.
ЁН ГЁ (тихо). Что ты делаешь?
ТОН ИК. Такое ощущение, что мы на заднем сиденье машины, правда?
Голос Тон Ика как у похотливого старшеклассника. Он засовывает руку под пижаму Ён Гё и продолжает ласкать грудь. Ён Гё смотрит на кухню и лестницу, чтобы убедиться, что никто не смотрит. Она закрывает глаза и отдается наслаждению.
ЁН ГЁ (стонет). По часовой стрелке.
Тон Ик двигает рукой в соответствии с инструкцией. Перемещается ниже пупка Ён Гё. Их тела еще ближе. Дыхание становится прерывистым.
ТОН ИК. У тебя есть пара дешевых трусиков?
ЁН ГЁ. Дешевые трусики?
ТОН ИК. Которые оставил Ен. Типа таких. Очень дешевые и безвкусные.
Рука Тон Ика скользит под трусики Ён Гё. Он заставляет ее «трепетать», как секс-игрушка. Губы Ён Гё приоткрываются от удовольствия. Она задыхается.
ЁН ГЁ. Нет, у меня нет… ничего такого пошлого.
ТОН ИК. Наверное, я извращенец. Думаю об этих дешевых, дурацких трусах.
ЁН ГЁ. Где я найду… такие жуткие? (Вздыхает.) Ниже.
Ки Чон пытается сохранить невозмутимое выражение лица, пока богатенькая пара издевается над ее нижним бельем. Лицо Ким Гитхэка потемнело. Он унижен еще больше, чем она. Тем временем разговор о трусах приближает Ён Гё к кульминации. Она кусает губы, но с трудом сдерживает стоны. Ким Гитхэк, Ки У и Ки Чон под столом все слышат. На лице Ким Гитхэка тяжелая усталость. Время течет медленно.
Работает мизансцена: бедные помещены под диван богатых. Это нашкодившие слуги, они прячутся, и хозяева не знают, что под диваном кто-то есть. Это дает им свободу обсуждать своих слуг – их странный запах и найденные в их машине дешевые трусы. Богатые не знают, что тем самым невольно унижают бедных, ведь бедные прямо сейчас слышат всё, все насмешки, и очень страдают. Обратите внимание, что автор не стал ограничивать себя в ремарках, которые очень подробно и прямо описывают все то, что актерам надо играть. Так что если в продакшенах вам будут говорить, что ваши ремарки слишком подробны, покажите им сценарий «Паразитов».
СУХОЙ ГЛАЗ. Stay fucking still! / Не дергайся, сука!
Розалинд видит кого-то в дверях.
РОЗАЛИНД. Hi, babe / Привет, малыш.
Мы видим Микки. Микки стреляет в Сухого Глаза, мы слышим звук рухнувшего тела.
МИККИ. Hello, love / Привет, любимая.
Диалог очень короткий: три персонажа и три реплики. Что позволило авторам быть такими краткими? Мизансцена. Бандит нагнул Розалинд, готовится ее насиловать и не замечает, что муж Розалинд, Микки, уже в дверях, и с оружием. Все происходит очень быстро. Диалог на фоне такой драмы подчеркнуто «никакой» – повседневный, бытовой – привет, мол. Было бы отвратительно, если бы в такой момент персонажи сидели на пафосе и вещали что-то высокое, согласитесь.
ДЭННИ. Все равно дерьмовый дом. Эй! Ты куда, прыгай в машину.
ПОЛ. Меня друг подвезет.
ДЭННИ. Садись в машину.
ПОЛ. Он рядом живет.
ДЭННИ. Ладно.
ВОДИТЕЛЬ ТАКСИ. Убер для Пола?
Младший брат Пол опять стал свидетелем неудач старшего брата Дэнни. Дэнни, как всегда, облажался, и Пол не хочет быть с ним рядом, хочет увеличить дистанцию. Но не признается в своих желаниях старшему брату, а врет, что его подвезет друг. И тут сценарист запускает в кадр такси – и водитель разоблачает Пола. Дэнни все понимает. Ему горько. Как выглядел бы этот диалог у плохого сценариста? Пол бы огорошил брата прямой инфой: я с тобой ехать не хочу, мне противно. Но сценаристы «Грызни» сделали подтекст, введя в кадр такси, – изящно и легко. И смешно! Обратите внимание: снова принцип «все не то, чем кажется».
Фламинго прилетели на террасу.
САНТА. Почему ты больше не пишешь книги?
ДЖЕП. Я искал великую красоту, но… не нашел.
САНТА. Знаешь, почему я ем только корни?
ДЖЕП. Нет. Почему?
САНТА. Потому что корни – это важно.
Санта дует на стаю фламинго, они улетают.
Иногда нам всем, как автору этой сцены, могут понадобиться фламинго. Для чего?
Нереальность этой сцены – целая стая огромных розовых птиц на террасе в центре Рима – позволяет автору вложить в уста Святой (Санта) высокие слова с подсказкой-пророчеством. Если бы она сказала то же самое в других обстоятельствах, мы бы не обратили на это внимание. Но художественное решение сцены помогает сделать акцент на словах Святой, и Джеп запоминает их. Как будто они сразу попадают в его подсознание.
ПЕРВЫЙ. Я робот с блоком абсурда. (Пауза.) Ты слышал?
ВТОРОЙ. Кто ты?
ПЕРВЫЙ. Я робот с блоком абсурда. То есть я робот, но чтобы никто меня не вычислил и не узнал, что я робот, вот для этого во мне стоит блок абсурда.
ВТОРОЙ. Ясно.
ПЕРВЫЙ. Хочешь, скажу что-нибудь абсурдное? (Пауза.) Ты спишь, что ли?
ВТОРОЙ. Нет.
