О н а. Однажды мы сидели даже за одним столом у общих знакомых. Какое-то событие или какой-то праздник. Но все это не имеет значения.
О н. Виноградный сок? Молдавский рислинг? Выпьете?
О н а. Никогда не рвала сама винограда. И у моря никогда не была.
О н. У моря?
О н а. Пожалуйста, извините меня. Все это, наверное, ужасно глупо выглядит со стороны? Я знаю вас давно. О вас ходят легенды.
О н. Вы работаете в моем институте?
О н а. Нет. Рядом. В соседнем.
О н. Легенды, слухи, слава, а где выход? Лучше бы знать, где выход!
О н а. Выход? Какой выход?
О н. Я говорю о науке. Снежный ком становится все больше и больше. А процесс — все более неуправляем. Мы все были слишком увлечены решением технических проблем и не заметили даже, как подошли к рубежу, за которым каждый шаг, даже самый жалкий, самый ничтожный… Впрочем, это материя не для застольного разговора. Почему на вас этот нелепый плащ? Извините! Я посмотрю, что у меня есть… (Выходит.)
Женщина блуждает по комнате, потом останавливается перед зеркалом. И долго смотрит на себя, трогая пальцами щеки, глаза… В ужасе отшатывается… И снова вглядывается, словно видя в зеркале не только себя, а и еще что-то иное.
Звучит музыка. Но уже античеловеческая в своей сути, своей разрушительной мощи. Музыка, разбивающаяся о чистый голос скрипки. Что-то черное, крылатое, появившись было до осязаемого облика, тает в зеркале…
О н а (вынимая из стакана, стоящего на столе, тюльпаны). А помнишь, кто-то принес тебе красные тюльпаны? Помнишь, ты даже и сквозь оберточную бумагу услыхала их дыхание? Оно было настойчивым, как у младенца… А может, им тоже было плохо и они звали тогда на помощь? Огонь… маленький огонек!.. Он просиял над целым мирозданьем и идет в ночь и плачет… (Почти кричит.) Для чего? Зачем? Зачем?
О н (появившись). Что с вами?
О н а. Я боюсь. Мне страшно! Почему все так происходит? Скажите, почему?
О н. Что происходит? Что?!
О н а. Не знаю. Не знаю! Столько тел было брошено в жадные челюсти моря!.. В землю… Столько жизней перемолото. Мы как пшеничные зерна! А в реках вздувается ил, пропитанный кровью! И все это ради того, чтобы мы пришли в мир? Все это ради призрака, ради легкого шелеста платья? Бабочка летает… Легкая лебединая пушинка… Ради женской пустой рубашки? Ради вас и меня? Нет, нет, не бойтесь! Я не сошла с ума. Но я думаю! Все время сейчас я думаю!
О н. О чем?
О н а. Не знаю. Я ничего не знаю. Но я думаю, не может быть, что все эти муки и горе, вся эта жизнь, моя жизнь и вся жизнь, что вокруг, и все, что во мне, будут поглочены бездной всего только… ради игры? Нет, наверное, есть какой-то смысл? А? Родятся другие? Другие узнают то, чего не узнала я… Но зачем была я? Я не понимаю? Ведь меня даже никто не любил? Зачем же была я?
О н. Довольно. Вы слышите меня?
О н а. Что?
О н. Это я вас спрашиваю, что?.. Это я вас спрашиваю, что с вами? В конце концов, чем могу быть полезен вам?
Молчание.
О н а. Видите ли, я долго думала, кого попросить, к кому обратиться. Все ходила по городу, пряталась от всех и думала: к кому, к кому, к кому? И мне пришла мысль обратиться к вам… А сейчас на меня что-то нашло.
О н. Чего вы испугались?
Молчание.
О н а. Мне так хотелось есть… А сейчас не хочется. Вы, пожалуйста, извините меня. Я пришла… Вы, наверное, работали?
О н. Повторяю, чем могу быть полезен?
О н а (после паузы). Можно еще чаю? Я пить хочу. Я очень любила пить чай. (Поправившись.) Люблю пить чай… Жарко стало! (Поднимается из-за стола, снимает с с себя плащ и вдруг застывает, словно увидев себя его глазами; на ней — серый потертый больничный халат.) Некрасивый, да? А впрочем, пусть. Туфли тоже так жмут! (Засмеявшись.) Тоже чужие!
О н. Почему на вас этот халат?
О н а. Я сбежала из больницы. Сегодня утром. Вот… украла на вешалке плащ, туфли и — сбежала. Домой мне нельзя. Да и дом далеко. Там мама и отец, а здесь я живу одна… Но я боюсь появиться у себя даже на минуту! Есть очень близкая подруга, но к ней тоже нельзя. Она не поймет. Я перебрала всех знакомых, и ни к кому нельзя. Оказывается, ни к кому!
Молчание.
А вы совсем чужой человек. И я подумала… Поскольку вы совсем чужой человек…
О н. Это о вас, выходит, я слышал? Большое ЧП, произошедшее на днях? Какая-то крупная радиационная авария? Разрыв одной из труб контура, разгерметизация урановых кассет. Пострадал один человек?.. Вы? Это были вы?
О н а. Да, какая-то крупная авария. (Рассмеявшись.) Но сейчас все это меня уже не интересует. Все это было давно! И, может быть, не со мной! Ну вот, у вас уже и лицо какое-то скорбное сделалось. (Снова засмеявшись.) Давайте выпьем! Просто так, ладно? Ни за что. За то, чтобы вино всегда пьянило! Я от них, от всяких скорбных и серьезных лиц, и удрала!
