Сейчас не о том речь!
А з г а р. Не о том? А о чем?.. Ну, хорошо, что пришел… Ты помнишь то лето, когда матери не стало? Мы еще жили в деревне… Осенью, когда вернулись в город, нам еще сказали, что она в командировке, так ведь? В командировке она была очень долго. Потом нам сказали, что она умерла… Потом, через два года, в доме появилась Рашида-апа… Потом родилась Наиля. Отец сделал быструю карьеру… Нам надо сейчас все вспомнить… Все, все вспомнить!
Г а р и ф. Зачем ты все это копаешь?
А з г а р. То, что я узнал сегодня ночью…
Г а р и ф. Ты болен, наверное. Больной человек? Дело было прекращено. И пусть оно лежит там, где лежало двадцать пять лет. Испортил вчера весь праздник.
А з г а р. Пойми, мне и так трудно.
Г а р и ф. Тебе трудно? А нам всем?!
А з г а р. Что ж… Хороним родственников, хороним свою совесть, честь свою, принципы, друзей, любовь… И спешим, спешим! Надо скорее похоронить, скорее! И только потом поднимаем глаза к небу, когда наги, нищи! Как жить без схороненного? Пойми, я не могу так!.. К сожалению, прошлое не всегда принадлежит только истории. Иногда оно возвращается! Мне подсунули дело о самоубийстве нашей матери.
Г а р и ф. Ну?
А з г а р. Сделку предлагают. Я закрываю дело Разумовского и Калганова, они же… хоронят это дело.
Г а р и ф. Ну? И что… ты?
А з г а р. Я сам теперь боюсь, сам не хочу ничего знать… Но что бы я ни делал сейчас, как бы ни стремился уйти, каждый шаг приближает меня!.. Мне нужно было самому убедиться…
Г а р и ф (взрываясь). В чем? В чем, черт тебя дери, убедиться? За каким дьяволом ты ездил ночью на старую квартиру? Расковырял стену?
А з г а р. Если бы не было этой стены… Этой пули?.. Пуля, которая фигурирует в деле о самоубийстве матери, вошла в стену почти под прямым углом, углубившись в нее на два с лишним сантиметра… Ты понимаешь, что это значит?.. Так не могло случиться с пулей, пробившей тело человека! Это был инсценированный выстрел! Стреляли просто в стену!!
Г а р и ф. Мне плевать на твои углы и твои сантиметры.
А з г а р. Мне нужно понять, что там произошло. Эта пуля!.. Этот угол полета!.. Получается, мать погибла не по своей воле!
Г а р и ф. Что?
А з г а р. Неграмотное следствие… Сейчас можно толковать прошлые события и так и этак… Отец, понимаешь? Я не верю, не хочу верить, но… Объективно — этот след пули, оставшийся в стене, свидетельствует против него. Если ему бросят сейчас обвинение в убийстве?!
Г а р и ф. Психология заела, дурак? Спокойно жить не хочешь?
А з г а р. Хочу. Хочу спокойной жизни! Я думал, что можно устроить себе счастливый, уютный мирок. Спокойно жить. Без ошибок. Без путаницы. Делать свое дело. Но чтобы жить честно, оказывается, надо чего-то лишаться. Ты пойми! Я хочу, чтобы ты понял…
Г а р и ф. Что понять?
Телефонный звонок.
А з г а р (взяв трубку). Да… Я Арсланов… Кто говорит? Что?.. (Меняется в лице, резко кладет трубку на стол, тут же набирает номер по другому телефону.) Арсланов. Из прокуратуры. Номер телефона 21-71-09. Немедленно проверьте, откуда звонят… (После долгой паузы.) Из автомата? Номер, адрес? (Пауза.) Спасибо. (Кладет обе трубки на рычаг.)
Г а р и ф. Кто такой?
А з г а р. Очередной доброжелатель… (Снимает трубку, набирает номер.) Девяносто седьмой… Пожалуйста, адрес Гайшина Анвара Каримовича, год рождения тысяча девятьсот восемнадцатый. (Ждет.) Спасибо. (Кладет трубку, записывает адрес.)
Г а р и ф. Чей это адрес?
А з г а р. Бывшего приятеля отца. Проходил свидетелем по делу. Хочешь, сходим к нему вместе?
Г а р и ф. Зачем?
А з г а р. Не знаю. Поговорим… Я ничего сейчас не знаю.
Г а р и ф. Ничтожество! (Направляется к двери.)
А з г а р. Постой!
Г а р и ф. А пошел ты!..
А з г а р. Я прошу тебя! Ты мне нужен сейчас!..
Г а р и ф. Зачем тебе надо было брать в руки это дело, черт возьми! Сам поднимаешь архивную пыль…
А з г а р. Я подумал, шантаж. Я подумал, надо быть готовым. А теперь у меня у самого зародилось сомнение. Зачем? Не знаю.
Г а р и ф. За отца не волнуйся. Он, как никогда, твердо стоит на земле.
А з г а р. В уголовном порядке ему, конечно, ничего уже не грозит: дело давнее. Но существует еще ответственность нравственная, гражданская. Она срока давности не признает… (Нервно.) Во мне сломалось что-то! Жизнь вопит и кричит, когда ее допрашиваешь вот здесь! Но сейчас она кричит во мне самом, потому что тоже приговорена!!
Г а р и ф. Ну хорошо! Давай раскинем на весах! Завтра становится известно, что наш отец преступник. Что происходит с ним? Наступает его моральная смерть. А может, и физическая… И… общество теряет крупного ученого. Теряет человека, которого трудно заменить, который единствен!.. Дальше. Я, начальник нефтеразведочной экспедиции, который живет не здесь, за тысячи километров, который вовсе не отвечает за отца… Так вот, и я завтра тоже теряю многое. И общество теряет меня. Теряет, смею сказать, — а я очень нескромен в этом отношении — одного из своих талантливых хозяйственников, великолепного администратора, которых сейчас не так уж много, которые нужны стране как воздух! Которые знают, что делать и как делать дело! Я уже не смогу работать в полную силу. Исчезнет самое дорогое — уверенность! Все мои титулы, звания, вся моя слава, все, что я заработал, — не помогут. Всегда может найтись какая-нибудь прыщавая бездарность, которая будет тыкать в меня пальцем и кричать: «А король гол!» И этому пальцу будут верить! Выгодно это обществу? А что произойдет с тобой, с Рашидой-апа, с сестрой, с твоей женой?! И кому все это нужно? Да если бы еще было точно известно, что отец… Этого ведь нет! Двадцать пять лет назад был доказан факт самоубийства. Именно самоубийства! И пусть дело лежит там, где лежало все эти годы! Поднимется шум, машину вспять будет вертеть уже гораздо трудней. И давай тогда думать, где КПД больше! Нравственность, справедливость, истина — это понятия и экономические. Так давай считать, на счетах считать, на арифмометрах, если хочешь, что экономичней?! Считать, исходя не из своих шкурных позиций, а из общих интересов!
А з г а р. Я не знаю, Гариф… Я знаю только, что обречен пройти этот путь до конца. Я чувствую это.
Г а р и ф. Тебя уже раздавили… Слюнтяй! Я сам договорюсь с твоим архивариусом.
А з г а р. Не смей!..
Дверь со стуком захлопывается.