ПЕРВЫЙ. Хочешь, я скажу что-нибудь абсурдное?
ВТОРОЙ. Что ты доебался до меня?!{44}
Двое разговаривают о какой-то ерунде. Сначала мы не знаем обстоятельств этого разговора и кто все эти люди, но затем в истории, которая казалась дуракавалянием, происходит поворот: все оказывается не тем, чем виделось. Оказывается, эти люди сидят в поликлинике перед кабинетом врача, и у Первого серьезный диагноз. Мы начинаем понимать, что за его игрой скрываются страх и отчаяние, попытки уцепиться за жизнь.
К столу подходит официант с мясом, нарезанным на стейки.
ОФИЦИАНТ. Вот, пожалуйста, вы просили посмотреть мясо.
МАРИНА (Филиппу). Ну продолжай.
ФИЛИПП. Да, в общем, это моя большая урбанистическая концепция для развития Металлогорска. У нас есть А – великая группа «Яичный свет» – наше всё. И Б – мы построим огромный музейный комплекс, посвященный ей и металлогорскому андеграунду 90-х в целом.
ОФИЦИАНТ (хочет забрать мясо). Простите, мы можем готовить?
МАМА. Да, пожалуйста.
ПАПА. Это не вырезка.
ОФИЦИАНТ. Что?
ПАПА. Ну, у вас написано «вырезка», а это не вырезка.
МАРИНА. Пап, ты слушаешь?
ПАПА. Да-да, конечно.
ФИЛИПП. Да. И Металлогорск становится центром притяжения для ценителей андеграунда со всего мира.
МАМА. Угу.
МАРИНА (Филиппу). Покажи эскизы. Филипп готовит грандиозный фестиваль «Месиво».
ФИЛИПП. Металлогорское синкретическое возрождение.
МАРИНА. Да. Там будут запущены десятки дирижаблей. Двести тыщ зрителей, между прочим, да?
ФИЛИПП. Да. И в центре города на музее-небоскребе планируется динамическая статуя бензопилы, вот.
МАМА. Очень интересно. Скажите, а у вас постоянная есть работа какая-то? Просто хочется поближе познакомиться, ну раз вы, вот, с нашей Мариной.
МАРИНА. Да, Филипп ведет паблик «Яичный Металлогорск», и ему присылают донаты.
Официант подходит к столику с мясом, нарезанным на стейки.
ОФИЦИАНТ. Простите, это все-таки вырезка.
ФИЛИПП (родителям). Знаете, мне просто деньги сейчас не очень нужны.
ПАПА (расплывается в улыбке). Хах, деньги не нужны.
ОФИЦИАНТ. Простите, мы можем готовить?
ПАПА. Филипп, можно на секундочку?
МАРИНА. Что происходит?
Филипп выходит из-за стола, папа выходит из-за стола.
ПАПА. Все хорошо, меня просто немножко раздражает этот ресторанчик.
Папа поворачивает Филиппа к себе спиной.
ПАПА (официанту). Где здесь вырезка?
Папа берет большой мясницкий нож.
ОФИЦИАНТ. У коровы?
ПАПА. У тюленя. Это же телятина. Где здесь вырезка? (Машет ножом рядом со спиной Филиппа, как будто собираясь его резать.) Допустим, это филейный край, это шея. Вырезка где?
МАМА. Вы знаете, Филипп, деньги – это ерунда, это правда. Но только до того момента, пока они вам не понадобились.
ФИЛИПП. Я с вами полностью согласен. Когда понадобится, я обязательно заработаю.
ПАПА. Мне нравится такой подход: понадобится – заработаю! Мариночка наша тоже зарабатывает, ни копейки у нас не берет. Только так! (Официанту.) Так где у нас вырезка?
МАРИНА. Пап, хватит.
Официант указывает на часть спины Филиппа.
ОФИЦИАНТ. Мне кажется, вот здесь вырезка.
ПАПА. Так, хорошо, нашли. Что она делает, какую функцию выполняет?
МАМА. Паша, пожалуйста, перестань мучить человека. Он не понимает.
ПАПА. Конечно, не понимает. И поэтому прежде чем говорить со мной, изучите сначала вопрос. Никакой функции она не выполняет, на нее нет нагрузки, и поэтому структура вырезки, она рыхлая. (Указывая на стейки.) А здесь, смотри, сколько соединительных тканей, а знаешь почему? (Поднимая руку Филиппа и хлопая его по лопатке.) Потому что этот кусок вот отсюда, вот здесь, это лопатка, мышца, нога!
МАМА (официанту). Молодой человек, вы, пожалуйста, только не переживайте, он просто с мясом уже двадцать лет работает.
ПАПА. Я двадцать пять лет занимаюсь мясом. Ну что вы мне здесь впариваете, мне, взрослому человеку, какие-то вырезки, какие-то фестивали…
Марина, почувствовав тошноту, выбегает из зала.
Мы, конечно же, видим конфликт ценностей, и стоило бы переместить диалог в соответствующий раздел. Но обратите внимание, что именно помогает нам это увидеть. Сеттинг: ресторан. Мизансцена: пара родителей сидит перед молодой парой: их дочь Марина и ее новый бойфренд. И на столе на дощечке – куски мяса, задача отца – их одобрить. Но одобрить их он не может, потому что он заказывал вырезку, а ему принесли лопатку, не то мясо. А отец разбирается в мясе. И мясо играет на то, чтобы подсвечивать конфликт ценностей этих людей. Отец – прагматик, материалист, занятый всю жизнь производством мясной продукции, а новый бойфренд Марины – идеалист, мечтающий о каких-то фестивалях, о чем-то нематериальном, его не волнует пища земная. Папа хотел бы «сожрать» такого ухажера, выгнать. Итак, введите в сцену мясо, и пусть оно работает на конфликт.