О н (задумавшись). Что ж. По крайней мере, хоть понятно теперь.
О н а. Нет, это вино, не вода! Давайте мы выпьем!.. Я хочу, чтобы все-все люди были счастливы! Я так быстро пьянею! Вы не бойтесь! Я сейчас уйду. Уйду! Вы меня, пожалуйста, простите! Мне не к кому было прийти! А сейчас так хорошо. Сидеть вот здесь, в какой-то чужой комнате, которая уже не чужая, и пить чай с лимоном? И вино? И разговаривать. А вы знаете, я ведь не знала, не понимала раньше, что это, именно все это и есть счастье! А вы? Вы счастливый человек?
О н. Счастливый ли человек? Не знаю.
О н а. Ну вот, видите, и вы! И все так. Люди почему-то не знают, что они счастливы! Они почему-то всегда думают, что они несчастны, а это неправда. Это такая неправда! Если бы люди поверили в то, что они счастливы! Если бы увидели!
О н. Странно, у меня было сегодня ощущение, что что-то случится.
О н а. Не знаю. Голова кружится. Так мало я выпила, а голова кружится? Я сейчас уйду.
О н. Почему вы сбежали из клиники?
О н а. Я должна идти. Но я за день так устала прятаться. Я боялась ходить по улицам. Убежать из больницы — это одно дело, но потом?
О н. Почему вы сбежали?
Молчание.
О н а. Знаете, оказывается, когда нарушаются все связи, очень трудно. Оказывается, когда у человека нет уже дома, друзей, знакомых, нет даже паспорта и имени… Я не могу идти к знакомым, потому что если меня увидят, то опять отвезут в больницу! А у меня есть несколько дней. И они мои. Сейчас я чувствую себя хорошо. Вчера мне стало значительно легче! И я хочу в лес!
О н. В лес?
О н а. Я очень давно не была в лесу. Я хочу в лес… Сегодня на рассвете я все это придумала. Уйти, и — чтобы ни следа, ни дыхания не осталось. И мама… У нее будет все-таки надежда, что я жива, что я когда-нибудь вернусь…
О н. Вы пришли ко мне, потому что я для вас совсем чужой человек. Но зачем вы пришли к этому чужому человеку? Для чего?
О н а (после паузы). У меня же ничего нет. Вот платье нужно купить… А вы чужой человек. И я подумала, что вы не будете говорить о всякой ерунде, уговаривать меня. Просто поможете! Ведь вы же человек. Я могла бы прийти в любой другой дом.
Он поднимается, подходит к телефону.
(Вскочив и медленно отходя к двери.) Нет, нет! Не надо звонить! Вы не сделаете этого! Вы не можете так поступить.
Долгое молчание.
Никто не узнает, что я была у вас. Ваша совесть может быть спокойна! Вам нет до меня дела! Спасибо за чай. Все было очень хорошо. Извините. Я пойду. Пожалуйста, извините меня.
О н. Хорошо. Пусть будет так. Хорошо… (Открывает ящик стола, вынимает деньги.) Вот. Возьмите.
О н а. Быть может, у вас есть помельче? Зачем мне столько?
О н (взрываясь). А зачем я должен знать, сколько вам нужно?! Зачем вообще я должен что-то знать?! Вы пришли ко мне. Потому что я чужой человек. Потому что мне все равно! Берите деньги и идите! Езжайте куда хотите, хоть на Север! Больше я ничего не желаю знать. У меня своих забот по горло, своих дел. Я ничего не хочу знать. (Смешавшись.) Простите меня. (После долгой паузы.) Было бы лучше… Лучше, если бы вы не приходили ко мне…
Молчание.
Слушайте! А если, если все это вам примерещилось со страха? Здесь все-таки врачи!
О н а. Нет-нет! Спасибо за все. Я пойду.
О н. Куда вы сейчас?
О н а. Не знаю. Наверное, на автовокзал. Хочу в лес.
О н. Может быть, вы и правы, приняв всю ответственность за свою жизнь на себя. Подождите!.. Магазин здесь неподалеку. Я куплю все, что вам нужно. Сам.
О н а. Зачем?
О н. Вам же надо будет потом где-то переодеться? Я не буду звонить в больницу. Не бойтесь. Даю вам слово.
Женщина снова одна. Блуждает по комнате. Подходит к зеркалу, смотрит на себя, осторожно трогая рукой отражение своего лица…
О н а. Может, это все сон? Может быть, все то, что произошло, приснилось? Какой-то кошмарный сон? Или я схожу с ума и поэтому мне все кажется?
Звонит телефон.
Да. Алло?.. Да-да. Видите ли, он только что вышел… Вероятно, скоро вернется!.. Я? Ну зачем вы сердитесь? Но уверяю вас, его нет сейчас дома… Видите ли, я… Я не знаю, как вам объяснить… (После долгой паузы.) Ну вот, и трубка брошена. (Осторожно кладет на рычаг телефонную трубку.) Господи! Пришла в чужой дом, в чужую жизнь! И зачем надо было брать трубку? (Оглядывая комнату.) Спасибо тебе, дом. Спасибо тебе, последний мой человек…
Ж е н с к и й г о л о с.
Надламывайся и гори! Тебе не внове, сердце!
Дороже целого творцу надломленное сердце!
Надламывайся и гори! Тебе не внове, сердце!
Но разве могут зреть плоды, когда погасло сердце!
Пора, нора, расправь крыла и ввысь взлети, ликуя,
С рожденья к светлым небесам стремящееся сердце!
Общий свет, и на месте, где стояла женщина, — он, мужчина.